— Пусть войдет, — бросил он в пространство.
Спустя мгновение, дверь распахнулась, и в кабинет вошел Макс Шнайдер. Судя по выражению его лица, он вряд ли намерен сообщить какие-нибудь хорошие новости, да Терсон ничего подобного и не ждал. За последние недели он вообще отвык от добрых вестей. Как, собственно, и большая часть власть имущих. До населения информация пока не дошла, но все, к ней допущенные, прекрасно понимали, что это — лишь вопрос времени. Пока удавалось заткнуть рот некоторым журналистам, пронюхавшим о событиях на Крокусе, но вряд ли это продлиться долго.
Шнайдер опустился в кресло, повинуясь движению бровей шефа. Достал из пачки сигарету, повертел ее в пальцах, затем сунул обратно.
— Еще три.
Терсон поморщился, как от невыносимой зубной боли.
— Что на этот раз?
— По разному...
Терсон молчал, ожидая продолжения. Не то, чтобы оно ему особенно требовалось, Директор вполне представлял себе ситуацию — но рассказ, воспринимаемый на слух, может послужить появлению какой-нибудь дельной мысли... хотя что можно придумать в сложившейся ситуации, ему даже и в голову не приходило.
— Два транспортных корабля класса "Экселенц". Бортовые номера...
Терсон мотнул головой.
-... "Королева Элизабет" и "Каталония". Останов реактора по причине... ну, наши эксперты говорят, что...
— Я знаю, что говорят ваши эксперты, — прервал его Терсон. — Макс, ваша задача найти того или тех, кто саботирует продукцию нашей Корпорации, а не вдаваться в технические тонкости, в которых ни вы, ни я, ни бельмеса не смыслите. Я получил доклад на двадцати пяти листах, который содержит заключение по причинам остановки реакторов на шести лайнерах. Всю эту кипу макулатуры можно заменить несколькими словами — "Мы не понимаем". И это говорят специалисты, которые разрабатывали эти реакторы. Ладно, кто третий?
— Флагман Третьего флота, "Ганнибал"... — Шнайдер замялся.
— Тоже останов?
— Нет.
На скулах Терсона заиграли желваки.
— Что-нибудь удалось выяснить?
— Почти ничего. Черный ящик все еще ищут... ну, а от самого линкора мало что осталось. После взрыва энергоблока маршевого двигателя вообще сложно что-то найти.
— Макс, мне нужны ответы. Генеральный считает... и я не вижу этому опровержения, что все это — чья-то деятельность, направленная на подрыв доверия к Корпорации. Ты можешь привлечь к делу сколько угодно людей, и любые... я подчеркиваю, любые средства. Но я должен понять, почему там, где мы теряли один корабль в десятилетия, теперь мы теряем три-четыре за неделю. Межзвездные перевозки практически встали. Флот приведен в полную боевую готовность, но пока они не имеют ни малейшего представления, с чем им нужно сражаться. Из ряда колоний сплошным потоком идут панические вопли.
— Есть одна теория, — Шнайдер замялся. Было видно, что говорить об этом ему не хочется.
— Ну? — буркнул Директор.
— Я... эти данные не проверены, более того, пока нет никаких достоверных доказательств. И все же, при некоторых допущениях...
— Макс, давайте ближе к делу.
Шеф безопасности прошел к терминалу, воткнул в приемный отсек диск и, спустя несколько секунд, на экране сформировалась упрощенная звездная карта.
— Сэр, это схематическое изображение обитаемого космоса. Вернее, той его части, которая более или менее регулярно контролируется нашими кораблями. Сюда не вошли исследуемые секторы, поскольку данных по ним очень мало. Теперь вот...
Он щелкнул по клавишам, и на схеме возникло несколько пятен, излучающих неприятное даже на вид, багровое свечение.
— Что это? — Терсон подался вперед, облокотившись о стол.
— Это... как бы точнее сказать... зоны риска. Все случаи гибели кораблей, за исключением одного, укладываются в эти координаты. С определенной долей погрешности. Ну... и Крокус, разумеется. И, есть предположение, что дело тут совсем не в саботаже... или не только в нем. Согласно данным, которые мне удалось получить, имеются несколько зон пространства, пока их условно назвали просто Аномалиями, в которых... в которых действуют иные законы. Я понимаю, это звучит дико, и специалисты Флота — а вы же понимаете, все данные на сегодняшний день есть только у них, стараются говорить предельно осторожно. В частности — подчеркиваю, шеф, это только предположения — дают сбои некоторые электронные и энергетические системы.
— Сбои?
— Вернее, эти системы начинают вести себя непредсказуемо. Особенно сверхсложные, типа электронного интеллекта Аргуса. И предсказать, как система поведет себя, пока не удается. В отдельных случаях имеет место полное разрушение... причем физически электронный мозг остается исправным. Он просто перестает работать. В иных случаях... Аргус тому пример. Что касается реакторов... до обнаружения черных ящиков что-то определенное сказать трудно, но...
Казалось, сообщение Шнайдера не вызвало у Терсона ни особого удивления, ни каких-либо сомнений. Вообще говоря, сам Шнайдер подозревал такую реакцию — и в самом деле, куда легче списать огромное, чудовищное количество аварий, большая часть которых, слава богу, не повлекла за собой жертв, на необъяснимый космический феномен... который можно изучать, и с которым, пусть и чисто теоретически, можно бороться, чем признать виновником всех эти событий дефекты двигателей, выпускаемых корпорацией "Азервейс". Скорее всего, сейчас Директорат согласится ухватиться за соломинку... И именно поэтому сам Шнайдер не хотел оглашать эту идиотскую теорию. Сам он, скорее, поверил бы в злонамеренные действия какой-нибудь из многочисленных сект, ратовавших за отлучение человечества от космоса. За последние десятилетия таковых расплодилось немало. Несмотря на то, что все их "духовные лидеры" выдвигали разные теории, суть их сводилась примерно к одному — Господь (Будда, Моисей или иные Высшие силы, на которых ссылались ораторы) дал людям планету не для того, чтобы люди ее покидали. В принципе, с этих фанатиков станется и устроить диверсии, которые потом можно объявить Гневом Господним. А если дополнить проповеди такой, к примеру, схемой пространства...
По большому счету, служба безопасности Корпорации "Азервейс" не должна была лезть в мирские, и, тем более, в религиозные дела. И Шнайдер прекрасно понимал, что если он отдавит кому-нибудь любимую мозоль, его попросту смешают с дерьмом. А заодно и Корпорацию, которой сейчас был чрезвычайно не выгоден любой, пусть даже и локальный, скандал.
— Откуда эти сведения?
— Из Оперативного Штаба Флота.
— В настоящее время маршруты транспортов, проходящие через Аномалии, изменены. Но границы этих областей неустойчивы, и, к тому же, Аномалии расширяются. Если, конечно, их сведения достоверны. Слишком много погрешностей. В ряде случаев, даже проходя сквозь Аномалию, лайнеры не фиксировали ничего экстраординарного.
— Макс, вы явно чего-то не договариваете...
— Боюсь, что центрами трех Аномалий являются наши исследовательские станции. Те, на которых... произошли известные Вам события.
Терсон некоторое время молчал, упершись невидящим взглядом в изображение багровых пятен, медленно расползающихся по схеме контролируемого Федерацией пространства. Пока лишь одна населенная планета попала в поле действия этих облаков — Крокус... Но и этого было более чем достаточно. Два дня назад Двенадцатая эскадра Третьего флота вернулась из системы Канопуса, потерпев впечатляющее поражение. Еще день-другой, максимум неделя, и об этом узнают все. Эскадра потеряла три легких эсминца и один из крейсеров — орбитальная станция, захваченная мятежным планетарным интеллектом, открыла огонь на поражение. Разумеется, после того, как переданное по дальней связи предложение ПИНа обменять оставшихся на планете людей на впечатляющее количество техники, было расценено как чья-то неумная шутка. Теперь к Канопусу отправляется весь Третий флот, то ли для ведения переговоров, то ли для того, чтобы на месте определиться, можно ли просто стереть базу Аргуса с лица планеты, и не угробить при этом всех колонистов. Насколько Терсон себе представлял этот вопрос, Аргус вполне контролировал положение — стоит ему просто подорвать свои реакторы, и в радиусе пары сотен километров от столицы просто не останется ничего живого. А его вооруженные киберы — ПИН позаботился предоставить соответствующий видеоряд — патрулировали периметр, не давая колонистам возможности покинуть зону поражения.
Разумеется, спецы Флота свое жалование получают не даром, и времени на то, чтобы связать Корпорацию и Аномалии у них уйдет немного. И будет лучше, если к этому времени у Директората будет хоть сколько-нибудь приемлемое объяснение происходящему.
И еще — Терсона не оставляла мысль, что этот идиот Жаров, непонятно каким образом исчезнувший с разгромленной лаборатории, как-то со всем этим связан. Знать бы еще как...
9. Преследователь
Пусть эти строки, что наношу на белый лист я, Ур-Шагал, провидец и летописец, донесут до вас, дети мои, слова Великого Аш-Дагота. Ибо лишь он, Верховный Шаман, может говорить с самим Создателем. Долго просил Аш-Дагот Вечного ниспослать ему знак, и чудо было даровано народу ургов. Но сумеем ли мы понять то, что Вечный соизволил сообщить детям своим? Не знаю...
Ибо в тот день заговорил Алмазная Твердь — но не всем дано было услышать эти слова, а те, кто услышал — не многое поняли из сказанного. Ибо не все слова, что эхом отдавались в головах внимавших сему откровению, были понятны.
Но мудр Аш-Дагот, ибо постиг он сокровенный смысл тех слов, что исходили от Алмазной Тверди. И сказал он народу ургов, что гневается Вечный на детей своих неразумных, которые в гордыне своей стали искать путей в Стальные пещеры не ради славы и битв, а с корыстью. И что там, где мудрые осторожно открыли бы дверь, возжаждавшие добычи воины ургов сломали саму стену, где та дверь силою Вечного установлена была. И что сквозь пролом тот устремилась река Гнева, сдержать которую не в силах топоры ургов или магия шаманов.
Туманны были слова Аш-Дагота, и даже я, Ур-Шагал, провидец и летописец, не понял их в тот день...
Охотник следовал за похитителями по пятам. Временами он оказывался столь близко, что мог бы разделаться с мужчиной одним прыжком, но каждый раз он заставлял себя чуть отступить. Хищник испытывал странное чувство, наверное, люди назвали бы это гордостью — он сумел, пусть и на время, обуздать тягу к убийству.
Он не боялся этой парочки, хотя и понимал, что женщина — волшебница. Не из самых сильных, в его прошлом бывали противники и серьезнее. Хищник был уверен, что справится с ней без особого труда, его создатели постарались на славу, и за это хищник был им благодарен. Но только за это — а вот за то, что они посмели управлять его волей, ограничить его свободу, он не простит их никогда. И неважно, что никого из хозяев давно нет в живых. Кто-то просто умер от старости, кто-то погиб... Хищник помнил все, и случись ему сейчас встретить кого-нибудь из бывших хозяев, он, не задумываясь, бросился бы в атаку.
Он умел убивать магов, как, впрочем, и обычных людей. Хотя, конечно, убивать простых смертных было скучно. Хищник уже давно бросил это занятие... ну, разве что, люди напрашивались сами. А вот волшебница, хотя бы и не слишком опытная — это было заманчиво, это обещало пробуждение интереса к жизни... ненадолго — но он намеревался продлить это время. А, значит, он будет играть с добычей, будет выслеживать ее, красться по пятам... затем даст ей увидеть себя — пусть почувствует страх. Он позволит ей вступить в бой первой, пусть девчонка верит, что сможет совладать с ним. Хищник подумал, что эту веру даже стоит укрепить, стоит временно отступить... так игра станет даже интереснее — и, главное, будет длиться дольше.
А вот мужчина его основательно беспокоил, и хищник даже не мог самому себе объяснить, чем именно. На первый взгляд, мужчина был обычным воином — бывало, волшебницы нанимали телохранителей, основной задачей которых, помимо согревания постели своей хозяйки, было вовремя умереть, давая госпоже несколько секунд или, если повезет, минут на подготовку заклинания. Возможно, так дело обстояло и на этот раз — и все же хищник сомневался. Мужчина не был магом, и не слишком похоже было, чтобы он был воином. Конечно, на поясе у него висел кинжал, а у седла был приторочен топор — смехотворное оружие, если пользоваться им против брони охотника...
Он снова подобрался ближе, вперив взгляд в спину всаднику. Тот поежился, и почти тут же оглянулся — но хищник уже метнулся в сторону, прижимаясь к земле, сливаясь с ней. Глаза мужчины пробежали прямо по телу зверя, но, как и десяток раз до этого, так ничего и не заметили. Всадник расслабился, и снова повернулся к спутнице, продолжая начатый разговор. Имей хищник желание, он легко смог бы разобрать слова — но ему это было не интересно. За две последних ночевки он и так наслушался с лихвой. Вряд ли они скажут что-нибудь новое.
Места вокруг были красивые... зелень леса, сочная, яркая, напитанная жизнью, так разительно контрастировала со всем, что ему приходилось видеть в последние годы, которые он провел на развалинах Цитадели. Внизу, под деревьями, кишмя кишела жизнь, начиная от крошечной, зарывающейся глубоко в землю, и до более крупных представителей, способных посоперничать размерами с самим хищником. Он проходил мимо них, не обращая особого внимания на возмущение тех, кто считал себя хозяевами здешних мест. Ни одно из существ и не подумало доказывать хищнику свои права, каждое чувствовало, что схватка с непрошенным гостем оказалась бы для них последней.
А самого хищника это ни в малейшей степени не волновало. Он бежал по мягкой, жирной земле, по зеленой траве с тем же равнодушием, с каким до этого взметал вечно сухой пепел погибшего плоскогорья, сожженного магией его прежних хозяев. И его не интересовали те создания, что, трусливо поджимая хвосты, стремились уступить ему дорогу, не интересовали ни в какой степени — ни как противники, ни как пища.
И еще одно существо следило за передвижениями двух всадников. Собственно, их было даже двое — хозяин и слуга. И, если хозяина и можно было с некоторой натяжкой причислить к человеческому роду — все ж таки большая часть его крови была именно человеческой, и лишь незначительная — эльфийской, то слуга его к людям ни в коей мере не относился. Хотя, пожалуй, и к животным его уже причислить было нельзя. Сейчас его звали Тарг. Несколькими годами раньше он и вовсе не имел собственного имени, как и многого другого. Нельзя сказать, что он был особо благодарен хозяину за новоприобретенные способности, за умение говорить и за те мысли, что стали посещать его бронированную голову. Но его преданность определялась отнюдь не чувством благодарности, и не возможностью всегда вовремя получать кормежку, не гоняясь за ней по лесу. Просто человек, его хозяин, создавая себе слугу, заранее позаботился и о преданности. Он вообще был предусмотрителен... и потому все еще жив.
