Снова посмотрел на хозяина номера: — Ну, что Хозяин, говорить будем или мне тебе сразу начинать ребра ломать?
— Мы можем договориться? — вдруг неожиданно спросил он.
Я даже слегка опешил от такой наглости. Думал, что начнет плакать, предлагать деньги, говорить, что исправиться, а этот оказался прожженным дельцом, сразу предлагая сделку.
Отвечать я не стал, а задал новый вопрос: — Какая у тебя настоящая фамилия?
Минута прошла в молчании, но после того, как я спросил: — Что тебе сломать? — он сразу перестал молчать и быстро ответил: — Макиш. Николай Семенович.
Только я начал вспоминать о том, где слышал эту фамилию, как он заговорил: — Все расскажу. Я сын Семена Марковича Макиша, доверенного приказчика купца первой гильдии Крупинина, ныне покойного.
Рассказчик из Макиша оказался плохой, так как уж больно сильно он волновался. История началась с того, что Крупинин, в одном из своих походов в поисках золота, случайно набрел на зарубки, оставленные каким-то человеком. Сначала он подумал, что их оставил какой-то старатель, причем давно, так как метки были уже еле заметны. Обрадованный тем, что возможно его ждет богатство, он постепенно стал расширять круг поисков, ища другие следы. Спустя две недели блужданий, вышел к болоту, и только благодаря настойчивости и почти звериной интуиции, спустя трое суток, нашел остатки гати, ведущей в глубину болот. Шел почти два дня, осторожно, многократно проверяя топкую тропу, ведущую через трясину, так как большинство оставленных знаков, давно сгнили или ушли под воду. Наконец, он вышел на твердую землю. Ею оказался остров, находящийся посреди болот. Найти клад оказалось намного проще, чем добраться до острова. Спустя час он уже стоял возле обрушившейся от времени большой землянки. С диким остервенением он вкопался в землю и спустя несколько часов лихорадочного и непрерывного труда наткнулся на прогнивший сундук. Уже то, что лежало в нем, дало понять Крупинину, что он нашел богатейший клад. Он чуть не сошел с ума от счастья. Спустя два дня он полностью раскопал доставшийся ему клад. Четыре больших сундука и около десятка ларцов различной величины. Две дюжины золотых и серебряных статуй и статуэток различной величины. Особо старатель отметил отлитую из золота статую величиной более полуметра. Прожив на острове полторы недели и поняв, что продукты на исходе, он стал собираться в обратный путь. Что тот взял с собой, младший Макиш не знал, но с этого капитала и началось его богатство. Видно действительно оборотистым да удачливым торговцем оказался бывший крестьянин и старатель, сумевший за несколько лет превратить десятки тысяч рублей в миллионы. Он все собирался снова съездить на остров и забрать все, что там лежало, но пьяная и разгульная жизнь так и не дала ему это сделать, тем более, что денег у него и так хватало. Все метки и вежи для прохода через болото он обновил и нанес на карту, которую разделил на две части и засунул в картонные лубочные картины, а уже потом приклеил их на библию. Никто его тайны не знал, до того момента, когда по пьяному делу, он не открыл ее своему единственному другу, Семену Макишу. Раньше они были друзья, не разлей вода. Вместе зверя били, на приисках работали, а однажды Семен спас жизнь Крупинину в пьяной драке. Разбогатев, он нашел своего старого товарища и сделал своим доверенным лицом в торговых делах. Тот оказался под стать Крупинину, докой в торговых делах, но при этом остался верным, честным и надежным человеком. Спустя годы, когда Крупинин стал купцом — миллионером, он решил открыть своему давнему другу тайну. Причина была проста. Дескать, он уже в возрасте, не жены, не детей, а у Макиша сын, деловой да оборотистый.
И рассказал ему, где находится клад, но карты с метками не дал. Прошел год и все изменилось. Крупинин неожиданно женился, а спустя восемь месяцев так же неожиданно и скоропостижно умер. Макиш был тогда в отъезде по торговым делам и не успел проститься со своим благодетелем. Прошло какое-то время, и отец Николая сильно заболел. Собравшись умирать, он призвал на смертный одр сына и поведал ему тайну о сокровищах, при этом взяв клятву, что сын разделит найденные богатства с вдовой Крупинина. Сын не успел обрадоваться столь щедрому подарку, как папаша неожиданно пошел на выздоровление. Всю жизнь живший за спиной отца, так как мать умерла рано, он давно мечтал уйти от него, но при этом не смел и слова против сказать, так как с самого детства боялся скорого на расправу отца. Но мираж богатства продолжал манить и наконец он решился сказать о том, что вдова Крупинина и так богата, поэтому почему бы им не взять богатства. Нет, они конечно с ней поделятся, но в другой пропорции. Скажем, двадцать на восемьдесят. В ответ отец не просто разозлился, он рассвирепел и только после того как немного успокоился, дал жесткий ответ: я был верен Крупинину, а теперь верен его жене, а ты мне хоть и сын, но если с ее головы упадет хоть один волосок ты мне ответишь. Макиш младший плакал и клялся, что все понял и теперь по гроб жизни не забудет, но на самом деле он уже разработал план.
Более десятка лет работая под руководством отца и являясь торговым представителем, он часто бывал наездами в крупных городах. Случай свел его с матерым уголовником Ножом, которому он изложил свой план, при этом поставил условие, чтобы Машу Крупинину и пальцем никто не смел тронуть. Все должно произойти естественно. Например, влюбиться и выйдет замуж. В этом случае он получал карту, а бандиты миллионы Крупининой. Все шло хорошо, как в один момент план рухнул. Банда была уничтожена в течение недели. Узнав об этом, он перепугался так, что в течение двух последующих месяцев не показывался в Петербурге. Потом нашел последнего члена банды — Пиво. И узнал, что это дело рук некоего Богуславского. Естественно, что он решил, что это его соперник в поисках клада, тем более, что это он скрывал Машу Крупинину и именно с его подачи уехала за границу. Он дал денег бандиту и приказал установить за профессором и бывшим поручиком слежку. Когда от Пива пришла телеграмма, его снова охватил охотничий азарт. Обуреваемый мечтами о богатстве, он бросил все дела и приехал в Петербург. А тут на тебе. Вместо карты Богуславский, словно черт из коробочки, выскочил. И не просто так появился. Конкретно разбираться будет. Убьет и все.
Эти мысли легко читались на лице понурого и дрожащего от страха Николая Макиша. Я внутренне усмехнулся.
— Про местность понял, а как ты говоришь, речка называется?
— Змеиная. Я был в тех местах. Искал отметки. Местность там болотистая, постоянно идешь по колено в воде, да и ям подводных хватает. Чуть зазеваешься и ухнешь сразу по пояс, а то можешь и по горло. Тогда все. Молись богу! Я... все рассказал. Что... теперь со мной будет?!
Честно говоря, я так и не решил, что с ним делать. Полиция просто откажется заводить на него дело. Показания Пиво на него тоже действительной силы не имеют. Убить?
— Если бы не отец, ты бы наверно Машу к смерти приговорил. Скажешь, не так?
— Нет! Не хотел я ее смерти и всегда хорошо относился! Мне нужна была только карта! Только она давала мне свободу и богатство! Мне просто хотелось жить своей жизнью! Вам это трудно понять, но когда вашей жизнью управляет своенравный, упрямый и жестокий отец, она превращается в ад! Да, в это трудно поверить, но это так!
Это прозвучало настолько зло и горячо, что чувствовалось, сказано было не для красивого словца, это был крик истерзанной души. Он резко замолчал, потом вяло махнул рукой, вроде, делай со мной что хочешь и уставился в пол. Я встал, потом взял ключ и пошел к двери. Щелкнув замком, обернулся: — Считай, я тебе поверил. Живи.
Так я неожиданно получил наследство. От Крупининой. Почему она так поступила, оставалось только догадываться. Видно все-таки муж рассказал ей о своей тайне, находясь при смерти. Может, даже сказал, чтобы привлекла к поискам клада Макиша. Скорее всего, так оно и было, только в тот момент она приняла все это за горячечный бред и уже намного позже, после бандитского подвала, поняла, что клад действительно существует. Испуганная до смерти Крупинина, не желая повторения тех ужасов, решила избавиться от плана, передав его мне, а чтобы не объяснять мне, что это за библия, решила передать ее мне через Иконникова. Видно, избавляясь от карты, она считала, что тем самым навсегда избавляется от дальнейшего преследования.
Мысль, чтобы съездить в те места и поискать клад, как появилась, так и исчезла. Пока хватало дел и здесь. По крайней мере я так считал.
ГЛАВА 12
В начавших сгущаться сумерках зимнего вечера, возвращаясь с тренировки, я неожиданно встретил отца Елизария, с которым мы не виделись около полугода. Поначалу я даже не сразу его узнал. Щеки округлились, да и борода стала окладистее. Спасаясь от порывов холодного ветра, он кутался в длинное черное пальто, подняв воротник.
— Здравствуйте, отец Елизарий. Как ваш колокол? Отбивает все что положено?
— Доброго здравия и вам, Сергей Александрович. Колокол в порядке, а как вы сами? Смотрю, лицом похудели, да и глаза изменились. Вот только не пойму: в хорошую или плохую сторону?
— Трудно сказать, потому что в последнее время у меня жизнь, что тот маятник. Качается, то в одну, то в другую сторону.
— Образно сказали. Значит, было и хорошее, и плохое. В церковь не хотите прийти, душу облегчить?
— Свои личные дела не намерен ни с кем обсуждать.
— Гордыня — смертный грех, Сергей Александрович. Не забывайте об этом. Я сейчас домой иду. Может, заглянете к нам? Матушка недавно о вас вспоминала. Желает одарить вас вареньем. Шесть сортов! А какое душистое! От аромата аж голова кружится! Идемте! Анастасия Никитична борщ отменный сварила! Прошу вас, не побрезгуйте!
Услышав про борщ, мой желудок требовательно заурчал.
— Уговорили!
Спустя полчаса я с аппетитом ел наваристый красный борщ, приготовленный умелыми руками попадьи. Разговор за столом был почти семейный, спокойный и тихий. О погоде, о войне, о жизни. Поинтересовался, как идут дела в школе.
— Теперь на наши занятия ходит три десятка ребятишек, — радостно сообщил мне отец Елизарий, а затем добавил: — Еще по моей просьбе нам учительницу новую прислали. Аккуратная и вежливая девушка. Ведет у нас географию, историю и арифметику. Матушка — чистописание, а я, как и прежде, веду закон божий.
— Рад за вас! Знаете, мне хотелось бы внести пожертвование на школу. Если вы не против, то я загляну к вам на днях.
— Как мы можем быть против того, что угодно богу, — несколько высокопарно произнес отец Елизарий.
— Так приходите к нам в среду, Сергей Александрович, — пригласила меня Анастасия Никитична. — Щи будут, из кислой капустки. Да еще думаю пирожки сделать.
— Раз пирожки — обязательно приду.
В назначенное время я постучал в дверь отца Елизария. Открыла мне матушка. По ее расстроенному лицу и мокрым глазам было видно — что-то случилось.
— Ох! Это вы!
— Я некстати?
— Даже не знаю, Сергей Александрович! Ох, извините! Говорю, не подумав! У меня от всего этого прямо голова кругом идет! Да, проходите! Проходите! Вот веничек, отряхните снег! Пальто снимайте!
Матушка, взволнованная, засуетилась вокруг меня.
— Успокойтесь и расскажите, что случилось.
Она замерла, прижала сложенные вместе руки к пышной груди и плачущим голосом, не совсем внятно принялась рассказывать: — Ох, беда! Тут вот какое дело приключилось! У нас в школу мальчонка ходит. Головастый, все с первого раза хватает.... Только вот родители его, безбожники и разбойники! Пьют беспробудно, целыми днями, а сына своего заставляют на улице милостыню просить. Ироды окаянные! Вот и сегодня пришел на занятия без шапки, с синяком под глазом. Говорит, еле вырвался.... Я его чаем горячим с вареньем отпоила и сейчас он на занятиях.
Я пожал плечами. Таких случаев сотни тысяч по всей России. В чем проблема?
— Анастасия Никитична, вы ведь не все мне рассказали?
Та замялась, опустила глаза.
— Петенька не велел говорить.
— Какой Петенька? — спросил я и только тут понял, что она назвала гражданское имя своего мужа. — Извините. А как его по батюшке?
— Петр Николаевич.
— Вы мне все-таки расскажите. Хуже не будет.
— Вы правы. Хуже не будет.
Оказалось, что священник уже ходил к его родителям, чтобы усовестить их и заработал там синяк под глаз.
— Вы уж не говорите ему этого. Пожалуйста. Он очень гордый, хотя и пытается бороться с этим грехом. Хорошо?
— Ничего не скажу. Чаю с вареньем не угостите?
— Ох, господи! Совсем с этими заботами забыла о гостеприимстве!
Когда я уже пробовал второй сорт варенья, пришел грустный и какой-то поникший отец Елизарий. Поздоровался и, не раздеваясь, как был в теплом пальто, сел за стол. Отодвинул в сторону чашку, поданную ему матушкой, сказал: — Пойду, наверно, я к Степану Пантелеичу. Он городом поставлен закон поддерживать! Правду я говорю?!
Супруга согласно закивала головой, правда, при этом радости на ее лице не прибавилось ни капли.
— Он кто? Городовой? — спросил я священника.
— Да. Наш околоточный надзиратель. Я уже ходил к нему, но он только руками разводит. Они, дескать, семья. Говорит, это их дитя и как желают, так и воспитывают. Но, похоже, мне придется идти снова, так как Светлана Михайловна настроена решительно и собирается отвести его домой, чтобы поговорить с родителями. Я собрался идти с ней, но подумал, что может быть лучше, если с нами пойдет Степан Пантелеевич.
— Зачем вам городовой? Я сам с вами схожу.
— Нет, Сергей Александрович, не надо! Вы правильный человек, но нет у вас любви к людям, как нет в сердце сострадания, а насилие только порождает еще большее зло!
— Петр Николаевич, я могу вас так называть?
— Давно уже пора, Сергей Александрович. Ведь мы с вами общаемся не как духовник с верующим, а как хорошо знакомые люди.
— Вот и хорошо. Тогда, Петр Николаевич, разрешите мне сопровождать вас вместе с учительницей. Ночи темные, народ нынче озорной. К тому же обещаю, что слова лишнего не скажу без вашего согласия.
— Даже не знаю, Сергей Николаевич, что и сказать. Хотя,... может ваш богатырский вид устрашит иродов и снизойдет на них страх божий, — священник некоторое время обдумывал эту мысль, и было видно по легкой улыбке, что с каждой секундой она ему нравилась все больше. — Хорошо, идите с нами, но только очень вас прошу: не изливайте на них гнева своего.
— Как скажете, Петр Николаевич.
Священник даже просветлел лицом. Порывисто вскочил.
— Одевайтесь, а я пойду и предупрежу Светлану Михайловну!
С этими словами он вышел из комнаты. Я посмотрел на его супругу. Та мягко улыбнулась и сказала: — Вы уж там, пожалуйста, присмотрите за ними.
— Не волнуйтесь, Анастасия Никитична, все сделаем в лучшем виде.
Попадья при этих словах весело и как-то легко засмеялась. Одевшись, я вышел, чуть не столкнувшись на входе со священником, уже шедшим за мной, вдруг неожиданно вспомнил, зачем пришел.
— Петр Николаевич, совсем забыл!
