— Саня, ты же раньше с двумя наганами ходил, а сейчас что, осмелел, с одним ходишь?
— А что так сразу "осмелел", — так же шутливо ответил я. — Я и сейчас с двумя стволами. Если ты не видишь, не значит, что их нет.
— Ну, про твой наган в новой кобуре мы и сами знаем, — подключился Павел, — а вот ещё один где?
— А вы найдите! — предложил я, смеясь.
— В карманах, положим, пусто... — сообщил Паша, проверив боковые карманы моего пиджака и похлопав по груди по месту внутреннего кармана.
— А ты сзади за ремень заткнул! — азартно воскликнул Ваня и провёл руками по моему поясу. — Нету... — озадачился он.
— Неужто в штанах спрятал? — спросил Павел и похлопал сбоку по моим солдатским штанам.
— А дамский браунинг и в рукав спрятать можно, — со знанием дела заявил Ваня и общупал рукава моего пиджака.
— А может, дамский в обмотки замотан, — задумчиво предположил Паша и потыкал в мои солдатские обмотки.
— Вы еще в фуражке поищите! — я засмеялся, и не дожидаясь, когда они начнут с меня снимать пиджак, провел правой рукой за полой пиджака, и в моей ладони оказался браунинг. — Руки вверх! Стрелять буду! — пошутил я.
— А где ж ты его прятал, в потайном кармане? — удивился Павел. — Нет?!
— А покажь, где! — загорелся Иван.
Я снял пиджак, и друзья с удивлением уставились на мою самодельную конструкцию из портупеи.
— Вот это да! — восхитился Паша. — Раз, и пистолет в руке!
— А это что? Ух ты, финка! — обратил внимание Иван.
— Боевой трофей, — пояснил я. — Ей меня порезать хотели, но не вышло.
— Силён, брат! — уважительно присвистнул Гусь. — И портупея твоя хитро придумана. Тайная штука. Про неё никому болтать не надобно.
— И мы не будем, — добавил Павел.
— А вот на пояс такую кобуру нам пригодилось бы. Верно, Пашка?
— Ага, — согласился тот. — И мне бы тоже. Поможешь? — обратился он ко мне.
— Само собой! — широко улыбнулся я. — Надо револьверную кобуру добыть, сделаем.
Ваня вскоре смог где-то выцыганить сначала одну, потом вторую кобуры. Сделали сперва ему, затем и до Пашиной руки дошли, как раз перед нашей поездкой, так что Павел поехал экипированный по нашей уголовно-розыскной "моде".
Выехали мы утром поездом в жестких вагонах, заполненных отправляющимися в деревни за продуктами людьми. Борьба с "мешочниками", возящими хлеб и другие съестные припасы из деревень на обмен и торговлю в город, властями велась, так как это нарушало введённую государственную монополию на хлебную торговлю. Однако, с собой можно было провозить небольшие нормы разных продуктов, чем и пользовались такие отъезжающие горожане.
Приехали мы на место во второй половине дня, уже к вечеру, с остановками на промежуточных станциях, с заправками паровоза водой. В дороге пожевали хлеб с варёной картошкой, взятые с собой, пропахли паровозным дымом, залетающим в открытые при жаре окна вагонов, и резким запахом табачного самосада, который курили часть проезжающих. Пару раз выходили размять ноги на перроны станций, прихватив с собой наши котомки, чтобы не их стащили в наше отсутствие. В один из таких выходов Паша поделился со мной своими думками:
— Вот, Саш, в партию хочу вступить. Да вот не знаю, возьмут ли.
— В какую? — на всякий случай уточнил я.
— В нашу, в рабочую. Партию большевиков, — Павел даже немного удивился.
— Ну мало ли, может, тебе левые эсеры понравились, — ответил я в шутку, — они же с большевиками товарищи, в Советах состоят.
— Большевики, они наши, рабочие, за рабочий класс, — убеждённо сказал Павел. — И говорят всё верно и понятно. А левые эсеры кричат больше.
— Ааа... ну похоже... — не споря, ответил я.
— А ты-то сам как, надумал про партию-то? — заинтересованно спросил Паша, взглянув на меня.
— Я ещё не до конца всё понимаю, — уклонился я от ответа, — не разобрался в тонкостях политического момента. Литературу, вот, еще надо почитать, "Манифест", к примеру, товарища Карла Маркса. А то спросят, а я и объяснить не смогу.
— Вот то-то и оно... — вздохнул Паша. — Я вот тоже не до конца... в этом... в моменте... Вроде чувствую, что верно большевики говорят, а вот сам рассказать не умею. Думаешь, не возьмут?
— Возьмут, — успокоил я его. — Не сразу, может, но возьмут. Почитаешь работы товарища Маркса и товарища Ленина, обдумаешь их хорошенько. И не хуже других сможешь объяснять. Ты же грамотный, смётка у тебя есть и понимание имеешь.
— Ага... Хорошо бы... — Паша, улыбаясь, уставился в летнее яркое небо. Паровоз вскоре дал свисток, и мы вскочив на подножку вагона, поднялись в тамбур и пошли на места.
Я говорил уже куда едем, нет? Это был Ярославль. Приехали мы на Московский вокзал. Пассажирский вокзал города был каменным строением, хоть и большей частью одноэтажным, но с очень высокими окнами залов и с возвышающимся в центре фронтоном.
Выйдя на привокзальную площадь, мы с Павлом огляделись. Поискали взглядом патруль или милиционера, но никого не увидели. Решили спросить у прохожего, как пройти в центр города по адресу, где располагалась местная милиция. Рабочего вида парень махнул рукой:
— Вот туда идти, по "американскому" мосту по Большой Московской, а за ним центральная часть, сами увидите.
Повернув в указанном направлении, стали выходить с площади и заметили "коллегу". Милиционер сидел в теньке под растущим с краю площади деревом, надвинув фуражку на глаза, и дремал. Сбоку стояла прислонённая к стволу винтовка.
— Позорят рабоче-крестьянскую милицию, — неодобрительно высказался Павел. — Придём, местному комиссару скажем...
— Паша, у нас своё задание, — устав от долгой поездки, отозвался я без энтузиазма и желания спорить. — Давай придём сначала, посмотрим, что за человек этот комиссар, потом подумаем...
Паша нахмурился, но согласился.
Местность вокруг была застроена одноэтажными домами, над которыми высились фабричные трубы и колокольни церквей.
— Чего-то город какой-то маленький, — удивился Паша. — Я думал, дома здесь как у нас, в Москве.
— Мы, наверное, в фабричном районе, в центре должно быть по-другому. Ярославль город старый, — обнадёжил я.
Подошли к реке, на которой стояли баржи, а на противоположном берегу в лучах закатного солнца сверкали многочисленные купола храмов.
— Неужто, вот и Волга? — удивился Паша.
— Да не похоже, — сомневаясь протянул я. — Волга, думается, побольше будет.
— Эй, товарищ!... — обратился Паша к идущему навстречу крестьянину. — Это что, Волга?
— Не, какая Волга! — усмехнулся тот. — Это Которосля. Волга чуток далече, вон тама, — он махнул рукой куда-то вправо от нас.
— А "американский" мост где? — решили мы уточнить.
— Дык вот-он он, — и крестьянин, развернувшись, показал себе за спину. — Вон тама стоит, переплетённый. Это он самый и есть.
Вдалеке над дорогой и впрямь виднелось какое-то ажурное сооружение. Поблагодарив подсказчика, мы двинулись прямо по широкой дороге, идя рядом с редкими едущими телегами. Перейдя по мосту реку, мы вскоре оказались на большой вытянутой площади, с одной стороны которой возвышались белые крепостные стены и башни то ли городского кремля, то ли старинного укреплённого монастыря, за которыми виднелись купола церквей.
Тут нам опять пришлось спрашивать, где мы находимся, и как пройти до милиции. Оказалось, мы на Богоявленской площади, и рядом не кремль, а Спасо-Преображенский монастырь, и нам указали рукой на нужную нам улицу.
Через небольшое время мы заходили в здание этого советского учреждения.
Спросив у дежурного, мы узнали, что комиссар, товарищ Фалалеев, у себя в кабинете, и нас проводили к нему. В комнате у длинного стола стояли двое: человек лет тридцати в военной форме, похожей на офицерскую, но без знаков различия, и высокий и крепкий курчавый парень в белой рубахе. Комиссаром оказался человек в форме. Мы представились, подошли с другой стороны стола и предъявили удостоверения, рассказав о цели приезда. Комиссар с парнем переглянулись.
— Как долго будете искать вашего бежавшего бандита? — задал вопрос комиссар.
— Как получится, — ответил Павел. — Надеемся не задерживаться. Адрес его предполагаемого места у нас имеется. Нам бы проводника, чтоб показали дорогу, и если поймаем, запереть бы его у вас до отправки в Москву. А то обратного поезда сегодня не будет, хорошо, если завтра.
— Запереть у нас — пожалуйста, — усмехнулся товарищ Фалалеев. — А ночевать вам есть где?
— Нету, — ответил Павел.
— Ну, мы вас пристроим здесь поблизости, — успокоил комиссар. — И проводника дадим. Греков, организуй.
Здоровый парень коротко кивнул, и прищурившись, глянул на нас.
— Вот такой еще к вам вопрос, товарищи, — вспомнил Фалалеев. — Вы члены какой-нибудь политической партии?
Сам не понял, что меня дёрнуло сказать, наступив Паше на ногу:
— Не, мы беспартейные. В политике не шибко разбираемся, он вот рабочий, я из крестьян. Мы вот грабителей ловим.
Наверное, мне не захотелось выслушивать лекцию о текущем моменте или вступать в политическую дискуссию, где была опасность выйти из роли и повести себя не похоже на выходца из крестьян.
— А, ну ладно, — покивал товарищ Фалалеев, — успеете еще, когда разберетесь. Успеха, товарищи. Греков, проводи.
Греков мотнул нам головой:
— Ну, пошли, что ли...
Мы вышли вместе с ним из кабинета, и он куда-то быстро ушёл, бросив нам:
— Здесь ждите.
Через минут пять-десять он появился с парнем в распахнутой поношенной студенческой тужурке и фуражке и сказал, кивнув на него:
— Морозов отведёт по вашему адресу и после сюда приведёт, — после чего не прощаясь ушёл скорым шагом.
Мы назвали свои фамилии, Морозов по-взрослому твёрдым голосом назвал свою и спросил нужный нам адрес. Отвечая "студенту", мы вышли на вечернюю улицу, где Морозов повёл нас какими-то переулками, пересекая более крупные улицы.
— В какой стороне этот дом-то? — спросил Павел у парня.
— На окраине, ближе к Всполью. Это станция такая, — пояснил "студент".
(Ныне на месте ж/д станции Всполье находится вокзал Ярославль-Главный).
Через полчаса по ощущениям мы были уже на месте. Окраинная улочка была застроена одноэтажными деревянными домами, перед воротами одного из которых мы и остановились. Морозов несколько раз стукнул кулаком по высокой калитке из сплошных досок.
— Кто там еще? — сразу раздался из-за ворот грубоватый голос. Кто-то, похоже, находился во дворе.
— Проверка документов, милиция, — крикнул Морозов.
— Да намедни были, чего опять? — недовольно отозвались из-за ворот, — может, ты и был.
— Надо, значит, — твёрдым голосом ответил Морозов. — Открывай, давай.
Калитка со скрипом отворилась, пропуская внутрь двора. Морозов шагнул вперёд, за ним мы с Павлом. Зайдя, я сразу шагнул вбок, и мы с Павлом слегка разошлись в стороны. Во дворе перед воротами рядом с запряженной в телегу лошадью стоял бородатый мужик в косоворотке, картузе и сапогах. На телеге сидел человек в пиджаке, сапогах, в кепке и с заметными отметинами на лице.
— Степан по прозвищу Рябой, вы задержаны, — сказал человеку с отметинами Никитин. — Московская уголовно-розыскная милиция...
Степан оглянулся на дом, похоже, приготовившись рвануть в него или в огороды, но у нас мгновенно в руках оказались наганы, направленные на него. За недавнее время быстро выхватывать оружие из открытой поясной кобуры мы наловчились. Стояли мы так, что мужик в косоворотке тоже мог попасть под огонь, чуть доверни мы револьверы. Морозов молча смотрел на происходящее, никак не реагируя.
— Ладно, сыскари, покамест ваша взяла, — скривился Рябой. — Не успел я нынче. Говорила мне чуйка, за город уходить, что-то будет. Думал иное, ан нет, вы пожаловали...
Павел подошёл сбоку к пойманному бандиту, держа того на прицеле, и провел рукой по его пиджаку, вынул из его кармана наган и переложил к себе. Ощупал голенища сапог, из одного из них вынул нож, после чего вынул из своего кармана приготовленный ремень и, скомандовав "Руки!", связал им руки Рябого.
— Морозов, выходи первый на улицу, — сказал Павел "студенту". Тот вышел, следом за ним шагнул боком я, держа револьвер направленным на Рябого.
— Давай, гражданин Рябой, двигай, — скомандовал Павел. Бандит слез с телеги, сплюнул под ноги и, пройдя к калитке в воротах, вышел на улицу. Отставая на три шага за ним вышел и Павел. Бородатый мужик во дворе так и остался стоять. Через минуту, когда мы отошли от дома, сзади послышался скрип открываемых ворот, цоканье копыт и громыхание телеги. Тот мужик, видимо, всё же решил ехать куда-то и один, так же как до этого собирался со своим знакомым Степаном Рябым.
— Ничё, ничё... — сказал, зло ухмыляясь, Рябой. — Я ить опять убегу, до Москвы не доеду. Ишшо посмотрим, кто живой-то останется...
— Шевели ногами молча, — бросил ему Павел. Степан Рябой криво усмехнулся, но замолчал.
До милиции нас провёл Морозов, там мы по разрешению комиссара Фалалеева сдали задержанного незнакомому милиционеру в подвал под замок, сняв с его рук обмотавший их ремень.
— Эй, а жрать чё? Дадут? — спросил Рябой.
— Завтра утром кормить будем, — хмуро ответил милиционер, закрывая за ним дверь на ключ. — Вон кувшин с водой, потерпишь...
После быстрой и удачной поимки Рябого мы с Пашей обрадованные были отведены тем же Морозовым в комнату в соседнем с милицией доме, где могли поспать до утра, чтобы завтра попытаться уехать с пойманным бандитом в Москву. Комната, по-видимому, и использовалась для подобных целей — дать иногда сотрудникам переночевать, в ней стояли четыре разных по виду металлических кровати, на высоких спинках которых были разные завитушки и металлические шарики. На пружинных сетках кроватей лежали старые ватные матрасы, застеленные потёртой тканью. "Клопы бы не покусали..." — подумал я. — "Кто знает, как тут у них с этим. Ещё и домой принесёшь".
— Ты, Паш, как хочешь, а я на матрасах спать не буду, — заявил я. — На сетке полежу, пиджак постелю. А то вдруг у них тут клопы водятся.
Паша, подумав, тоже согласился со мной. Притащить этих кусачих паразитов в одежде домой в Москву желания не было. Мы убрали матрасы на одну кровать в углу комнаты, перекусили остатками продуктов из наших мешков и улеглись спать.
Этой ночью за окном постреливали почему-то больше привычного. Или это у них тут в Ярославле обычное явление? К утру стрельба разгорелась ещё сильнее. Утром в дверь забарабанили, и из-за неё послышался голос Морозова:
— Комиссар Фалалеев срочно просит к нему прийти! Пойдёмте, я проведу.
— Щас, оденемся, — крикнул я, цепляя на себя свою портупею, надевая пиджак и наматывая обмотки на ноги. Спали мы не особо раздеваясь.
Закончив с одеванием и обуванием, и схватив наши мешки, мы открыли дверь и увидели бледное с пятнами румянца на щеках лицо "студента".
— Ну, веди что ли, Сусанин, — выдал в шутку я, на что Морозов дёрнулся, развернулся и пошел быстрым шагом.
Вход в здание милиции чем-то отличался от вчерашнего, но на ходу я не смог сообразить, чем. В кабинете комиссара обнаружились стоящими сам Фалалев, Греков в той же белой рубахе, но с закатанными рукавами, и сидящий на полу привалившийся к стене худощавый парень со связанными руками, в военной форме, со следами свежих побоев на лице, зло глядящий на всех. Не успели мы с Павлом удивиться и высказать вопросы, как Греков шагнул ко мне, выхватил из моей открытой поясной кобуры наган и наставил его на меня. Боковым зрением я заметил, что Морозов так же внезапно вытащил револьвер у Павла. Фалалеев обратился к нам:
