— Это будет совсем другой мятеж, — мрачно заключил он. — У Низших теперь есть право сокрушить нас, а мы... чувствуем, что виновны. Что же нам делать?
— Я не уверен, что сейчас есть смысл вообще что-то делать, — не менее мрачно ответил Найте. — Как оказалось, ядерная зима — вовсе не бред ученых умников...
Сердце Маонея обмерло. О теории ядерной зимы он тоже слышал — но изо всех сил надеялся, что она так и останется теорией...
— Ты хочешь сказать, что... — начал он.
Найте кивнул.
— Да. Наши орбитальные разведчики показали, что весь мир ждет многолетняя зима. Прежде всего...
Слушая его рассказ, Талу вновь словно оказался в вязком, тягучем кошмаре. Пепел тысяч сожженных городов скроет весь мир за несколько месяцев — и не рассеется в течение многих лет. Температура на всей планете упадет до тридцати градусов ниже нуля. Для Уарка, никогда за всё время своего существования не знавшего зим, это был конец. Никакая развитая форма жизни не могла перенести это...
— Значит, ни для кого нет никакой надежды? — тупо спросил Талу.
Найте вздохнул.
— Есть. Для тех, кто попал на плато Хаос. Для других...
— То есть, я умру?
Найте взглянул ему в глаза.
— Ты — нет. Хьютай приказала мне особо позаботиться о тебе. На Ан-Аркской военной базе есть один исправный вертолет. Я прикажу прислать его сюда и забрать тридцать файа — в том числе и тебя. Потом я пришлю из Товии самолет...
— Спасибо, Мастер, — Талу искренне и глубоко поклонился. Он прекрасно понимал, что не заслужил такую вот участь... но он был очень рад ей. Жить ему всё же очень хотелось. — А остальные? — вдруг спросил он.
— Остальные останутся здесь. Это уже неважно, — Найте прервал связь.
.......................................................................................................
Ожидая прибытия вертолета, Талу сидел в здании аэродрома базы, мрачно глядя на растерянно бродивших по нему бойцов. Все они были ошеломлены и подавлены — но Талу мог их понять. Истребительные отряды славились тем, что могли в любой момент посадить всех своих бойцов на вертолеты и доставить их в любое место. Сейчас же из восьми тысяч бойцов восьмого отряда триста уже пали жертвой притяжения смерти, а ещё пятьсот спятили и их пришлось запереть. Все вертолеты превратились в груды бесполезного лома. Чинить их было некому — гражданский персонал, напуганный всё тем же притяжением смерти, разбежался по домам. Что же до бойцов... многие торопились побыстрее убраться из Цеты, пока у них ещё есть такая возможность. Талу не видел, чтобы их кто-нибудь задерживал, даже если они уходили, прихватив оружие. Он не представлял, правда, что они будут делать во враждебной стране — но таков был их личный выбор...
Размышления Талу прервал появившийся вертолет. Он привлек гораздо меньше внимания, чем опасался Маоней. Найте приказал доставить в Ан-Арк лишь специалистов и инженеров, у которых всё равно не осталось дел здесь — но никто не пытался помешать посадке...
.......................................................................................................
Едва они поднялись и пролетели несколько миль, Талу вздрогнул, взглянув вниз. Там, направляясь к Цете, ползли бесконечные колонны военных машин. И далеко не все они были изготовлены в Фамайа. Гадать, кто сидит в них, не приходилось. Их вертолет встретили ожесточенным, но беспорядочным огнем — лишь благодаря этому пилот успел отвернуть в сторону...
Мрачно глядя вниз, Талу задумался. Он видел участь Соары — и руководящие штурмом Цеты офицеры-вебы тоже её видели. Цету постигнет участь Соары, только быстрее и хуже. Она даже не была крепостью, в ней не было укреплений и орудий. Её защищала сила её войск. Но силы не стало — техника превратилась просто в лом, мораль упала до нуля, организация рухнула. Тут будет не бой, а просто бойня...
Талу вздрогнул, вспомнив зверства восьмого отряда. Да, у жителей Ирмии действительно есть поводы для мести — и она будет легкой. Цета уже не могла сопротивляться. На базе восьмого отряда осталось около пяти тысяч бойцов — тех, кто не мог бросить свои семьи, или тех, кто понимал, какая участь ожидает дезертиров во враждебной стране. Всего в Цете жило больше двадцати тысяч файа — в основном, жен и детей истребителей. Теперь всех их ждала смерть.
Талу встряхнул головой. Так или иначе, но он останется верен Хьютай. Но он вдруг подумал — а есть ли ей дело до чего-либо, кроме своей мечты — мечты о звездном будущем их народа?..
Он смотрел назад. Выстрелов не было слышно, — они были уже далеко, — но на южном горизонте, над Цетой, стояло тусклое, но быстро растущее зарево разгорающегося пожарища.
..........................................................................................................
Мрачный, в крови и копоти, Нэркис Уэрка стоял на крыше здания реактора, озирая развалины крепости. Победа далась очень недешево. Всего в сражении погибло больше трех тысяч солдат Вебы, все, находившиеся в крепости, до последнего младенца, и тысяча его людей. Ещё около трех тысяч были ранены. Но в его армии было уже десять тысяч повстанцев и он понимал, что это — лишь начало их великого похода к Товии и дальше, к плато Хаос...
Глава 2:
Последний день
Маоней Талу шел по улицам Товии. Ему не было никакого дела до Абраса Бору и его мятежа. Эти два месяца в родном городе сделали его почти прежним. Конечно, он не мог забыть о том, что их всех ожидает, но теперь смотрел на вещи не столь мрачно. В конечном счете, Товия неплохо соответствовала названным Найте условиям. По крайней мере, её Цитадель...
Талу встряхнул своей гривой, падавшей ему на плечи. Предстоящая осада казалась ему необычайно интересным приключением, и даже возможная смерть уже не казалась страшной. Здесь был его дом, его родина, его друзья — а вместе трудно бояться.
Талу улыбался, чувствуя себя странно легким и свободным — на нем была только короткая зеленая туника и сандалии. Эта одежда нравилась ему гораздо больше, чем рабочая или даже форма Высшего. Он знал, что совсем скоро больше не сможет так ходить, и вообще показываться на улице, но весь этот последний день принадлежал ему. Товийскую молодежь трудно заставить делать то, что ей не нравиться, и, если она решила провести свой последний день в веселье — что ж. У Талу тоже было полно дел, но он просто сбежал, чтобы увидеть последний — на многие годы, если не навсегда — мирный день. Он совершенно не представлял, что станет делать, сбежав из затхлых, пропахших оружейным маслом подвалов Замка. Впрочем, это его ничуть не волновало. Пока он просто шел по улице, наслаждаясь теплым ветром и царившим повсюду оживлением. Не верилось, что это — последний день. На улицах кое-где попадались патрули, но в кармане у Талу были его "корочки" и он мог пойти куда угодно — в пределах "белой области", конечно.
Маоней почти бессознательно направлялся на север — в построенные после Второй Войны жилые районы. Эти унылые кварталы, застроенные длинными серыми пятиэтажками, казались ему наиболее уютными — может быть потому, что где-то здесь он и родился. Он жалел лишь, что ему не с кем разделить свою радость. Его работа не позволяла ему иметь близких друзей, не было у него и девушки — хотя он отнюдь не был к ним равнодушен. Просто ему не встретилось никого, с кем он захотел бы разделить свою жизнь — как Анмай с Хьютай. Талу порой злился на свою разборчивость, но поделать ничего не мог, да и не хотел — ему хватало временных подруг, а думать о себе как об отце и муже было смешно...
Он замедлил шаг — навстречу ему направлялась группа молодежи, человек десять, вперемешку смуглые и белокожие лица, улыбки, смех...
— Эй, зеленый! — обратилась к нему стройная девушка с русыми кудрями до плеч, в куцем белом платьице и босая. — Ты мальчик или девочка?
Талу широко улыбнулся.
— Мальчик.
— Годиться, — она потянула его за руку. — Пошли с нами.
— Куда? — поинтересовался Талу, уже идя бок о бок с ней.
— В парк. Говорят, там собираются все наши... сколько тебе лет?
— Семнадцать, — соврал Талу.
— Врун! Скажи ещё, что ни разу не целовался! — она рассмеялась. Талу — тоже. Он не согласился бы разделить с этой девушкой свою жизнь, но этот день — да...
Когда над Цитаделью полыхнуло пламя и вскоре докатился приглушенный гром двух залпов, компания на минуту притихла — они поняли, что с мятежом покончено. Но он лишь подстегнул кипящую в городе жизнь. Талу стремился развлечься и старательно избегал всего, что связано с войной. Но это ему не удалось. Он увидел, что вверх по улице бежит худой бритый человек в измятой одежде, — должно быть, один из отпущенных мятежными полицейскими заключенных, — а за ним с воплями гонятся несколько растрепанных парней.
— Держите его! Это "беглый"! — заорал один из них.
Компания кинулась наперерез. Беглец попытался увернуться, но ему умело подставили ногу, и он растянулся на асфальте. Встать он уже не смог — на него обрушился град ударов и мостовая скоро окрасилась кровью. Упавшего били ногами, причем девушки старались больше парней — конечно, те, которые были обуты. Но и его девушка — Талу сообразил, что даже не знает её имени — рвалась вперед. Слов она не слышала, и Талу удержал её, перехватив руками поперек живота. Она поняла его жест по-своему — извернулась и впилась в его губы своими. От неожиданности — впрочем, не только от неё, — у Талу перехватило дух. Он слышал звуки ударов, крики умирающего, — но всё это ему не мешало, напротив, — юноша почувствовал, как его затягивает темный водоворот...
— Какой ты нетерпеливый! — восхищенно воскликнула она, наконец, оторвавшись от него.
В этот миг Талу заметил ещё троих "беглых", — очевидно, товарищей избиваемого. Они были помоложе и покрепче, и сами бросились вперед. Молодежь с дикими криками бросилась им навстречу. Сверкнул нож, один из парней обвис на руке "беглого" и упал, захлебываясь кровью. Второй "беглый" выдернул пистолет. Он стрелял навскидку, почти не целясь — ещё один парень опрокинулся назад с тремя пулями в груди, второй крутанулся, словно пытаясь разглядеть свою пробитую голову, и тоже упал.
Талу пожалел, что не захватил оружие — его просто некуда было спрятать в такой одежде. Впрочем, он бы не сунулся в такую драку — он знал, что "беглые" правы, они защищают товарища... а эти набросились на них с дикими криками, словно стая обезумевших животных. Талу видел, как стройная смуглая девушка, тонкая, как тростинка, бросилась на парня с ножом, вцепившись пальцами в глаза. Парень заорал, по его щекам потекла кровавая слизь, а тонкие пальцы погружались всё глубже... до самых ладоней. Это была неконтролируемая, уже не сознающая себя ярость. Талу был очень рад, когда ненормальная девица в его объятиях вновь сжала его лицо ладонями и впилась в его губы, словно выключив весь мир...
Он опомнился, лишь когда она отпустила его. Четверо "беглых" были мертвы — растерзаны буквально в клочья дюжиной безоружных юношей и девушек, почти детей — они стояли вокруг них, встрепанные, в порванной и заляпанной кровью одежде — но никто из них не был даже ранен. Они жадно смотрели на мертвецов — если бы они опустились на четвереньки и вцепились зубами в кровавое мясо, Талу не удивился бы. На трех убитых товарищей они просто не обращали внимания.
Вскоре появились ополченцы и оцепили место бойни. Компания отправилась дальше, к парку. Происшедшее вызвало у Талу омерзение, — но, в то же время, он чувствовал гордость... и страх — словно на его глазах стая бешеных собак разорвала человека. Но безумное чувство освобождения от всего, свойственного человеку, последней, предсмертной свободы всё же преобладало. И он чувствовал себя своим в этой дикой стае — это было самое приятное... и страшное.
.........................................................................................................
Первоначально Товийский парк показался Талу совершенно обычным — любимое место отдыха товийской молодежи, полное в любой вечер любого дня. Подобравшая его компания побежала купаться, но Талу застыл на берегу. Он, наконец, заметил разбросанную повсюду одежду, судьба которой, похоже, совершенно не беспокоила её владельцев. И нагие пары, занимавшиеся любовью, не стесняясь сотен жадно глядящих глаз. И стоящие у берега мониторы. И столбы дыма на том берегу. И тучи, сплошной стеной идущие с востока — он впервые увидел их, но сразу понял, что это — те самые. Никто не обращал на них внимания — все смеялись, говорили, пели. Вокруг всюду мелькали тела, лица, висел гвалт — словно на огромном птичьем базаре. Вода у берега буквально бурлила от массы купающихся.
— Не хочешь купаться, хочешь сразу...? — спросила его девушка.
Талу смутился, чувствуя тепло на щеках. Голова словно кружилась, всё вокруг казалось нереальным. Он тупо смотрел, как девушка разорвала платье и сбросила его на песок — под ним ничего не было. Когда нагое крепкое тело плотно прижалось к нему, Талу смог подумать лишь о том, как она намерена идти домой — не в таком же виде? Потом он отстранено подумал — что делать со своей одеждой?
Девушка расстегнула его поясок и стала сдирать с него тунику. Талу не сопротивлялся. Запутавшись в зеленой материи, он сам торопился высвободиться из неё, и лишь усмехнулся, когда она умело развязала его набедренную ленту. Потом...
Талу не представлял, что сможет делать такие вещи в шумной толпе, и чувствовать при этом дикое, сумасшедшее удовольствие. Впрочем, на них смотрели немногие. Потом рядом с ними оказалась ещё одна пара, и они пытались превзойти друг друга в страсти и выносливости. Потом Талу заснул, мирно улыбаясь и обнимая песок. Ему казалось, что всё это происходит во сне, и его сон был неотличим от реальности.
........................................................................................................
Талу разбудил крепкий пинок босой ногой в зад. Он вскочил, дико озираясь. Стало темно, только синий свет фонарей клубился в тучах листвы. Все куда-то собирались и шли. Девушка исчезла без следа.
Маоней вспомнил, что на нем осталась только грива волос и сандалии — и присел, судорожно сжавшись, нашаривая свою одежду — она тоже исчезла. Вокруг него стояло несколько парней — они заржали при виде его беспомощного смущения. Талу вскочил.
— В чем дело? — неожиданно сухо спросил он.
— Парад, — бросил один из парней. — Все идут смотреть. Пойдешь с нами?
— Где моя одежда? — спросил Талу.
— Иди так, — сказал кто-то. Лишь сейчас Талу заметил, что двое насмешников тоже обнажены. Ему это не понравилось.
— Где одежда? — его тон и злые сузившиеся глаза оказались достаточно убедительны — кто-то бросил ему его смятую тунику. — Пояс! — натянув её, потребовал Талу.
Застегнув его, юноша усмехнулся. Серебряный поясок — слишком ценная вещь, чтобы её отдали просто так, особенно сейчас, когда все запреты пали... но всё же...
Кто-то дружелюбно хлопнул его по плечу. Талу улыбнулся в ответ и пошел к улице — вместе со своими новыми друзьями. Вдруг он вспомнил, что так и не узнал имени той девушки.