— Что есть, то есть. Говори, Афоня, — поторопил я товарища революционера.
— Как я уже говорил, приехали мы в Питер, две недели назад, из Москвы. Нас, вместе с Лисой, прислали на усиление боевой группы Арона. Поселили нас на явочной квартире. А вчера вечером от него пришел человек. Назвался товарищем Василием, после чего сказал: пройдете проверку кровью, значит, примем. Дал оружие, после чего привез нас в какой-то подвал и сказал, чтобы мы были готовы действовать в любую минуту, затем ушел. Спали вполглаза, а потом пришли двое. Человек от Арона и еще один. Шляпа на глаза надвинута. С бородой и в темных очках. Посмотрел на нас и ни слова не сказал, только слегка головой кивнул. После этого товарищ Василий подвел нас к этому дому и сказал номер квартиры, а у подъезда нас ждал Пролаза. Мы с ним действительно на пересылке познакомились.
Я посмотрел на уголовника и что удивительно, особого испуга на его лице не было, хотя его на прямой лжи поймали.
— Начальник, не кипишуй! Объясню! Доволен будешь!
Я с сомнением покачал головой, но говорить ничего не стал. Еще придет его очередь.
— Что вы должны были сделать? — спросил его Пашутин.
— Ну, это... убить того, кто находиться в квартире. Только я не собирался стрелять! Поверьте мне! Это Лиса, она фанатичка! Она все время....
— Заткнись, тварь! — я отвесил ему затрещину, потом повернул голову к Пашутину. — Миша, телефон у тебя за спиной. Вызывай жандармов.
После того, как жандармы, записав показания Афанасия Трешникова и забрав революционеров — боевиков, ушли, домушник попытался ухмыльнуться, но сразу охнул от боли в разбитом лице.
— Настроение поднялось? — зло поинтересовался у него Пашутин. — Так я тебе его в раз опущу!
— Вижу вы люди деловые, хотя и непонятно мне какой масти. Поэтому давайте так. Я вам кое-что шепну, без записи, а вы мне — волю даете. Договорились?
— Говори! Там видно будет!
— Мы в очко играли у Машки Портнихи, туда и заявился фраерок. Его привел Венька Хлыст. Вот между ними и прозвучала кликуха Арон.
— Вот значит, как дело было. Венька, значит, привел на малину фраера? — словно бы с ленивым равнодушием спросил Пашутин, но ощущение создалось такое, словно из мягкой лапы хищника вот-вот покажутся когти. Уголовник это почувствовал и сжался, инстинктивно прикрыв голову руками.
— Начальники, истинную правду говорю!
От его развязности не осталось и следа.
— Это был товарищ Василий?!
— Нет. Он из блатных. Никогда раньше его не видел. А Венька его знает.
— Представишь нам Хлыста и можешь идти на все четыре стороны!
— Выбора у меня, похоже, нет.
— Почему? Есть! — усмехнулся Пашутин. — Не согласишься, припишем тебя к революционерам — боевикам и закончишь ты свою жизнь на эшафоте.
— Ты чего, начальник?! Какая виселица?!
— Тебя, кстати, как зовут? Только по-человечески скажи, а не свою собачью кличку.
— Макар Савельич Пролазин.
— Ты, похоже, так и не понял, куда вляпался, Макар Пролазин. Два боевика, для которых ты вскрыл дверь, идут по делу по покушению на жизнь государя. Как тебе это?!
Лицо домушника мгновенно побледнело, а лбу мелкими крапинками выступил пот.
— Нет. Нет! Чем хотите, поклянусь, но не умышлял я смертоубийства царя! Вы же сами все видели! — он оглядел нас округлившимися от страха глазами. — Сдам я вам Веньку! Сдам со всеми потрохами! Что б он сдох, паскуда! С него, висельника, спрашивайте, не с меня!
ГЛАВА 19
Искали мы Хлыста два дня, но тот как в воду канул. По картотекам политического сыска эта группа боевиков, как и их вожак по кличке Арон, не проходил. Это могло показаться странным, если бы мы не знали о существовании подполковника-жандарма, которому вполне по силам прикрыть их деятельность от излишнего внимания. Чтобы не топтаться на месте, мы подключили к этому делу полицию, передав им Макара Пролазина, а сами вплотную занялись охраной царя. Теперь во всех передвижениях по городу я лично сопровождал императора, а Пашутин тем временем занялся организацией охраной царя. Несмотря на то, что он постарался исключить всех лишних людей, знающих о маршрутах передвижения императора, избежать полностью утечки информации мы не могли, но о последней линии обороны, так шутливо звал Пашутин свою группу, которую составляли полтора десятка боевых офицеров-монархистов, никто не знал. Он их отобрал, как как-то выразился, по своему образу и подобию. Именно они должны были дополнить, на наиболее уязвимых точках маршрута, полицейских и филеров в штатском.
Только царский автомобиль, снизив скорость, стал поворачивать, как раздался бешеный стук копыт, и на дорогу вылетела пролетка. В ней сидел жандармский полковник с дамой. Судя по громкому смеху, и как она размахивала бутылкой шампанского, это была дама легкого поведения. Двое казаков конвоя кинулись им наперерез, чтобы их перехватить, и тут раздались выстрелы. Они раздались одновременно со звоном разбитой бутылки, отброшенной в сторону террористкой, изображавшей шлюху. Из остановившейся пролетки, перегораживающей дорогу автомобилю, "полковник" и извозчик начали в упор расстреливать городовых и казаков, которые только сейчас пришли в себя и схватились за оружие. Женщина тем временем принялась стрелять в автомобиль. Первая пуля ударила в капот и ушла рикошетом, вторая пуля разнесла лобовое стекло. В этот самый момент я выстрелил дважды. Первая пуля ударила женщину где-то под прищуренный глаз, в тот самый миг, когда она, держа обеими руками револьвер, целилась в шофера, а вот второй выстрел оказался неудачным. В момент выстрела убийца, переодетый полковником резко развернувшись к вознице, заорал во все горло: — Гони!! — но уже в следующий миг нелепо взмахнув руками, вылетел из начавшей набирать скорость пролетки. Частые хлопки выстрелов городовых и казаков смешались с громкими и испуганными криками людей. Где-то совсем рядом, истерично, с надрывом закричала женщина.
"Похоже, это только начало".
Я развернулся к испуганному шоферу, который вместо того, чтобы ехать вперед, все еще выкручивал руль, разворачиваясь. Судя по его бледному лицу и остановившемуся взгляду, он пребывал в состоянии шока.
— Вперед гони, идиот!
Только я успел так сказать, как стрельба началась с новой силой. Я развернулся в сторону тротуара и первое, что увидел как полицейский, так и не успев нажать на курок, начинает заваливаться назад. Большую часть картины загораживал мне конвойный казак, сидевший на лошади и стрелявший в какого-то, мне невидимого, врага. Мельком отметил тело человека в штатском, лежащего ничком на тротуаре, а в нескольких метрах от него, прижавшуюся к стене противоположного здания пару, мужчину и женщину, с бледными, вытянутыми лицами. Я уже был готов выскочить из автомобиля, как раздался взрыв, и нас основательно тряхнуло. Вдребезги разлетелось заднее стекло. Снова закричали люди. Испуганно заржали лошади. Шофер автоматически затормозил. Я резко развернулся к императору, ехавшему на заднем сиденье. Государь имел бледный вид, но, на первый взгляд, был жив и невредим.
— Вы как?!
— Как видите, еще живой, — тут он дотронулся до шеи сбоку, отнял руку, посмотрел. — Задело.
В этот самый миг наступила тишина. Правда, довольно относительная, с женским причитанием, плачем, криками, но зато без стрельбы. Выскочив из машины, автоматически бросил взгляд вокруг себя. На мостовой и на тротуаре лежали трупы казаков, полицейских, людей в штатском. Рванул на себя заднюю дверцу, наклонился к императору.
— Разрешите посмотреть?
Тот убрал руку. Кусок стекло или осколок бомбы нанес глубокую царапину на шее, но артерии не были задеты.
— Ничего опасного. Просто зажмите рукой. Еще есть ранения?
— Плечо. Левое плечо.
Было не совсем хорошо видно, но пальцы быстро нащупали разрывы на одежде в области плеча.
— Рука двигается? Кровь идет?
— Да, но боль только в движении.
— Едемте во дворец!
Я закрыл заднюю дверцу и выпрямился. У машины уже стоял командир конвоя, подъесаул, и с нескрываемой тревогой посмотрел на меня.
— Легко ранен. Нужно быстро доставить во дворец, — тихо сказал я. — Как тут?
— Пятеро убиты, Сергей Александрович, а за шестым вдогонку пошли! — он пожал плечами. — Тут как бог даст.
— А живьем никого взять не смогли?
Подъесаул виновато отвел глаза.
План покушения был почти безукоризненный. Все говорило о том, что его разрабатывали специалисты своего дела с учетом информации, полученной от предателя из окружения царя. Они учли все: действия казаков конвоя, полицейских, а так же агентов под прикрытием. Уже позже я узнал, что пролетка была только первой частью плана покушения. Они должны были задержать автомобиль и отвлечь внимание охраны, затем в действие вступала другая тройка боевиков. Двое из них начав стрелять с обеих рук, почти сразу убили и ранили трех городовых и агента в штатском. Под их прикрытием в дело вступил бомбист. Выхватывает из саквояжа пакет, размахивается... и получает пулю в спину от штабс-капитана Воронин, одного из отобранных Пашутиным телохранителей, поставленный в эту точку маршрута. Бомба, брошенная дрогнувшей рукой, летит и падает не у задней дверцы, рядом с императором, а левее, за багажником разворачивающейся машины. Взрыв был такой мощности, что подбросил разворачивающийся автомобиль. Осколки в двух десятках мест пробили багажник, разбив в дребезги заднее стекло. Кроме того, что государя прикрыл багажник, в момент взрыва между бомбой и автомобилем оказался казак царского конвоя, в эту самую секунду огибавший автомобиль, именно он принял на себя большую часть осколков, которые буквально разорвали на части всадника вместе с лошадью.
Из шести убийц в живых остался только один. Извозчик. Будучи раненым, он попытался спрыгнуть из пролетки на ходу, но был схвачен полицейскими. Доставленный на допрос, террорист оказался крепким орешком и только спустя пару часов стал давать показания. Отряды захвата, проверив две явочные квартиры и подвал-мастерскую, где хранились запасы взрывчатки и изготовлялись бомбы, вернулись с пустыми руками.
После прибытия раненого императора во дворец, начался переполох, который вскоре утих, когда все узнали, что ранения не представляют реальной угрозы для его жизни. Передав императора на руки лейб-медикам, я уточнил детали покушения у конвойных казаков, после чего поехал на встречу с Пашутиным и Мартыновым.
Проезжая по улицам, я везде видел встревоженные и возбужденные лица горожан. Слухи о покушении росли и множились, разрастаясь самыми невероятными подробностями. Это можно было понять из обрывков разговоров людей, высыпавших на улицы. Я еще не знал, что люди, напуганные слухами, со всего города стали стекаться к дворцу. Приближенным пришлось даже выслать к дворцовым воротам офицера-гвардейца, чтобы успокоить собравшуюся толпу. Он прилюдно заявил, что ни о какой смертельной опасности и речи нет, так как государя только задело тремя обрубками гвоздей, которыми была начинена бомба. Люди на радостях кинулись в церкви ставить свечки и молиться за здоровье государя. Сейчас, когда народ стал воспринимать в своем сознании царя как своего единственного защитника от бед и невзгод, теперь, особенно после покушения, люди окончательно утвердились в мыслях о том, что тот стоит за правду, за народ. Их логика мышления была проста и незатейлива: ведь враги не просто так хотели его со свету сжить! Это событие разворошило сознание людей, заставив их попытаться понять, кто этот таинственный враг, покусившийся на царя-батюшку. Слухи и догадки, десятками плодились и расходились не только в столице, но и по всей стране. Сейчас людей это занимало не меньше, чем неутешительные сводки с фронтов, вздутые цены на продукты, перебои с керосином. Горожане рассчитывали узнать об убийцах из вечерних газет, но те почему-то ограничились только описанием самого покушения со слов очевидцев. Народ недоумевал. Эта недосказанность постепенно стала превращаться в умах простых людей в какую-то страшную тайну.
— Не зря молчат! — говорили на улицах, рынках, в купеческих конторах и заводских цехах. — Говорят, известнейшие люди замешаны! Поперек стал им царь-батюшка. Хотели извести его ироды. Ей богу!
Сгустившееся над столицей напряжение ранним утром следующего дня разорвали раздавшиеся звонко-пронзительные крики мальчишек — газетных разносчиков.
— Злодейский план сицилистов раскрыт!! Готовилось зверское убийство царской семьи!!
Эта ошеломляющая новость заставила горожан, чуть ли не выхватывать из рук мальчишек газетные листы, а затем впиваться глазами в статью. Первые пачки, до этого неизвестной газетки, пахнущие свежей типографской краской, разойдясь в считанные минуты, заставили город бурлить. На улицах становилось все больше возбужденных людей. Тем временем телеграф разнес эту новость по всей России. На улицах, в трактирах, в рабочих бараках и цехах, люди собирались, чтобы обсудить эту ошеломляющую весть. Мужчины матерились сквозь зубы, а женщины слезливо ахали, разглядывая большую фотографию детей императора на первой страницы газеты.
Последние события и газетные сообщения осторожно подводили умы людей к мысли об образе хорошей и доброй семьи, отца которой собирались разорвать на куски, а жену и детей зарезать. И кто?! Социалисты и революционеры! Атмосфера в городе начала постепенно сгущаться, подобно тучам в грозовой день, а уже на следующий день ударил гром, предвещая грозу — в газетах появилось новое, сенсационное, сообщение.
— Полиция напала на след подлых убийц!! — снова заголосили на улицах мальчишки — газетчики. — Обнаружена тайная квартира революционеров со складом оружия!!
В след этим новостям в ряде газет появилось короткое официальное сообщение, что часть покушающихся на жизнь государя преступников, состоящая из боевиков — революционеров, задержана. Ведется следствие. Люди, и так возбужденные до предела, после прочтения подобного сообщения окончательно осознали, кто их враг. Так вот они какие, эти агитаторы — революционеры! Безвинных деточек собрались резать! Потом пришла мысль: ведь не всех взяли! Часть из них скрывается в городе! Царская семья в опасности! Не хватало лишь толчка, чтобы выплеснуть народный гнев на улицы города, как вдруг по взбудораженному городу пронеслась весть: убийц нашли! И люди начали стекаться по указанному адресу, где их глазам предстала картина, которую они и рассчитывали увидеть. Из взломанных дверей дома жандармы выволакивали с заломленными руками и окровавленными лицами разбойников и душегубов. Толпа мрачно и злобно наблюдала за ними до тех пор, пока вдруг не раздался чей-то крик: — Люди, глядите! Это же Серега Кимитин с нашего дома! Они с брательником все хаяли царя! А Мишки, его брата, здесь нет! Люди, я знаю, где он! За мной! Мы этого сицилиста живо в бараний рог скрутим!
Ответом ему стал рев распаленной толпы. Неуверенность, напряжение, ненависть — все, что у каждого скопилось на душе в последние дни, просто желало выплеснуться наружу. И вот этот миг наступил. Теперь люди знали, что им делать. Им не надо было искать какого-то неведомого врага. Ваньки, Петьки, Машки! Они шли с ними на работу, сидели на лавочке, куря папироски, стояли в очереди за керосином, но при этом именно они рассказывали, какая без царя жизнь хорошая будет, и вот теперь как оказалось, они своими речами пытались народу глаза замаслить, а сами готовились деток царевых под нож пустить!
