Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы

А вот сам смысл...

По Мао — "огонь по штабам". Отстрел командиров на поле боя — азбука. Всякий феодал — воинский командир от рождения... "Переменить правителя"... Индивидуальный террор... Снайпер работает по ключевым персонажам... "Если враг не сдаётся — его уничтожают"... Методы-то можно использовать разные... Придумать новенькое. Например...

На другой день выплатил рязанскому стольнику виру. Публично, чтобы дорогой не заныкал. Или — чтобы в Рязани не делали потом "большие глаза". Илья Муромец хмыкал рядом, в роли свидетеля.

Вы русских богатырей в качестве нотариусов не использовали? — Зря. Мало того, что подтверждают, так ещё и при попытке опротестовать — бьют морду. За ущерб их богатырской чести.

Пришлось одежонку парадную надевать, Гнедка моего вычистили вплоть до заплетания лент в гриву.

Стольник рязанский кривился, но уровень вежества с моей стороны был явлен... приемлемый. Включая идиотские вопросы о здоровье светлого князя, его жены и детей, людей и скотов, пожелания процветания, милости божеской... и пр. с др.

Пришедший Аким... присутствовал. Пообщался с Софроном, удивился Гнедку в лентах, стольнику указал на упущения в форме одежды. Потом вернулись ко мне, и я услышал от него то, что и сам знал:

— Ваня, ведь хрень полная! Куда ты меня посылаешь?! На позор, на насмехание?! Ведь ни предложить чего, ни прижать как — у нас нечем. Всё что у нас есть — он сам взять может! Ты отдашь. Да ещё и с поклонами. Мыто — он поставит какое захочет. И ты — выплатишь. Людишек взятых... Кого захочет — запорет, кого — в холопы продаст на чужбину. Остальных, благодетель, мать его... Простит и осадит. Где-нить за Пронском. И мы ему ничем, никак...

— Всё верно, Аким Янович. Это — я знаю, ты знаешь, он знает. Потому и прошу тебя идти в Рязань. И там выторговать нам хоть что. Хоть в чем уступит — нам уже прибыль. С нашей стороны... вон, "золото деревянное" в подарках, цацки хрустальные, рыбки нефритовые... Аким, кроме тебя самого, твоей славы, доблести — у нас ничего нет. Остальное всё Калауз выдавит, отдать заставит. Всё. Кроме чести твоей. Вот ею и бей. Может, до стыда его достучишься. Хотя... откуда у русского князя стыд?

Через шесть дней пришли учаны Софрона. Хлеб поставили в обмолот, гребцы составили экипажы двух "рязаночек". На которых Аким отправился в свой первый дипломатический вояж.

Через пару дней вверх по Оке отправилась ещё одна лодочка. Двое серьёзных мужичка-мари, практически не говорящих по-русски — на вёслах. Точильщик, под видом молодого приказчика с нашим товаром — кормщиком. И — "дура рязанская". Типа: для обихода странников.

Мне, при всех различиях, эта компания напомнила моё собственное недавнее путешествие из Боголюбово в Ростов Великий по воле Андрея Боголюбского.

Мда. Потом-то... и Москву спалили.

За два дня до выхода Точильщик принёс мне план операции. Из которого стало понятно, что у нас ничего не получится.

Первое: пройти в Рязанский Кром человеку со стороны — крайне непросто.

Я уже объяснял: внешние периметры в боярских и княжеских усадьбах хорошо охраняются. Ночью — собаки, сторожа. Влезть внутрь тайно... очень сомнительно. Есть, конечно, приёмы, которые позволяют преодолевать такие препятствия. Но они требуют подготовки, поддержки изнутри или шумных отвлекающих мероприятий.

Надо идти прямо, среди бела дня, через ворота. Воротники — не столь уж великого ума персонажи. Но они всех в лицо знают. В княжеский Кром вхожи две-три сотни взрослых мужчин. Нужно идти с кем-то из них или по вызову изнутри. Иначе просто не пустят. Я уже рассказывал об этом, применительно к княжескому подворью в Смоленске.

Можно вспомнить, как Добрыня свою сестру Малушу в Киев ввёз — тайно, под щитом.

Второе: у Калауза серьёзная личная охрана. Половцы, как у Боголюбского. Только род другой — кровная вражда между ними. Серьёзные бойцы, терпеливые, внимательные. Чем-то похоже на курдских телохранителей Саладина. Низариты пробить ту охрану не смогли.

Третье. Это внезапно открыла нам Софочка Кучковна. Навещала она как-то племянницу мужа...

Жена Калауза — Евфросинья — дочь старшего сына Долгорукого Ростислава (Торца). Как все "торцанутые", к Боголюбскому относится враждебно. "Заветы батюшки". Как княгиня Рязанская поддерживает и, даже, подталкивает своего мужа к конфронтации.

Калауз временами пытается маневрировать. Прячет враждебность за "дружественными акциями". Первенца своего окрестил Андреем. В честь "любимого дядюшки жены". Боголюбскому пришлось подарки богатые везти, говорить ласково — честь оказана.

Я уже говорил о "языке имён" в "Святой Руси": если племянника крестят крёстным именем дяди, то родители на дядю надеются, предполагают, что будет ребёнка по жизни поддерживать, покровительствовать ему. Чем-то похоже на "крестного отца". А если мирским именем, то, обычно, наоборот. Поскольку у Боголюбского "Андрей" — и то, и другое, то... как получится.

Семейное торжество, явка с супругой обязательна. Обаять окружающих Софочка умеет. В ходе бабских посиделок Евфросинья Ростиславовна и пожаловалась:

— Мой-то железо на себе во всяк день носит. Иной раз и приобнимет, а под кафтаном кольчуга звякает. Разве только в опочивальне и поласкаемся.

Эта подробность, между другими ностальгическими воспоминаниями, была сообщена Софочкой Точильщику. Вместе с некоторыми непристойными предложениями и поползновениями.

— Ты... эта... Господин Воевода, не моё дело, но... баба-то голодная. Вот, даже и на меня бросается.

— Э-эх ребята... Она на тебя с того бросается, что уяснила, что ты во Всеволжске немало значишь. К себе я её не подпускаю. Других ближников... предупредил. Оседлать тебя хочет. И крутить куда ей вздумается. Умная баба. Стерва.

— Так уйми! Не со мной, так с другим у неё получится! Сыщет же кого-нибудь! Молодого да глупого.

— Как ты?

— Ну... Да.

Насмешка, прозвучавшая в моём вопросе, не сбила парня. Ответил честно, самокритично.

С Софьей надо что-то делать. Прожжённая интриганка доведёт дело до гос.переворота. Просто из любви к искусству. Пока я тут всякой мелочёвкой занимаюсь, типа: спасаю общину от голодной смерти, она выберет себя, чисто для развлечения, мужичка какого, подчинит его своей воле. И меня вдруг по горлышку... чик-чирик.

И как Андрей с ней столько лет прожил? И её не убил, и сам жив остался.

Однако "вопрос о хлебе" в данный момент был для меня важнее. Информация о кольчуге, постоянно носимой Калаузом под одеждой, выглядела правдоподобной. Поток новосёлов, непрерывно текущий в Рязань с Юга, включал в себя и людей с нестабильной психикой. Вообразив себе обиду, они могли, в любой момент, без проявления предварительной внешней агрессии, кинуться с ножом.

Так Файруз зарезал халифа Умара. За отказ в поддержке ходатайства к хозяину о снижении оброка.

Калауз это понимает и предохраняется. Железный дырчатый презерватив. По всему телу. Носится постоянно.

Вывод: любое короткое клинковое оружие... недостоверно. Хоть тычь им, хоть кидай. Большая часть цели закрыта. Длинноклинковое... Достоверность — сомнительна. Ещё: громоздкость и наличие стражи. Метательное? Лук, дротик? — Те же проблемы.

Фраза о том, что арабская и сельджукская знать поголовно и постоянно носила кольчуги для защиты от федаинов "Старца Горы", внезапно обрела актуальность и в нашем климате. Даже захотелось пожелать бедненьких. При тамошних-то погодах... поддоспешник-то обязателен... потеют, терпилы, пованивают...

Точильщик с тоски понёс ахинею. Типа как хашшашины-католики завалили своего.

— Напарник отвлечёт стражу, а я тут подскачу и ножиком сразу прямо в сердце. Э... там же броня. Ну... В шею. Или, там, в глаз.

— Помолчи. Дай подумать.

Хашшашины занимаются "театральным террором". Им мало убить врага. Им нужно сделать это публично, громко. Вызвать максимальный общественно-политический резонанс. "Старцу Горы" нужна нарочитость убийств. Основной продукт — не смерть конкретного врага, а страх остальных.

А мне это нужно? Я собираюсь пугать русских князей? Чтобы у них поджилки тряслись? У кого?! У Боголюбского?! У Живчика?! Этих ребят проще убить, чем испугать. Они одного бояться — немилости Богородицы.

— Тебе слова такие — "живая бомба" — знакомы?

— Живая... что?

Конечно, откуда в 12 в. понятие "бомба"?

Я уже объяснял: здесь не говорят "взорваться". Порваться, оторваться, изорваться... — бывает. "Взорваться" — сказать не о чем. Нет явления — нет слова для его обозначения.

У меня нет взрывчатки. Но в мозгу есть понятие "бомба". Что-то такое, что прилетит и всех поубивает. Не — порубит, не — покромсает, не — истыкает, не — сгрызёт...

Ещё одна непредставимая новизна для средневековья.

— Точильщик, вспомни, что ты слышал о тайных убийцах? Как они своё дело делают?

— Ну... Приходит. Один-два. Может — со стороны кто, может — из своих. Рубит саблей. Или мечом. Ножом ткнёт, яду подсыпет.

Мы сходу исключаем "народные возмущения". Когда толпа народа забивает жертву. Как убили принявшего постриг князя Игоря киевляне. Или вариант заговора. Как Кучковичи толпой явились в Боголюбово и порубили князя Андрея. Мы толкуем об одиночке. Или — об очень малой группе.

— Смотри как забавно получается: душегубу нужно подобраться к жертве. На длину руки. Чтобы ножом или саблей. А вокруг — охрана, слуги. Или — к его кубку. За которым — присмотр. Или подкараулить жертву так, чтобы вокруг людей не было. Две заботы: как подобраться близко, как ударить сильно. Потому что вокруг — защитники. Которые помешают.

— Ты, Воевода, чего-то простое говоришь. А смысла я не понимаю.

— Поймёшь. Зачем жертве охрана — понятно. А зачем они — душегубу? Только помеха. Помехи — устранить.

Я вспоминал разные картинки, истории из первой жизни. Покушение на Гитлера, убийства Александра II, Раджива Ганди, теракты 21 в...

— Один. Без оружия. Приходит к жертве. Среди людей. И убивает всех.

Точильщик несколько глупо осклабился. Посмотрел на моё серьёзное лицо. Посмурнел, напрягая мозги.

Хороший ты парень. Но есть вещи, до которых здесь додуматься невозможно. Нужен опыт столетий человеческой истории. С многочисленными маразмами и мерзостями отдельных особей из вида хомнутых сапиенсом.

— Не. Без оружия? Один против всех... Не. Исподтишка — бывает. Потом — или бечь, или помирать. Сторожа — убьют или схватят. Ну, ежели какой сильный мечник-ножевщик... ещё пару-тройку порежет. Толпу... ежели там бабьё с дитями... А так — не.

Концепция ОМП — "оружия массового поражения" — отсутствует напрочь. Один, на коне, бронный, оружный, выученный воин может завалить десяток смердов сиволапых. Но если все вооружены, обучены... двух-трёх. И — бежать. Или — умирать.

Именно так работают лучшие убийцы этой эпохи — ассасины. Основной инструмент достижения цели — удар отравленным ножом. Чётко — индивидуальный террор. Почти обязательная смерть исполнителя. Счёт 1:1,5. На 75 жертв — 118 убийц.

А оно нужно? В смысле: оптимально?

Родовая структура здешнего общества, кровное наследование власти — требовали рассматривать всех, окружающих "лишний реал", как его сообщников. Соратников и продолжателей. Как, если не главные цели, но допустимые, часто — полезные, отходы акции. "Они там — все такие".

Человек, ставший моим врагом, становился "источником несчастий", "проводником смерти". Люди, окружающего такого, чувствовали себя в опасности и разбегались.

Хасан ибн Саббах пугал вождей, я — и их окружение.

Глава 458

Это меняет... аранжировку.

Я изложил Точильщику план операции, получил кучу возмущённого пыхтения в ответ. И пару толковых замечаний. Подправили, ещё раз прошлись по шагам.

— Так... э... а я чего делать буду?

— Самое главное — нести ответственность. И спасать положение. Если потребуется.

За день до выхода он привёл ко мне "дуру рязанскую".

Молодая девушка. Виноват: бабёнка. Со следами уже былой красы на лице и красными от стирки руками. О Точильщике она знает, что из давних слуг моих, хоть и не самого ближнего круга.

Разговаривал он с ней по-доброму. Толковал, что шлют, де, в Рязань по делам торговым. Потому и интересуются — как оно там... Услыхав её грустную историю, проникся сочувствием. До такой степени, что рискнул привести бедную беглянку к самому Воеводе просить совета. Вдруг "Зверь Лютый" снизойдёт, поможет страдалице в делах её сердечных.

— Ты, говоришь, более всего хочешь вернуть своего дьякона-изменщика? С ним вместе быть?

— Да! Господине! Вася — хороший! Только ему совсем голову задурили, всяких сказок про меня наплели! Оболгали-ославили!

— Мда... Есть у меня средство. Редкостное. Дорогого стоит. Кабы не вот он, проситель за тебя (я кивнул в сторону скромно сидевшего на краешке лавки Точильщика)... Лады. Про эманацию спиритус санти слышала? Э... как же это по-русски... гипотетическая часть пробабилитной субстанции святого духа. Как оно ко мне... тебя не касается. Средство такое... мало что дорогое, так ещё и капризное. Действует в святом храме, во время молитвы, при провозглашении великого славословия. Заставляет всякого вспомнить всю жизнь его. Все дела праведные и неправедные. Во всех грехах свершённых — покаяться. Очистить душу. И принять судьбу свою. По делам и вере своей.

Девка сидела, глупо открыв рот, впялившись в меня глазами, не дыша. Мне даже стало чуть стыдно. Но я продолжал.

— Как я понял, в несчастьях твоих участников трое: ты, да Вася твой, да князь рязанский.

— Не. Калауз — не...

— А по чьему приказу тебя плетями били?

— А... ну... да... Ещё пресвитер наш Кромский, отец Агафопод. Он Васеньку драл нещадно, за власы таскал, козлом блудливым и по всякому...

— Ясно. Как эманация силу свою явит, так Васенька твой раскается, поймёт неправоту свою насчёт тебя. И вы будете вместе. А князь с пресвитером тоже все дела свои неправедные вспомнят. И вам более препятствовать не будут. Гоже?

Девка, глядя на меня с совершенно зачарованным видом, быстро-быстро закивала. Я посмотрел на неё с сомнением. Она молитвенно прижала руки к груди, выражая полную уверенность и на всё, ради такого счастья, готовность.

— Тогда нужно чтобы все четверо собрались в одном месте в одно время. В храме господнем на молитву. А что ж это у нас будет?

Я раскрыл лежавший на столе месяцеслов.

— Праздник Воздвижения Животворящего Креста Господня. Из Господских двунадесятых. Подходяще. Моление будет. Всеношная. Успеешь?

Я повернулся к Точильщику. Шестьсот вёрст до Рязани — не ближний свет. Тем более — лодкой против течения. Девушка смотрела на него умоляюще. Следующий праздник такого уровня — на полтора месяца позже. "Введение во храм Пресвятой Богородицы" — в начале декабря.

Парень в сомнении покрутил головой.

— Далековато. Я-то думал с отсюда, снизу торг начинать. К верху бы уже и расторговался, лодка легче была б. А, ладно. Жалко. Чего девку лишний месяц мучить? Погоню вверх. А уж после сплавом пойду. А как это... ну... эманацию-то... как ею... ну...?