| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Несколько иначе владели изначальной собственностью "примученные" лесовики. Возложенная на них "ограниченная десятина", первичное разоружение, "сдавайте валюту" — не позволяли накопить ресурсы для противодействия мне.
Позже... Два процесса шли "рука об руку" — лесовики становились "моими людьми" и "обрастали жирком". Материальная невозможность мятежа сменялась моральной, экономической.
Пример Сигурда заставил задуматься о возможности появления в городе людей богатых. О вреде, от этого могущим произойти. Сходная тема звучала в моих мыслях при обдумывании судьбы Булгарского каравана. Теперь — стала яснее.
Мне не нужны в городе богатые пришлые. Ни в переселенцах, ни в гостях.
Резюме: вынести на края своей земли постоялые дворы, ужесточить пропускной режим.
Это было первое решение. Позже, как с деревянной черепичкой, пришлось перерешивать. Когда пошёл поток "кочующих земледельцев". Массы людей, категорически не желавших расставаться со своими коровёнками и лошадёнками. Что ж, пришлось несколько менять свои правила. Подгоняя "закон" под реальный народ.
Пришлые бессмысленно толклись по селению, Колотило, освобождённый мною он незваных начальников, гонял своих работников. И начал порыкивать на свитских бездельников, шугая их от строящихся объектов. Чуть позже слуги княгини созвали всех в ту часть селения, где стоял дом тиуна.
Я сбегал на вышку, доложился "в центр" о своём прибытии и обстановке. Побегал по окрестностям с Куртом, осмотрел достопримечательности...
Жарко. Томно, душно. Тихо. На будущей солеварне мужики лениво таскают деревянные трубы, кирпичники выкладывают печи. Ниже селения пара не понимающих русского языка ободранных лесовиков крошат скопившийся плавник в дрова. И чего я тут делаю? Сейчас бы намахался бы косой да придрёмывал спокойно в тенёчке...
Не обманывай себя, Ваня — спокойно вздремнуть у тебя никогда не получалось. Всякий раз что-нибудь... горит.
В середине дня подошли и встали ниже у берега вышедшие ещё с вечера два ушкуя с моими бойцами.
Сходно с Булгарским караваном. Приятно использовать уже готовые, отработанные решения, а не изобретать новое, путаясь в деталях и сомнениях. Ребята хорошо отрабатывают, накатанно. Даже "водомерку" притащили.
Снова, как было недавно у Усть-Ветлуги, "кирпич со скорпионами" пробежался чуть вверх по реке, развернулся в виду пристани, продемонстрировал скорость и манёвренность.
Сигурд не знает моих возможностей.
"Самое главное в покере — не то, какие карты у них на руках, а то, какие у них карты по мнению других игроков. Хорошо поданная ложь ничем не хуже правды".
А я даже не лгу. Всего лишь создаю впечатление.
Решение — вывод из знаний. Знания ярла обо мне стали чуть больше.
Драться со мной... Мои мечники против него не выстоят. Но мои стрелки положат по паре его людей каждый. А остальных... мечники дорежут. "Ласточка" и "водомерка" закроют от него Волгу.
У него слишком тяжёлый караван. Если уходить вверх, против течения — придётся бросить половину барахла и часть людей. Оставить женщин, гражданских. Грести и драться. Прорываться мимо Мологи, где они недавно нагадили, мимо Твери, где... сходно.
Если он бросит лишнее и рванёт вверх... Буду ли я бить его на отходе? Он этого не знает. Хуже — я сам пока этого не знаю.
Когда год назад мы разговаривали в Янине, Всеволжска ещё не было. А теперь он есть. И он очень... "обманывает ожидания". Он — необычен. В основе — взрывной рост. На покупном хлебе, на приходе пердуновских, на множестве Ванькиных вывертов и подрыгов. Это не полсотни полуземлянок с дрянным частоколом вокруг.
Слухи говорят о непривычном, глаза видят странное, а вот насколько это странное — смертельно...
Почти никогда военачальник не имеет полной информации о вероятном противнике. Лакуны заполняются здравым смыслом, логикой, опытом... Но опыт управления парусно-гребным драккаром, например, нельзя использовать при управлении этой криво-парусной лодочкой.
Думай, ярл, думай.
"Понаехальцы" зашумели, от дома тиуна высыпала куча народа. Полюбовались на чудо невиданное — "кирпич со скорпионами". И снова ушли во двор... Думу они там думают. Пара деревенских мальков, просматривающих тиунское и окружающие подворья со всех сторон, благо — заборы ещё не поставлены, периодически прибегали с донесениями. Пришлые стянулись к своему центру, многие вздели брони и подцепили клинки. Похоже, они сильно спорили между собой — голоса становились всё громче.
Я всё пытался осмыслить получающийся расклад.
Сигурд мне не нужен, его люди — просто опасны. Самборина — источник проблем, возможных конфликтов. Её люди... На кой чёрт мне эти... "б" и полу-"б"? В смысле — полу-бояре?! Даже прислуга их — испорчена теремной халявой. Ни крестьянствовать, ни к станку... Гонору — полно, подлизнуться, интригнуть, воровать по мелочи, делать вид... умеют. Будут дурить моих. А пользы особой... как-то не просматривается.
Сумма знаний и умений этих... "приближённых к высочайшей особе" — либо не нужна, либо вредна. Типа того нефрита. Этих ещё и кормить придётся.
Вот почему мое предложение Сигурду выглядит так... не зазывающе. Если примет, то с ясным осознанием своего зависимого, подчинённого положения. Другой бы на его месте отказался. Или обиделся и понёс разносить всё вокруг. И мы бы их тут и положили. Как Клязьменский караван. Ну, пришлось бы Балахну отстраивать заново — не смертельно.
Но Сигурд... "сука белесая"... Умный мужик. Много повидал, "горяченького" похлебал. И меня немного знает...
— Воевода! Тама! Мать велела! Княгиню убивают!
Давешняя "сортирная коммунистка" — дочка Рады — споткнулась на колдобине, влетела мне в живот головой, но донесла весть.
Я погнал Сухана за гриднями к ушкуям, а сам резвенько порысил на Колотилин двор, нервно подтягивая портупею с "огрызкими".
На дворе стояли друг против друга две толпы. Одна — на крыльце и вокруг. Преимущественно — гражданские, но с железками в руках. В середине — княгиня и несколько мужчин. Двое держат её за руки, ещё парочка перед ней на невысоких ступеньках крыльца эмоционально размахивают ножиками, обращаясь к другой группе.
Другая группа, похоже, первых не пускает. "Непускальщики", преимущественно, нурманы. Эти в шлемах и с мечами. Здоровые, блин, мужики! Из-за них мало чего видно. Существенно лучше вооружены. Не орут, железками не размахивают. Хотя у всех мечи вынуты из ножен.
Разглядывать напряжённые задницы длинных блондинистых оглобель было не интересно, я потихоньку начал их обходить.
— Об чём крик, люди добрые?
Моя любознательность переключила всеобщее внимание. Какое-то... недружелюбное. Курт у ноги чуть осел и тихонько зарычал.
— Ты! Вели им уйти! Не то мы этой курве ляшской брюхо выпотрошим! Выблядка собакам кинем! Уйди с дороги!
Факеншит! Как мне это останадоело... Опять захват заложника. Точнее — заложницы.
Помнится, недавно так меня смертью Лазаря пугали. Там я просто сыграл равнодушие к его судьбе и напомнил о репутации "Зверя Лютого". Повторить? — Там были шиши. В принципе — нормальные люди. А здесь несёт... ненормальностью. Псих, "бесом обуянный".
"И имя ему — Легион".
* * *
На приеме у психиатра:
— Доктор, а зачем у вас лежит тапок на столе?
— Понимаете, у многих пациентов такие тараканы в голове...
А я только пару клинков взял. И ни одного тапка...
* * *
Впереди дуги, повернувших в мою сторону головы высокорослых норвежцев, разглядел Сигурда. Он и не глянул в мою сторону. Просто смотрел на группу на крыльце. Молча. Неотрывно. Даже не плямкал.
Тогда я сам:
— Тю. Ты, паря, никак, на повышение пошёл. С утра тиуна моего строил, к обеду воеводе указывать надумал. Об чём крик-то?
Да, это был тот "спесивец", который с утра выговаривал Колотиле за беседку для дам. Высокородность с него слетела, а некоторый взвинченный бзик — прорезался.
* * *
Я уже говорил, что в средневековье концентрация больных на голову — очень высока? А что среди вятших придурки — через одного? Жертвы аборта. В смысле: его отсутствия.
Во-от, коллеги... К этому нужно быть постоянно готовым. Вы ищите смысл, а здесь просто компульсионное обострение. Вы категориями оперируете. Этносы, классы, генеральная линия развития... А тут — просто дурка на прогулке.
Я даже не про идеологическую или сословную неадекватность. Типа бесенят под каждым кустиком или божественном праве благородного рыцаря сношать любую простолюдинку. Я про чисто медицинские явления. Здесь такое не лечат. Более того — часто называют божественным даром. "Подвигами". Галлюцинации — откровение божье, а не обострение заболевания. Используют как примеры для подражания в воспитании детей и юношества.
Представьте себе господство торжествующей бзик-пропаганды. Столетиями, каждый день, повсеместно. Кто против — под плети или на костёр. Количество психов на тысячу душ... больше тысячи. "И имя ему — Легион".
* * *
Интересный эффект даёт "помечание волком" на аристократической почве. Гидропоника, факеншит... Такие фрукты цветут и вызревают! "Чувство собственного достоинства" ему прищемили. Как моего Колотилу дерьмом обзывать — нормально, а как на самого пёсик писнул — мозги вышибло. Подонок. Да ещё и больной.
Норвежец, стоявший недалеко от меня, начал, было говорить, понял, что русских слов не хватает, толкнул локтем стоявшего рядом с ним молодого русского парня. Отрок-оруженосец?
— Они... эта... хотят к лодкам пройти. Ну... чтобы уйти с отседова. Ну... от тебя, стало быть.
— Так в чём дело? Пусть идут. Я силком к себе никого не тащу.
— Дык... они ж... ну... княгиню-то схватили. Убить грозятся. Ежели не пустим.
— Так пустите.
— Дык... они ж... эта вот... её с собой заберут.
Вона чего...
* * *
Стремление не отпускать от себя князя, его семейство проявляется у русского народа неоднократно. В Новгороде — регулярно то не выпускают князя, то сажают под караул княгинь. Жену Дмитрия Донского, при появлении Тохтамыша, москвичи, в конце концов, из Кремля выпустили. Но провожали такими матюками, что их и в летописи отметили.
Иногда в таких эпизодах можно уловить смысл захвата заложника против очевидного противника. Но часто смысла нет. Просто таково "чувство народное" — княжьё должно быть.
Пример: поляки сидят в Кремле и ведут переговоры с нижегородским ополчением, угрожая зарезать нескольких московских бояр из самой высшей аристократии. Речь об изменниках, о предателях Веры Православной и Земли Русской в терминологии ополченцев. Вроде бы — хорошо: перережут злыдни друг друга — и ладно, меньше останется.
Ан нет — аргумент.
Пока голод в осаде не приводит к смерти бояр. Потом поляки их съели:
"Когда не стало трав, корней, мышей, собак, кошек, падали, то осажденные съели пленных, съели умершие тела, вырывая их из земли; пехота сама себя съела и ела других, ловя людей. Пехотный порутчик Трусковский съел двоих своих сыновей; один гайдук тоже съел своего сына, другой съел свою мать;... кто кого мог, кто был здоровее другого, тот того и ел. Об умершем родственнике или товарище, если кто другой съедал такового, судились, как о наследстве".
* * *
Здесь нет голода, есть княгиню не будут. Но неоднородность каравана заставляет решивших уйти опасаться чужаков-нуроманов: "зарежут напоследок, душегубы нерусские". Появляется объединяющая тема — "вызволить вдовицу светло-княжескую из неволи поганской". И — "знамя". "Мы не сами идём, мы княгиню везём".
Не захват, но освобождение. Благое дело, защита вдов и сирот...
"Молодец! Возьми с полки пирожок".
Чтобы эффективно выгрести против Волжского течения, Сигурду надо уменьшить караван. Оставить кучу ненужного народа здесь. Кто будет "ненужными" — понятно. Они очень этого не хотят, боятся. Остаться без охраны, в дебрях лесных, среди племён диких...
"А четвёртого толстого съели".
Тут есть некоторые оттенки... о которых полезно напомнить:
— Они все дураки? Краденая княгиня — как булыга на шее — в любой луже утопит. Вон, до Городца дойдут, там их воевода Радил и порубает. За воровство противу дома Рюрика.
Моя несколько лениво-повествовательная манера изложения ввела публику в смущение. И показала возможную точку зрения: не спасение княгини, но её похищение.
На "Святой Руси" и простую холопку украсть напряжно: сыск идёт "до третьей руки". А уж княгиню воровать... только с войском. Как Болеслав одну из дочек Крестителя из Киева увёз.
Кажется, эта простая мысль начала пробивать дорогу в разгорячённых длительной предыдущей ссорой мозгах участников конфликта. Уходить похитители собираются на Русь. А там — по "Русской Правде".
* * *
Тема хищения княгинь в законодательстве детально не рассмотрена. Ближайший аналог — сто гривен золотом за увоз и/или изнасилование женщин старших вятших по "Уставу церковному". Что в реале означает смерть с конфискацией.
"И над могилкою твоей
Гори-сияй... её звезда".
* * *
Логики в действиях "похитителей" нет. У лидера — компульсия с иррациональностью. Остальные... Просто — идти им некуда. Одна надежда — вернуться, вопия:
— Животов не жалея! Очей не смежая! Рук-ног не покладая! Вызволили! Спасли княгиню православную из лап зловредных иноверцев-иноземцев.
А вот хочет ли она такого "вызволения"? Отличить "заложника" от "соучастника" не всегда удаётся даже в морге. Причём и самооценка персонажа может со временем меняться. Не в морге, конечно.
Фактически, их жизни зависят от того, что она скажет в конце, при "разборе полётов".
Напоминание об общеизвестном, о возможности признании "захватчиками" их самих, а не "зловредных иноземцев", о последующих вирах и казнях, исполненное спокойным тоном — подействовало: люди, державшие Самборину за руки на крыльце, переглянулись, побурчали, ослабили хватку.
Княгиня раздражённо дёрнула, отряхнула смятые в чужих ладонях широкие рукава платья, и гордо вскинув голову, пошла с крыльца к нам. Нурманы начали убирать мечи в ножны.
— А-а-а! Сдохни сука!
— Курт! Убей!
Всё произошло очень быстро. Княгиня сошла с крыльца и сделала три-четыре шага. Сигурд шагнул ей навстречу, протягивая руку.
В этот момент у "спесивца" окончательно "снесло крышу". Он весь искривился лицом, заорал и, высоко вскинув руку с ножом, кинулся вдогонку. Одни не успели среагировать, другие — не успевали. Нурманы, снова вытаскивая мечи, рванулись на помощь, но...
Курт прыгнул с места. Через головы людей, через головы Сигурда и Самборины. Два тела — волка и человека — опрокинулись в пыль у крыльца. Полежали мгновение одной непонятной кучей. Потом мохнатая туша волка неторопливо поднялась и, между делом, мотнула крокодилячьей башкой. Отбрасывая в сторону оторванную голову человека.
Светлым футбольным мячом та полетела, кувыркаясь, к кучке сложенных у крыльца брёвен, застучала, скатываясь по ним, костяным стуком, пару раз перекатилась по земле и замерла, воткнувшись носом в песок.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
