— Не нужно нам ничего, — проворчала женщина. — Убирайся отсюда к своему демону, и вся недолга.
— Вы боитесь его мести? — уточнила я. — Клянусь, я сумею защитить вас от гнева демона тьмы.
— Не надо нам твоей защиты, фея, — подал голос невзрачный человечек из-за спины ведущей переговоры женщины. — Достаточно уж вы над людьми издевались. Проваливайте отсюда все! И феи, и демоны, и драконы, и собаки — все убирайтесь, пока мы вас бить не начали! Ишь, обнаглели!
Услышав такое, я едва не постарела сама, как будто в самом деле была светлой феей. А моя собака, сбросив личину лошади, оскалила зубы и принялась расти — пока не сделалась выше деревенских домов. Мне оставалось только вцепляться в её шерсть и удерживать равновесие — а после повысить голос, чтобы меня было слышно людям внизу. Впрочем, слушать меня стало и некому: на площади нас осталось четверо. Я, моя собака, чёрная женщина и невзрачный человечек, спрятавшийся за её спину, но никуда не ушедший. Остальные с криками бросились бежать кто куда. Да, не так я собиралась заявить о себе, совсем не так...
— Вы отвергаете покровительство феи странствий? — уточнила я, и женщина молча кивнула, непреклонно сложив руки на груди. — Вы отвергаете законы гостеприимства?
— Какие ещё законы! — крикнула женщина. — Вы, феи, их придумали, и нам навязали. Сгинули бы все со своими странствиями, чудесами и побирушками! Вздумала пугать?! Не на тех напала! Убирайся, фея! Проваливай!
— Хорошо, я уйду, — холодно ответила я. — Меня прогнали в соседней деревне, и я наказала их по справедливости. Беда за вину. Они оттолкнули меня из страха, вы — из злобы. Одумайтесь, ещё есть время.
— Проваливай, — упрямо прошипела женщина.
— Добрые люди! — прокричала я. — Если есть тут хоть один, мужчина или женщина, взрослый или ребёнок, молодой или старый — кто угодно, готовый угостить меня хотя бы куском хлеба — я с благодарностью приму дар и уйду, не причинив вам вреда!
— Нет тут тебе ни друзей, ни угощения, — гнула своё женщина. Я немного подождала, и люди вокруг действительно появились, но не с едой и питьём, а с лопатами, вилами и, что самое смешное, с факелами. Кажется, они ещё не поняли, кто стоит у меня под седлом. Собака громко зарычала — так гудит большой пожар, когда сгорает весь город. Факелы в руках людей немедленно погасли, а собака выросла ещё на две пяди. В толпе ахнули и снова разбежались.
— За злобу и трусость наказываю я вас, — объявила я. — Вот первое наказание — в колодце весь день будет гореть огонь вместо воды. Вот второе наказание — каждую ночь в деревне будет гаснуть любой огонь — что в печи, что у свечи, что пламя факела, что огонь из колодца, и до рассвета нечему будет отогнать темноту, как ничто не могло прогнать темноту вашей злобы. Только в том доме, в котором добровольно, без обмана и принуждения, остановится странник, будет гореть огонь. Если же кто-нибудь из вас покинет проклятую деревню, наказание перекинется на то селение или город, которое рискнёт его приютить и будет сохраняться, покуда проклятый не покинет его. И да будет так — пока все, кто оскорбил меня, не умрут или пока вы не загладите своей вины, оказав страннику беспримерную помощь.
В меня полетел камень и собака в ответ плюнула огнём. Промахнулась, загорелся ближайший дом, но я посчитала подобное наказание чрезмерным: вода-то в колодце огненная, пожара не потушить. Сгорит вся деревня, разбредутся эти люди по округе, а там разве виноваты? Щелчком пальцев я отозвала огонь, тронула пяткой собаку и направила её восвояси. Толпа послушно расступалась перед нами — с той молчаливой обречённостью, которая, казалось, могла бы растрогать кого угодно.
Я выехала из деревни по главной улице, переходящей в дорогу и, проехав ворота, оглянулась. Деревня звалась "Неприютная". Очень точно, если подумать.
Когда впереди показалась третья деревня, я уже не знала, что и думать. С голодом, который я испытывала, могло соперничать только желание принять ванну, а в ближайшее время мне было нечего рассчитывать ни на то, ни на другое. Демон был прав, когда говорил Соль про отвращение людей к феям, но я не думала, насколько сильна сделалась ненависть ко всему волшебному. Надо будет обязательно рассказать Лдоклу обо всём... или можно как-то передать записку?.. Что касается отношений между людьми и чудесными существами, то Лдокл, я уверена, должен быть поставлен в известность. Страшно подумать, во что превратилась бы Соль, встретив такой приём, какой выпал мне. И страшно подумать, во что превратится мир, когда оскорблённые демоны бросятся мстить обидевшим фею. Тьма великая, там, в прошлом, я видела, как обходятся эти создания с оскорбителями! Если бы люди знали то же, что знаю я, они бы не посмели кидать камни в девушку, назвавшуюся феей.
— Стой, малышка, куда тебя несёт?! — неприятно поразилась я, когда собака, воспользовавшись моей задумчивостью, без разрешения сошла с дороги и принялась проламываться сквозь кустарник. На этот раз она не деликатничала, и наш путь отмечали обгоревшие ветки. Я попыталась остановить псину, дёргая за шерсть и пиная по бокам, но не добилась ровным счётом ничего. Собака с неприятной уверенностью пробиралась куда-то в лес, и даже ухом не вела на все мои выкрики. Мне стало по-настоящему страшно, особенно когда я поняла, что, спрыгнув, переломаю все кости: "малышка" по-прежнему оставалась величиною с деревенский дом. Нет, паниковать ещё рано, на её широкой спине хватит места, чтобы встать, повернуться и, топнув ногой, убраться в замок тьмы, если псина в самом деле взбесилась. — Животное, немедленно прекрати! Стой, кому говорят? Тьма великая, хотя бы измени размеры! Ты сейчас весь лес спалишь!
Животное коротко тявкнуло и вынесло меня на берег ручья, после чего уменьшилось так неожиданно, что я едва не раздавила оказавшуюся подо мной маленькую собачонку. Она обиженно вякнула и укоризненно посмотрела на меня своими чёрными глазами-угольками.
— Ну, прости, малышка, — отозвалась я, догадываясь о замысле своей зверюги. — Ты привела меня сюда, чтобы я смогла выкупаться? Но как же?..
Собака задрала морду к небу и отчаянно, протяжно завыла. Из её рта вырвался густой дым, который немедля окружил нас и ближайшие к нам две пяди ручья, после чего собака взлаяла и бросилась в воду. Вода немедленно вскипела, а псина, взвыв, выпрыгнула на берег и подтолкнула меня к сброшенному на траву заплечному мешку.
— Намёк ясен, — пробормотала я, принимаясь раздеваться. У меня в самом деле с собой была и чистая смена одежды, и мыло, и даже полотенце. И зубная щётка, так что водные процедуры можно было проводить по всем правилам, не жалуясь на неподходящие для того условия.
Я ещё не закончила мыться в постепенно остывающем ручье, когда из-за дымовой завесы послышалось шушуканье, шебуршание и невнятные смешки.
— Пошли вон отсюда, — недовольно крикнула я. После сегодняшнего ужасного утра люди мне казались отвратительными трусливыми и злобными созданиями, а мысль, что кто-то из них сидит сейчас в кустах и прохаживается на мой счёт, была совершенно невыносимой. — Проваливайте, покуда не прокляли или пятки не подпалили...
— Я ж тебе говорил — фея! — раздался в дыму мальчишеский голос.
— Тётя фея, а вы можете чудо сделать? — спросил второй, помладше.
— Нет больше чудес, закончились, — ещё более сердито крикнула я и принялась выбираться на берег. Купальное настроение было безнадёжно испорчено, и ещё больше хотелось есть. — Я устала и голодна, а вам бы только развлекаться.
Мальчишки смущённо хихикнули.
— Вы голодны? — уточнил старший.
— Безумно, — мрачно ответила я. — Меня прогнали в двух деревнях, а я прокляла их, и сейчас еду в третью, чтобы проклясть и её.
В дыму воцарилось молчание, потом послышался шёпот.
— Н-н-не надо, тётя фея, — взмолился младший.
— Надо, — зло ответила я и зачерпнула воду, чтобы прополоскать рот.
— А если мы принесём вам еды, тётя фея? — с надеждой спросил старший.
— И ещё вязанку дров, — тут же отозвалась я, выплюнув воду. — А лучше две вязанки. Тогда не поеду к вам и проклинать не буду. Но только чтобы живо!
— А вы чудо покажите? — с надеждой спросил младший. Послышался глухой удар — похоже, мальчишке отвесили затрещину.
— Покажу, — смягчилась я. — Поем, приду в себя и покажу чудеса, если хотите. Может, и на память оставлю что-нибудь. Если быстро обернётесь.
— Мы мигом, — обрадованно закричал старший. Топот и треск кустарника подсказали мне, что дети бросились выполнять мой приказ.
— А зачем вам дрова, тётя фея? — был первый вопрос добравшегося до меня младшего мальчишки. Он нёс полковриги ржаного хлеба и круг сыра, а также крынку с молоком, которое я, правда, терпеть не могла, но теперь всё же решила выпить. Старший приволок первую вязанку, запрягшись в салазки, и сейчас побежал за второй, наказав мне никаких чудес без него не показывать.
— Фея странствий, — поправила я, нарезая себе бутерброды. Один, самый маленький, поколебавшись, протянула мальчишке, но он поспешно замахал руками, отказываясь от угощения. — Вот вернётся твой товарищ, покажу.
— А вы сейча-а-а-ас! — проныл ребёнок.
— Цыц! — прикрикнула я, вгрызаясь в самый большой бутерброд. — Ме-ме-май-мее-е!
— Чего? — не понял мальчишка.
— Не мешай фее есть, — пояснила я, с трудом проглотив недожёванный кусок. — А то подавлюсь, и демон тьмы на вас очень обидится.
— А это правда, что он держал вас в своём замке? — поинтересовался мальчишка.
— Правда, что я сейчас сделаю что-нибудь очень нехорошее с кем-нибудь, кто задаст следующий вопрос, пока я не позавтракаю, — отозвалась я, откусывая следующий кусок.
— Но сейчас уже время обедать! — не вытерпел мальчишка.
— Тем более, — пробурчала я.
— А вот и я! — выскочил из кустов второй мальчишка с салазками. Я посмотрела на него внимательнее, чем прежде. Высокий, тоненький, с копной светлых волос, того неприятного возраста, когда с человека требуют много, как со взрослого, а позволяют мало, как ребёнку. Младшему было от силы десять лет, и его отношение к происходящему исчерпывалось наивной верой в чудеса, тогда как старший смотрел на меня с далеко не детским интересом.
— Ну, а вот тебе и чудо, — отозвалась я, принимаясь за следующий бутерброд и делая знак своей собаке. Первым делом она метко плюнула огнём в крынку с молоком. Молоко забурлило и поползло к краю крынки, явно вознамерившись "убежать", но собака чихнула, и оно опало.
— О-о-о... — хором отозвались мальчишки, а моя псина с видом существа, выполнившего свой долг, подошло к вязанке дров и, выхватив из неё полено, принялась с урчанием его грызть. — У-у-ух ты!
— Довольны? — уточнила я, беря в руки крынку и делая большой глоток. Подогретое молоко... почему-то с медовым привкусом. Не стоит пить в разгар дня, сонная буду... с другой стороны, что мне мешает поспать хотя бы и на спине у собаки? Или просто под кустом...
— А-а-а-га, — отозвался младший, как зачарованный глядя на собаку. Старший смотрел примерно с тем же выражением, но почему-то на меня, хотя во мне-то уж точно не было ничего чудесного. — Тётя фея странствий, а почему у вас такая собака?
— Какая, дружок? — спросила я, доедая последний бутерброд и чувствуя себя изрядно подобревшей.
— Ну, огненная...
— А почему бы и нет? — не поняла я.
— Но вы же фея странствий! При чём тут огонь и дороги? — воскликнул мальчишка. Старший нахмурился и потянулся отвесить товарищу подзатыльник, чтобы не донимал взрослых вопросами, но младший поспешно отскочил.
— В пути нужен друг, — задумчиво ответила я. — А что может быть лучшим другом для странника, как не огонь? Тепло, свет, защита от диких зверей и от тьмы... какую собаку ещё выбрать феи странствий?
Мир как будто замер. Словно я на мгновение остановила время, словно замерла сама жизнь и прекратило действовать волшебство, когда я произносила свои слова. Мир замер, а после словно покачнулся и время снова пошло — но иначе, будто что-то непоправимо изменилось и этим чем-то была я сама. Словно мои слова были важны, необходимы, и мир давно ждал их от меня. А я сказала их случайно, в пустой болтовне со случайными встречными...
— Вот вы какая, — как будто охрипшим голосом проговорил старший мальчишка.
— Да, — не стала ничего объяснять я. Собака, успевшая каким-то непостижимым мне образом, слопать обе вязанки дров, сыто рыкнула и подошла к детям. — Не испугаешься?
— А чего тут бояться? — дрожащим голосом ответил подросток. Собака, вернув себе размеры хорошего телёнка, встала передними лапами ему на плечи и облизала лицо. Потом отпрыгнула, немного уменьшилась и повторила эту же процедуру с младшим. Теперь дети никогда не простудятся, никогда не испачкаются, никогда не обожгутся, ну, и похорошеют малость.
— Ой! — отозвался младший мальчишка. — Щекотно.
— Терпи! — назидательно прикрикнул старший и всё-таки отвесил товарищу воспитательный подзатыльник.
— Не ссорьтесь, — прикрикнула в свою очередь я и поманила к себе старшего.
— Ну? — отчего-то угрюмо спросил он, подходя ко мне поближе и усаживаясь возле меня на траву.
— Не смотри на меня так, — попросила я, грустно улыбаясь. — Вот, держи, это вам на память.
— Что это? — недоверчиво произнёс подросток, глядя на горячий комок у себя в кулаке.
— Подарок, — пожала плечами я. — Закопай его в землю там, где пожелаешь, и жди. Через три дня, а, может, и раньше, если очень захочешь, там будет огненный фонтан, который никому не причинит вреда, но согреет и доставит много радости. Это вашей деревне за еду и питьё.
— Да мы ни у кого не спрашивались... — потянул в сторонке младший, вытягивая шею, чтобы рассмотреть подарок.
— Тогда это поможет вам извиниться, — рассудила я. — Ну, идите себе, и ничего не бойтесь. За сегодняшнее вас не накажут.
— Возьми салазки, — приказал старший младшему, — оттащишь их и кинешь у кузницы, где мы взяли.
— А ты? — не понял ребёнок.
— Я крынку оттащу. Иди, чего встал? Сказал — догоню тебя! Уходи, живо!
Младший пожал плечами и скрылся в кустах вместе с салазками. Старший дождался, когда стихнут шаги и повернулся ко мне, красный как рак, но решительный.
— Ну, говори, — улыбнулась я.
Мальчишка стиснул губы, как будто это я его допрашивала, а не он хотел мне что-то сказать. Покраснел ещё больше, хотя, казалось, дальше было некуда. Взглянул мне в глаза с безумной надеждой и опустил взгляд в землю.
— Я фея, но мыслей читать не умею, — сообщила я. — Проси, чего захочешь.
— А вы сделаете? — тут же вскинулся мальчик.
— Не обещаю, — покачала головой я. — Но мы можем это проверить.
— Возьми меня с собой, фея! — выпалил мальчишка.
— Нет, — грустно ответила я и, не удержавшись, потрепала подростка по волосам. Он весь напрягся под моим прикосновением, и я одёрнула руку. — Прости, но нет. Я не могу украсть тебя у родителей, это запрещено. Попроси чего-нибудь другого.
— А если они отпустят меня?! — взмолился мальчик.
— Нет, — покачала я головой. — Прости, но я не могу. Возвращайся в свой дом и живи, как жил. Мне будет приятно, если ты хоть иногда будешь меня вспоминать.
