Горошина для принцессы

Однако, деваться было некуда. Опять же паёк...

На призывной комиссии Георгий невзначай упомянул о своём знакомстве с авиационными моторами и был незамедлительно направлен для прохождения службы в Красный Воздушный Флот. С лёгкой руки неведомого канцеляриста он попал в Первый советский дивизион истребителей. Сначала был механиком, а потом стал пилотом. Сражался с Колчаком и Юденичем, Врангелем и Пилсудским. Труса Георгий не праздновал, летал смело, и был награждён двумя орденами Красного Знамени. За беззаветную преданность делу революции и отчаянную храбрость.

А пока он воевал, любимая терпеливо ждала его и баюкала маленькую Снежку. Она родила её суровой зимой девятнадцатого года. Холодной и многоснежной... И, наверное, поэтому назвала Снежаной.

Георгий и Наталия обвенчались за два года до Германской. Их любовь была взаимна и до скандальности романтична. Влюбившись с первого взгляда, они не могли прожить друг без друга и одного дня! И лишь война сумела их разлучить.

Но, к счастью, не навеки! Судьба хранила их, а они хранили свою любовь! И встретились снова, несмотря ни на что! Спустя три года.

Как им хотелось никогда уже больше не расставаться! Но, видимо, не все устали от войны! И вскоре те, кто никогда не сидел в окопах, раздули её по новой. И опять стали погибать люди. На фронте — от пуль, штыков и сабель, а в тылу — от голода. Впрочем, во время гражданской междоусобицы фронт от тыла отличить нелегко.

Георгий вовремя увёз беременную жену из Петрограда в деревню, к родственникам своего боевого товарища. Лишь благодаря этому Наталии и малышке удалось выжить.

Они виделись очень редко. И всё же Георгию иногда удавалось ненадолго вырваться в Петроград. Он приезжал к жене и дочке и проводил краткие мгновения в светлом раю нежной и верной любви...

Когда окончилась эта безконечная братоубийственная война, он подумал, что, наконец-то, они заживут счастливо. Все вместе.

Увы, тяготы и бедствия военного времени подкосили и без того хрупкое здоровье его Наталии. Она долго болела и ушла, тихо и печально, оставив его в безутешной тоске. С семилетней Снежкой на руках.

А жизнь продолжалась...

В двадцать седьмом его назначили командиром бригады. Через год вручили третий орден, к которому Георгий был представлен ещё в Гражданскую. Многие красавицы вздыхали по нему тайком. Но он никогда больше не посмотрел ни на одну женщину, хотя был молод и знаменит.

Шли годы... А он по-прежнему всё свободное время посвящал любимой дочери, которая становилась всё более похожей на свою мать.

Комдив стиснул зубы. Наталию он уберечь не смог. А теперь и Снежка оказалась в опасности. Из-за него.

На что он надеялся?! Ведь, всё было ясно с самого начала!

Когда был раскрыт военно-фашистский заговор маршала Тухачевского, и после краткого и невразумительного процесса все фигуранты этого дела были немедленно расстреляны, у него в душе зашевелилось недоброе предчувствие. Которое, как обычно, не обмануло. Как ни разу до этого не обманывало в бою.

Добрич никогда не был особенно близок ни к Уборевичу, ни к Тухачевскому, хотя не один год прослужил под их командованием.

Георгий слишком хорошо знал и того, и другого. И не питал никаких иллюзий насчёт военного 'дарования' обоих! Впрочем, поручик Тухачевский, наверное, мог бы стать неплохим командиром роты. Если бы подольше ей покомандовал, а не просидел всю войну в плену! И подпоручик Убаревич-Губаревич роту, вероятно, потянул бы.

Однако, на волне революционного энтузиазма и по причине катастрофической нехватки военных кадров оба в одночасье вышли в командармы. И наломали немало дров, пока усваивали азы стратегического искусства. Залив рабоче-крестьянской красной кровью и Великия, и Малыя, и Белыя. А потом ещё и Польское царство, и Кавказ, и Среднюю Азию в придачу.

Впрочем, судили Тухачевского и иже с ним не за печально знаменитый марш-бросок на Варшаву с открытыми флангами и не за перегибы при подавлении народных волнений, Тамбовского восстания и Кронштадтского мятежа. Их судили за измену Родине, шпионаж, вредительство, диверсии и террор!

По поводу барских замашек 'красного Бонапарта' Георгий был наслышан. Но в то, что тот являлся немецким шпионом, не верил. Бонапартизм и интриганство — это одно, а шпионаж — совсем другое! Вполне возможно, и Тухачевский, и Уборевич, и Якир с Гамарником, действительно считали Ворошилова дураком и неучем и подсиживали, как могли. Это, само собой, было достаточной причиной для снятия виновных с должностей, понижения их в звании и даже увольнения в отставку.

Но не для судебной расправы, шельмования и расстрела!

Сразу после казни участников заговора начались повальные аресты командного состава и в армии, и во флоте. За год безследно исчезли многие сослуживцы Георгия. Его боевые товарищи. Его бывшие начальники и подчинённые.

Как и его предшественник в нынешней должности.

Добрич понимал, что своей очереди ему тоже долго ждать не придётся. Однако время шло, а его не трогали. В феврале за успехи в боевой, политической и технической подготовке он был даже награждён орденом Ленина.

Но уже в конце весны почувствовал, как над ним стали сгущаться тучи. А в последние дни это ощущение стало почти нестерпимым.

И он понял, что вот-вот за ним придут.

Скорее всего, ему предъявят стандартное, высосанное из пальца, обвинение в шпионаже в пользу какой-нибудь европейской державы. Или нескольких держав одновременно.

А вдруг его обвинят в том, что до революции он был...

Комдив нахмурился. Неужели, всё-таки, дознались?! Нет! Вряд ли... Тогда всё было бы иначе. И совершенно безнадёжно.

Господи, как же уберечь от всего этого дочь?!

Надо было бы уже давно отослать её куда-нибудь... А куда? И как он объяснил бы ей необходимость бросить учёбу и срочно уехать неизвестно куда, неизвестно зачем?

Комдив тихонько потрогал её за плечо:

— Снежка...

— Володя... — нежно прошептала она сквозь сон. И проснулась.

В комнате было темно.

— Снежка, нам надо поговорить, — наклонился к ней отец.

— Да, папа, — заморгала она спросонья глазами.

— Снежка, я хочу, чтобы ты знала... Что бы обо мне ни говорили, это всё неправда!

— О чём ты, папа? — она ничего не понимала.

— Обещай мне! Что бы обо мне ни говорили, этому не верить! Обещаешь?

— Да, конечно! Но почему?.. Что случилось, папа? — Снежана села на кровати, поджав под себя ноги.

Он присел рядом с ней и обнял за плечи. Она посмотрела на него и вдруг заметила, как он сдал за последние дни... Похудел, под глазами мешки.

— Что случилось?

— Сейчас я не могу ничего тебе объяснить. Придёт время, и ты сама всё поймёшь... Помнишь наше место? В Петергофе. В парке.

— У старого дуба?

— Да! Молодчина! Там, в дупле, я оставил кое-что для тебя. Только не ходи туда сразу. Потом, через какое-то время... Хорошо?

— Хорошо. Но скажи, всё-таки, что случилось? — она всерьёз разволновалась.

— Ничего пока не случилось, — он поцеловал её в лоб и прошептал. — Милая моя девочка... — и погладил её по голове. — Но скоро может случиться, — он вздохнул. — Ты у меня самая сильная в мире! Ты справишься!

— Папа! — Снежана по-настоящему испугалась. — Почему ты так со мной разговариваешь?

— Ты его любишь? — вдруг спросил он.

— Кого? — потупилась Снежана.

— Владимира... Ответь мне, для меня это важно.

— Да... — прошептала Снежана, и вдруг всхлипнула. — А он!.. А он!

Отец погладил её по голове и сказал:

— Владимир — хороший парень! Если ты выбрала его, то я одобряю твой выбор. Он любит тебя и никогда не покинет в беде. Я в нём уверен.

С какой надеждой Снежана посмотрела на отца!

— Владимир никому не позволит тебя обидеть! — повторил он.

И в этот момент в дверь позвонили.

— Помни! Что бы обо мне ни говорили, не верь! — отец крепко-крепко обнял её и снова поцеловал в лоб. А потом встал и пошёл открывать.

Сердце Снежаны болезненно сжалось.

— Комдив Добрич? — услышала она незнакомый холодный голос в коридоре.

— Да! — твёрдо ответил её отец.

— Вы арестованы! Сдайте оружие!

Сразу же после этих слов по квартире загрохотали чужие шаги, а в большой комнате включился свет.

— Предъявите ордер на арест, — спокойным голосом сказал отец.

И добавил, после некоторой паузы:

— Мой пистолет в верхнем ящике письменного стола, в кабинете.

Всё остальное было непрерывным кошмаром.

Отца вскоре увели. А в квартире вовсю хозяйничали крепкие молодые люди в синих фуражках с малиновыми околышами.

Снежана стояла у стены в большой комнате, а они рылись в шкафах, перелистывая каждую книгу, встряхивая каждую тряпку, швыряя всё просмотренное на пол и топча это сапогами. И, похоже, это доставляло им удовольствие.

Иногда они прохаживались по ней плотоядным взглядом, но тронуть не решались. За связь с дочерью врага народа можно было и самому угодить под раздачу.

А, ну её! На их век и обычных комсомолочек хватит!

Обыск окончился лишь под утро. Снежане разрешили взять только её документы. А потом в присутствии понятых, дворника дяди Васи и его жены, опечатали квартиру.

И ей пришлось уйти...

Она дождалась открытия институтской библиотеки и взяла с полки недочитанный учебник. Буквы расплывались у неё перед глазами. Она сидела, глядя на одну и ту же страницу, пока за ней не пришли и не пригласили на заседание комитета ВЛКСМ факультета. И исключили из комсомола.

Наверное, кому-то это было очень нужно, потому что не прошло и пол суток с момента ареста её отца, а в институт уже сообщили.

Не дожидаясь поступления официального уведомления из НКВД, ректорат Ленинградского медицинского института немедленно принял решительные меры по очищению рядов своих студентов.

И вот теперь дочь разоблачённого врага народа Снежана Добрич стояла на Аничкином мосту. Одна. Без копейки денег. Без маломальского пристанища...

Ей было так плохо!

И никого не было рядом, кто помог бы ей пережить эту беду.

Нева текла и текла прямо у неё под ногами, она завораживала её и манила.

А, может, перелезть через перила и дело с концом? Может быть, это будет наилучшим решением всех проблем?

— Снежка... Вот, ты где, — вдруг услышала она за своей спиной.

Она обернулась и увидела Владимира. Он подошёл к ней и обнял. И тогда, слёзы, до сих пор лишь тихо катившиеся по её щекам, хлынули огромными градинами. И она затряслась от рыданий, уткнувшись в его плечо.

А Владимир обнимал её и гладил по голове.

Беда. Это действительно беда. Ну, что же... Пусть выплачется.

В то, что её отец, его боевой командир, Герой Гражданской войны, был врагом народа, он не верил и не поверит никогда! Но сделать ничего не мог... Что же это за время такое!

Владимир скрипнул зубами. Помочь комдиву он ничем не мог. Но её... Её он может и должен защитить!

О том, что Георгий Александрович арестован, ему сообщили рано утром. У него были друзья в штабе округа. Свои, проверенные в боях, ребята. Зная о дружеских отношениях Владимира с комдивом, они предупредили его. На всякий случай.

Он никогда не забудет этого! А, впрочем, в бою иначе не бывает! Спина к спине! Чужих бьём! Своих не сдаём! Иначе всем — каюк.

Когда он узнал о происшедшем, то сразу подумал о Снежане. Что с ней? Где она?

Он бросил всё и помчался в Ленинград.

Квартира Добрича на проспекте 25-го Октября была опечатана. Перепуганный дворник мычал что-то невразумительное. Владимир махнул на него рукой и кинулся в институт. Но и там её не застал. Разве что узнал о решении ректората и комитета комсомола.

Как-то всё слишком быстро провернулось, подумал он! Это было очень странно. И, как подсказывала интуиция, очень, очень опасно...

Где же ты, любимая?

Владимир метался на машине по городу, обыскивая все места, где хоть раз бывал вместе со Снежкой или знал, что она там любила бывать, одна или с отцом.

И, наконец, нашёл её.

У Владимира защемило сердце, когда он увидел одинокую девичью фигурку посреди моста. Она стояла, опустив голову. Такая беззащитная...

Нет! Он никому не даст её в обиду!

— Снежка, — шептал он, обнимая её и гладя по голове. — Снежана... Милая...

Что же делать? Легко сказать — никому не дам в обиду! А как это сделать? Как?!.. А может?..

У Владимира даже сердце зашлось от этой смелой мысли.

Боже мой! Но разве он может ей это предложить?! А вдруг она согласится только потому, что просто оказалась в этой ужасной, в этой безвыходной ситуации?

Снежана была так холодна с ним всё последнее время. Ему даже показалось, что она его избегает... И Владимир подумал, что она влюбилась в кого-то, и он стал нежеланным гостем! Ведь он старше её на целых семь лет! Может быть, она влюбилась в кого-нибудь более подходящего ей по возрасту? В какого-нибудь однокурсника.

Владимир переживал молча. Ему было очень больно, но он сумел взять себя в руки и незаметно стал всё реже и реже бывать в гостях у комдива.

Чтобы не стоять у Снежки на пути. Потому что знал, как к нему относится её отец, и понимал, что Снежане будет очень трудно пойти против его воли. Но он не имел права использовать свои отношения с Георгием Александровичем для того, чтобы заполучить его дочь! Это было бы подлостью! Это было бы предательством по отношению к ней!

Владимир знал себя очень хорошо. Он иногда даже сам себя боялся! Потому что знал, что порвал бы любого, кто посмел бы встать между ними!

Но если это был её собственный выбор? Взяла и влюбилась. В другого. Вот с этим он уже ничего не мог поделать. И должен был уйти...

Но только не сейчас! Потому что сейчас он должен её защитить!

Выплакавшись в объятиях любимого, Снежана успокоилась.

— Ведь, это всё неправда? — прошептала она.

— Неправда! — твёрдо сказал Владимир.

— Володя, ведь, ты не оставишь меня одну? — подняла она на него свои заплаканные глаза и опухшие, искусанные губы.

Владимир стиснул зубы, но всё-таки удержался от того, чтобы исцеловать её всю, с ног до головы, прямо здесь, посреди Невы.

— Никогда! — сказал он. — Не переживай! Скоро всё выяснится! Скоро разберутся, что это ошибка!

Владимир говорил, но сам не верил своим словам.

Не потому, что думал, что его командир — враг народа. Нет! Просто он знал, что практически никто не возвращается оттуда, куда увозят ночью на чёрном вороне.

А ещё он знал, что было что-то совсем неправильное во всём происходящем. Он чувствовал какую-то злую волю во всём этом. Но разве мог он ей об этом сказать?!

— Снежана, — сказал он. — Всё так сложно...

Она взглянула в его тёплые карие глаза своими ясными льдисто-серыми глазами.

— Ты должна меня понять, — он опустил взгляд.

Боже, как трудно сказать об этом!

— Я хочу тебе помочь...

Снежана улыбнулась и доверчиво склонила голову ему на плечо. От запаха её золотистых волос Владимира просто повело.

Что же делать?!.. Боже мой! Как же сказать-то ей об этом?!

— Будет лучше, если ты выйдешь за меня замуж... — наконец, выдохнул он.