Тот недоуменно смотрел на меня, пока я не достал из кармана сто рублей и не протянул ему.
— Это вам на школу.
Он осторожно их взял и бережно засунул во внутренний карман пальто.
— Благодарю тебя, сын божий, от лица церкви за столь щедрое подаяние. Эти деньги пойдут....
— Извините, Петр Николаевич, но нас там ждут.
— Да-да. Вы правы, Сергей Александрович. Идемте.
На улице мы прождали недолго, спустя несколько минут из барака, где проводились занятия, вышел мальчишка в шапке, которая была ему большая, поэтому все время сползала ему на глаза. Вместе с ним вышла высокая и стройная девушка. Разглядеть ее толком в темноте зимнего вечера не было возможности, из-за меховой шапки и шали, закрывающей половину лица.
— Здравствуйте. Разрешите представиться: Богуславский Сергей Александрович.
— Здравствуйте. Антошина Светлана Михайловна. Вы вызвались нам помочь?
— Да. Тебя как звать, парень?
— Сенька. Ну и плечи у вас дяденька! Вы наверно боком в дверь входите?
— Смотря какие двери, Сенька! Ну, пошли! Показывай, где живешь!
До двухэтажного обветшалого дома, длинного как барак, мы дошли быстро, минут за десять. Когда-то это были производственные помещения, которые со временем кто-то из изворотливых дельцов разбил на комнаты и стал сдавать внаем. Зашли в полутемный и холодный подъезд, в котором отчетливо пахло мочой, кислой капустой и чем-то только что подгоревшим. Стоило подойти к обшарпанной фанерной двери, из-за которой неслись громкие и нетрезвые голоса, как мальчишка съежился и виновато взглянул на нас.
— Может, я один пойду?
— Нет, Сеня, мне необходимо поговорить с твоими родителями. Ты умный и талантливый мальчик, и они должны это понять. Я скажу им.... — тут ее перебила громкая изощренная ругань, раздавшаяся из-за двери. Учительница вздрогнула, и словно ища помощи, бросила на нас со священником испуганный взгляд.
"Глаза у нее красивые. Да и вообще.... — только я так подумал, как она решительно толкнув дверь, вошла в комнату. Следом вошли мальчишка и отец Елизарий. Я же остался стоять у двери. Стоило им войти, как в комнате воцарилась тишина. С высоты моего роста мне все было прекрасно видно, при этом сам я оставался невидимым во мраке коридора. За колченогим столом, накрытым вместо скатерти газетой, при неровном свете свечей, сидела пьяная компания, состоявшая из двух мужчин и двух женщин. В центре стола сковорода с остатками жареной картошки. Рядом с тарелкой, где лежало несколько кусков селедки, стояла литровая бутыль с каким-то мутным пойлом. Завершал натюрморт кувшин с квасом и несколько разнокалиберных стаканов. Первой нарушила воцарившееся молчание учительница: — Меня зовут Светлана Михайловна. Я учительница вашего сына и пришла сказать....
Ее перебил громко-противный скрип табурета, с которого приподнялся костлявый мужчина, одетый в черную косоворотку. Лицо худое, запавшее, а взгляд пустой, мутный.
— Сенька,... ты деньги принес...? Или быть тебе сегодня драным.... Шкуру спущу....
— Вы не смеете бить и издеваться над ребенком! Он тянется к знаниям...!
— Ты откуда такая выискалась?! — резко и зло оборвала ее, болезненно-худая с запавшими глазами, женщина, одетая в длинную черную юбку и домашней вязки растянутую кофту. — Своих нарожай, тогда и командуй!
— Бога побойтесь люди! Во что вы себя превратили?! Пока вы беса тешите, вы тем самым душу свою безвозвратно губите! Опомнитесь! — воззвал к ним священник.
— Шел бы ты от греха подальше, святоша! Смотри, осерчаю как прошлый раз! — голос угрожавшего мужчины был глухой и тяжелый, идущий, словно из нутра.
Да и сам он был под стать своему голосу — грузная фигура, бритая голова, массивная шея, переходящая в широкие плечи. Картину довершало грубое лицо со сломанным носом.
— Ты мне не страшен. Господь мне заступник! Он не даст меня в обиду!
— Это мы сейчас проверим!
Похоже, бугай не привык бросать слова на ветер. Он порывисто встал и стал огибать стол.
Учительница инстинктивно прижала к себе мальчишку и замерла. Священник, наоборот, гордо выпрямился. Только здоровяк успел приблизиться к отцу Елизарию, как я вошел в комнату, слегка отодвинув священника в сторону, затем коротко и сильно ударил под ребра, замершего от неожиданности, драчуна. Тот, словно поперхнувшись, захрипел и как бы нехотя, боком завалился на грязный пол. Не глядя ни на кого, тихо развернулся и вернулся в коридор.
— Вы это, что... произвол творите? — спустя минуту робко подал голос, уже начавший трезветь, отец Сеньки.
— Не гневайтесь на Сергея Александровича, — стал извиняться за меня священник. — Он пытается найти истину Божью, но пока ходит во тьме, яко слепец, а вы бога от себя отринули и теперь водке проклятой молитесь! Подумали, чем жизнь закончите?! Покайтесь пока не поздно и отриньте свои грехи...!
— Брось причитать, поп! — вдруг резко оборвала его женщина с опухшим, нездоровым лицом, цвета муки. — Это вы вместе с кровопийцами — фабрикантами нас до такой жизни довели! Мой сосед Мишка, он социлист, все доподлинно о вас поведал! Кровь нашу пьете, паскуды!
— Хотите жить на помойке — живите! Но зачем ребенка за собой тянете! Сеня умный мальчик! Ему учиться надо, а вы ему жить не даете! — подала свой голос, пришедшая в себя, учительница.
— Пошли из нашего дома, защитники! Мой сын! Что хочу, то и делаю с ним! Уходите!! — вдруг неожиданно закричала мать Сеньки. — Ненавижу!! Чистенькие все!! А нам дерьмо жрать!! Вон!!
После ее истеричных выкриков наступила вязкая, напряженная тишина, прерываемая короткими, утробными стонами, корчившегося на полу, бугая.
"Все бесполезно. Взывать к совести, бить. Поздно".
Видно к подобному выводу пришел и отец Елизарий. Он тяжело вздохнул, нарисовал в воздухе крест, затем сказал: — Мир вашему дому! — после чего развернулся и вышел. За ним переступила порог учительница, окинув меня признательным, мне так показалось, взглядом.
"Красивые у нее глаза. Большие, черные, словно бархатные. И стройненькая. Надо будет с ней поближе познакомиться".
Как только они пошли к выходу из барака, я вернулся обратно в комнату. Причем момент выбрал удачный. В эту самую секунду отец мальчишки вставал с табурета.
— Ну, Сенька, паскуда, ты у меня сейчас....
В следующую секунду после удара в подбородок он отлетел в угол и там, закатив глаза, неподвижно замер. Несколько мгновений я стоял в ожидании реакции женщин, но те, бросив на меня по опасливому взгляду, сейчас старались смотреть куда угодно, но только не на меня.
— Не обижайте мальчишку, а то ведь могу еще раз прийти, — с этими словами я быстро вышел.
Только успел выйти из барака, как попал на шумный диспут о пьянстве и несчастной судьбе русских людей, который оборвался при виде меня. Священник с ходу переключился на меня: — Сергей Александрович, вы же мне обещали! Я вам поверил...!
— Петр Николаевич, что я вам обещал, то все выполнил.
— Как же так? Вы же ударили его бесчеловечно!
— Я вам что обещал? Вспомните. Не изливать гнева своего. Так я его без гнева стукнул, а про кулаки у нас уговора не было. Вам и матушка подтвердит мои слова.
Священник некоторое время обескуражено молчал, потом сказал: — Может и так. Но все одно скажу: нельзя вложить силою в сердце человека правду Божью. Только добрым словом....
— Извините, Петр Николаевич, но у меня на этот счет иное мнение. Теперь пойдемте. Время позднее.
Спустя какое-то время неожиданно позвонил профессор Иконников и сказал, что его друг, Николай Тимофеевич Пороховщиков, прямо рвет и мечет.
— Извините, Антон Павлович, не понял, что вы сейчас сказали.
— Это я так образно выразился. Судя по его возбужденному виду и нечленораздельным высказываниям, вы оказались правы. И теперь он хочет вас видеть.
— Зачем?
— Я не совсем его понял. И проще будет, если он это сам вам объяснит. Вы эту кашу заварили, вы ее и хлебайте.
— Хорошо. Еще у меня к вам просьба будет. Не будет ли среди ваших знакомых, знатока легенд, связанных с кладами.
— Тут и думать нечего! Антошин. Михаил Васильевич. Он даже книгу хотел написать на эту тему, да вот все не собрался. Занятой человек.
— Что это значит?
— Он антиквар. У них с братом семейное дело. Владеют несколькими антикварными магазинами в Петербурге, а так же в Москве и Нижнем Новгороде. Может и еще где. Я найду его телефон, а потом позвоню ему и договорюсь о встрече, а завтра, когда вы придете, скажу результат. Хорошо?
— Отлично.
— А вы что клад нашли, Сергей Александрович?
— Пока еще нет, — неопределенно ответил я. — Мы потом еще поговорим об этом. Хорошо?
— Буду вас завтра ждать. До свидания.
В назначенное время я позвонил в дверь. Открыл мне хозяин квартиры. Войдя, я увидел стоящего в прихожей Пороховщикова. Вид у него был не очень. Усталое лицо, всклокоченная борода, да и костюм, на нем был явно рабочий, судя по его заношенному и мешковатому виду. В прошлый раз профессор химии выглядел куда импозантнее, в темно-синем костюме, белой накрахмаленной рубашке со стоячим воротничком и галстуке — бабочке.
— Здравствуйте, господа!
— Здравствуйте, Сергей Александрович, — поздоровался со мной хозяин квартиры. — Раздевайтесь. Мерзкая сегодня погода, не правда ли?
Не успел я ему ответить, как ко мне, оттеснив хозяина квартиры, протиснулся Пороховщиков и, ухватившись за лацканы моего пальто, которое я не успел снять, начал возбужденно говорить: — Задали вы мне задачку, доложу я вам. Скажите, а режим термообработки....
В этот самый момент вмешался Иконников:
— Николай Тимофеевич, мы же с вами договорились! Все разговоры за столом, за стаканом горячего чая.
— Хорошо, хорошо, — недовольно пробурчал профессор химии, отступая в сторону, с весьма недовольным видом.
Иконников замахал на него руками, и Пороховщиков, что-то бурча про себя, скрылся в проеме двери, ведущей в столовую.
— Никакого с ним сладу нет последнее время. Сам на себя стал не похож. Проходите, Сергей Александрович и угомоните, наконец, этого старика.
— Вы мне обещали телефон антиквара. Вы помните?
— Сейчас прямо вам и отдам. А то забуду, — он порылся в кармане жилетки и протянул мне визитную карточку. — Звоните ему на работу. У него кабинет при магазине и там же хранятся все его записи. Он будет рад поговорить с вами. И идемте, наконец.
Тихого чаепития не получилось. За столом говорил только один человек. Николай Тимофеевич Пороховщиков. Он уже провел ряд экспериментов, которые по большей части подтвердили правильность моих слов. Он все еще хотел знать, откуда я получил сведения об этом сплаве. Я отказался отвечать, заявив, что дарю ему это открытие. Он не согласился и заявил, что в патенте, а так же в работах, которые он собирается написать, а затем опубликовать будут стоять две фамилии. Моя и его, иначе он не согласен. Я наотрез отказался и легонько намекнул ему, что такие сплавы в первую очередь можно будет использовать в области воздухоплавания. Профессор тут же возмутился, категорически заявив, что применение нового сплава безграничны и принялся извергать из себя различные варианты применения дюраля. Иконников уже третий раз разогревал чай, одновременно пытаясь угомонить своего расходившегося приятеля. Но успокоил его я.
— Николай Тимофеевич, а вы не думаете, что если этот материал можно использовать в аэропланах, то военные его могут засекретить.
Он какое-то время смотрел на меня, потом схватил кружку горячего чая, несмотря на предупреждения хозяина квартиры, глотнул, закашлялся, замахал руками... и пришел в себя. Потом я привел несколько доводов, и он согласился, что патент лучше оформить на его имя, а так же что новый сплав лучше всего покажет себя в аэропланах будущего, а не в каркасах для будущих разборных домов. Для приличия посидев еще полчаса, я, наконец, распрощался и ушел.
Придя домой, я посмотрел на часы и решил, что время не самое позднее и можно позвонить антиквару. Так и сделал, в результате чего мы договорились о встрече вечером в его магазине. Укутанный в белые одежды Петербург, несмотря на холод и густой снег, стал для меня прообразом родного дома. Нет, я не воспылал к нему горячей любовью, просто стал относиться к нему, как месту, куда всегда могу вернуться. На пересечениях улиц я несколько раз проходил мимо разведенных костров, которые как островки тепла, охраняемые городовыми в занесенных снегом шинелях, сулили тепло и приют бездомным и случайным прохожим. Из снежной завесы то появлялись, то скрывались за ней освещенные витрины магазинов, яркий свет ресторанов и приглушенный шторами свет, идущий из окон квартир. Проезжающие мимо экипажи и автомобили скользили темными тенями на белом фоне зимней ночи.
Подойдя к антикварному магазину, я чисто автоматически оглянулся по сторонам. Только невдалеке, в снежной пелене, мелькнула фигура прохожего в шубе с поднятым меховым воротником и шапке, надвинутой на глаза. Толкнув дверь, вошел в магазин. Яркий, искрящийся свет, идущий от двух больших люстр, вместе с ощущением тепла и окружившими меня различными старинными вещи создали внутри меня на какие-то мгновения ощущение другого мира. Картины, оружие, статуэтки, шкатулки — висели на стенах и стояли на многочисленных полках, в то время как напольные вазы, часы, массивные фигуры слонов и каменных идолов стояли на полу. Подошел к одной из ближайших витрин. На черном бархате были выставлены различной формы медальоны. В этот момент откуда-то сбоку раздался голос мужчины: — Сударь, вы что-то хотели? Подарок жене? Или на рождество?
Я повернулся в его сторону. Чуть в стороне от входа стояла конторка, за которой стоял невысокий, полный, с сединой в густых волосах и бороде мужчина. Лицо спокойное, открытое, но худое, а под глазами мешки. Одет он был во все черное, как приказчик из похоронной конторы: пиджак, брюки, жилетка, туфли.
— Мне нужен Михаил Васильевич.
— Вы с ним договаривались о встрече?
— Да.
Приказчик отошел к дальней стене, где я только сейчас заметил дверь, искусно скрытую портьерой и чуть приоткрыв ее, негромко сказал: — Михаил Васильевич, к вам пришли.
— Сейчас подойду, — раздался голос хозяина магазина.
Продавец вернулся на свое место и повторил: — Он сейчас подойдет.
Я кивнул головой и отошел к развешанному на стене оружию. В основном это были шпаги и сабли, среди которых из огнестрельного оружия присутствовало несколько старинных пистолетов, заряжавшихся с дула. Один из них привлек мое внимание своей узорчатой насечкой, я уже хотел снять его и рассмотреть поближе, как раздался голос хозяина: — Сергей Александрович, здравствуйте! Я полностью к вашим услугам!
— Здравствуйте, Михаил....
Меня перебило резкое треньканье дверного колокольчика. Дверь широко распахнулась, и в магазин почти вбежал грабитель в маске и с обрезом в руках, следом за ним на пороге появился еще один налетчик в маске. Последний держал в руке револьвер, направленный на меня и на хозяина антикварной лавки. Сделав два шага, он остановился, держа нас под прицелом, в то время как бандит с обрезом подскочил к приказчику и ударил того стволом по голове. Старик со стоном упал на пол. Спустя несколько секунд дверь снова распахнулась, и в проеме появился третий налетчик. В длинном пальто, в маске и с пистолетом. Именно его я видел перед тем, как войти в магазин. Аккуратно закрыв дверь, он щелкнул задвижкой, затем неторопливо развернулся в нашу сторону. Не спеша осмотрелся, словно пришел в гости, сделал несколько шагов вперед, остановился.
