Сказал, как отрезал.
— И что вы предлагаете? — нахмурился "Эрреро". Хуго усмехнулся:
— Я же вам говорил уже, что за вас просили ОЧЕНЬ АВТОРИТЕТНЫЕ ЛЮДИ. За тех, — он небрежно кивнул в сторону и топограф догадался, что глава колонии имел в виду остальных гостей, — тоже просили. Но их весомость в наших играх не столь велика, как весомость ваших сеньор, знакомых. Поэтому я хочу дать вам шанс выиграть время. И уйти прямо сейчас. Место, куда вам надо, отсюда недалеко? — он снова требовательно заглянул в глаза топографу и тот, помедлив, наконец решился и признался: — Да!
— Проводник — нужен?
— Спасибо! — торопливо поблагодарил "Эрреро". И твёрдо отказался: — Мы сами доберёмся.
— Хорошо, — удовлетворённо кивнул Хуго. — Тогда вас сейчас проводят к вашим людям и потом отведут к выходу. Надеюсь, обратная эвакуация у вас будет идти другой дорогой?
— Насчёт этого — не беспокойтесь!
— Что ж, тогда — удачи! — Хуго пожал топографу руку, потом выкрикнул команду по-немецки. Один из дежуривших вскочил и быстро подошёл к ним. Глава колонии отдал ему распоряжения и отвернулся. Больше судьба топографов его не интересовала. Сейчас его мысли занимали куда более серьёзные вопросы.
Глава 2.
ТРИ ЧАСА РАНЕЕ. ОХРАНЯЕМАЯ ЗОНА "А" (ПОСЕЛЕНИЕ "НУЭВА БАВАРИА. "ГОСТЕВОЙ ДОМИК").
За окном было темно и как-то недружелюбно и мрачно. Зато в комнате кубинки царили уют и умиротворение. Слабый свет ночника освещал кровать, две замершие на нём фигуры и часть стола. Было тихо. Потом одна из фигур зашевелилась и привстала. Протянула руку к столу и зашарила по нему.
Тут же подала признаки жизни и вторая фигура:
— Компаньеро, ты куда?
— Закурить хочу, — сказал Новиков. Под пальцы ему наконец-то попалась сигара, он сунул её в рот, затем попытался нащупать зажигалку. Нашёл. Прикурил.
— Есть хочется!.. — протянула Эстелла, потягиваясь, как молодая пантера, затем приподнялась и облокотилась о колено Новикова. Потёрлась головой о грудь журналиста и попросила: — Посмотри, пожалуйста, в рюкзаке, Андрэ, вон, возле стула лежит, там что-то должно быть...
— Хорошо, — сказал Андрей. Он соскользнул с кровати, стараясь не глядеть в сторону девушки, подхватил с пола джинсы и быстро натянул на себя. Было как-то неловко и немного не по себе. Вроде бы всё было хорошо, а на душе, словно кошки скребут. Бывает такое иногда: сделаешь как нужно, нигде против себя не пойдёшь, а от ощущения, что сделал ты всё не то и не так, избавиться не можешь, хоть ты тресни!
Деревянный пол приятно холодил подошвы ног. Андрей прошёл к стулу, взял в руки рюкзак — к слову, довольно плотно набитый, вернулся к столу. Расшнуровал и откинул клапан. Потом, повозившись внутри, извлёк бутылку рома, какие-то консервы, пару пакетиков с чипсами и орешками. Взял нож, вскрыл консервы. Повернулся к Эстелле, спросило озабоченно:
— Слушай, а стаканчиков у тебя что, совсем нет?
Кубинка тихо засмеялась: — А зачем они? Не умножай сущностей, как говорил монах Оккам, сверх необходимого! Когда я училась в МГУ, то мы в ДАСе* (см. примечание 51) спиртное часто пили прямо из горлышка... Дай-ка сюда! — требовательно протянула она руку и Андрей молча подал ей откупоренную бутылку. Девушка запрокинула голову, приставила горлышко к губам и лихо сделала большой глоток. Андрей тут же галантно подал ей на кончике ножа кусок консервированной ветчины. Но Эстелла отказалась:
— Спасибо, Андрэ, но, — тут она лукаво улыбнулась, — как любят говорить твои соотечественники: после первой — не закусывают!
Повторила глоток и только после этого соизволила принять ветчину.
Принял свои "пять капель" и Андрей. Правда, закусывать не стал, хватило и ароматного дыма сигары, которым он глубоко затянулся.
— Хорошо здесь, — сказала Эстелла. Поймав недоумевающий взгляд Новикова, пояснила:
— В смысле, в этой комнате. Какое-то вселенское умиротворение разлито в воздухе, не находишь, Андрэ?
Она внимательно посмотрела на Андрея. Тот прислушался к себе: да вроде бы да, что-то такое в атмосфере их маленькой комнатки чувствовалось. Но в то же самое время какая-та тень беспокойства продолжала лежать на душе, смутная — даже не тревога, а так, лёгкая тревожность, но от этого было не легче, не отпускала окончательно. Что-то должно было случиться, понял в мгновенно пронзившем его озарении Новиков, что-то крайне неприятное и опасное для жизни. Понял — и сразу же подобрался. Но виду не подал, чтобы не портить настроение Эстеле, не разбивать до поры до времени тот крохотный хрустальный островок счастья, который возник здесь. Поэтому во чтобы то ни стало следовало поддержать нынешний настрой девушки. Может быть через час придётся в бой идти — пусть, но это через час. А пока не грохочут пушки над головами, не слышны выстрелы, то пусть этот короткий период незамутнённой радости останется в полном её распоряжении. Который можно будет пить, как тот же ром — добрыми, основательными глотками.
— Согласен, — наклонил голову Андрей и снова приложился к бутылке. Передал Эстелле, полюбовался за тем, как она грациозно пьет ром и вдруг, словно кто-то подтолкнул его под локоть, задумчиво прочитал:
— Прекрасно в нас влюблённое вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которую дано
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарёй
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?..
При этих словах, поначалу зачарованно слушавшая, кубинка вдруг встрепенулась и подхватила:
— Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать,
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви
Всё ж мучится таинственным желаньем... — тут девушка резко оборвала чтение и махнула рукой. — Ладно, компаньеро, хватит на сегодня Гумилёва. Ты чего молчишь? Любишь этого поэта?.. — Люблю, — честно признался Андрей. — Настоящий мужик — и по творчеству, и по жизни, жаль, конечно, что так рано ушёл. А стихи у него действительно хорошие... — Стоп-стоп-стоп! — прикрыла ему ладонью губы Эстелла. — Я же сказала, что хватит на сегодня Николая Степановича! — Шутливо пожаловалась: — Знаешь, компаньеро, у нас в МГУ многие парни были увлечены им, цитировали постоянно — и к месту, и ни к месту, перекормили просто!
— Ну, не надо, так не надо, — развёл руками Андрей. — Хозяин, как говорится, барин.
Присел на край кровати, Эстелла тут же придвинулась к нему, обвила руками шею. Лукаво улыбнулась и попросила: — — Андрэ! Лучше почитай что-нибудь более подходящее сегодняшнему моменту. Но только, чтобы там было про любовь, про светлое будущее и чтобы автор был не менее известен, чем Гумилёв. Справишься, компаньеро? Новиков коротко усмехнулся: — Проверяете: насколько я компетентен в отечественной литературе?
— Хотя бы!
— Что ж, извольте, — Андрей уже знал, что прочитает сейчас Эстелле. Тренированная память услужливо подсказала ему нужные строчки, едва девушка попросила его о другом авторе. Был такой у Новикова. Как раз для подобных ситуаций. А как нашёл — да, в общем-то, особых усилий ему прилагать и не пришлось. Просто был в одной компании, ещё в студенческие времена, и там, случайная знакомая, юная филологиня из Герценовского* (см. примечание N 52), имя которой с годами как-то подзабылось, с большим чувством, нараспев прочла присутствовавшим это стихотворение. Оно сразу тронуло душу своей искренностью и какой-то детской незащищённостью перед огромным миром, в котором лирической героине придётся жить. Жить, несмотря ни на какие ужасы, трудности и неприятности.
Поэтому Новиков прикрыл глаза, выдержал паузу и начал:
— "Кузине Шуре.
Вы пишите, моя кузина,
Что Вам попался на глаза
Роман "Падучая стремнина",
Где юности моей гроза,
Что Вы взволнованы романом,
Что многие из героинь
Знакомы лично Вам, что странным
Волненьем сверженных святынь
Объяты Вы , что я, Вам чуждый
До сей поры, стал меньше чужд.
Что Вы свои былые нужды
Средь моих — Вам чуждых — нужд
В моём романе отыскали,
И что моих запросов ряд
Подобен Вашим, что едва ли
Я буду сходству, впрочем, рад...
Подход к любви, подход к природе
Где глаз не столько, сколько слух,
И всё другое в этом роде
Вы говорите в письмах двух...
Спасибо, дорогая Шура,
Я рад глубокому письму.
Изысканна его структура,
И я ль изысков не пойму?
Всё, всё, что тонко и глубоко,
Моею впитано душой, —
Я вижу жизнь не однобоко.
Вы правы. Я вам не чужой!
Андрей замолчал. Открыл глаза. Посмотрел на Эстеллу и натолкнулся на её ответный взгляд — кубинка подалась вперёд и снова бушующий океан страсти накрыл их с головой...
— Красивые стихи, — какое-то время спустя сказала девушка. Усталые и опустошенные, они лежали на кровати и курили. Алкоголя почему-то больше не хотелось. А вот обычная жажда мучила их сильно, вот почему они время от времени отпивали кока-колу из единственной баночки, отыскавшейся в рюкзаке Эстеллы. — Чьи они?
— Игоря Северянина, — ответил Андрей. — Написаны давно, ещё в 1923 году. И посвящены действительно кузине поэта по имени Шура. Это уменьшительно-ласкательное от Александры, — пояснил он Эстелле и та кивнула в ответ: мол, спасибо, это я уже знаю... Действительно знает, сообразил Андрей, она ж в Союзе у нас училась, вечно я об этом забываю. — А что касается личности Шуры, то эта юная красавица впоследствии сделала большую карьеру. Можно сказать, стояла у истоков рождения нашего государства, потом ушла на дипломатическую работу. Александра Коллонтай её полное имя.
— Наслышана, — тут же откликнулась кубинка. — Фильм "Посол Советского Союза" — это ведь про неё снято?
— Да.
— Понятно, что там показали её идеализированный и обобщённый образ, — задумчиво проговорила Эстелла, — но всё равно — чувствуется, что женщина была умная и незаурядная...
— Более, чем незаурядная, — согласился с девушкой Андрей. — Иначе бы Северянин не посвятил ей эти стихи. Да и столько бы мужчин не любили её!
Они ещё бы продолжили этот, вне всякого сомнения, интересный для обоих разговор, но в этот момент в дверь постучали. Негромко, но настойчиво. Андрей и Эстелла переглянулись и рывком, одновременно, поднялись с кровати. Журналист подхватил с пола пистолет, Эстелла запахнула на груди халатик и извлекла из-под подушки револьвер. Крутанула барабан, хищно осклабилась и, шепнув Новикову: — Сдвинься влево! — скользнула к двери. Прислушалась. И дождавшись повторного стука, тихо спросила: — Кто там?
(Уже когда они быстро оделись и, соблюдая осторожность, двинулись на выход, Новиков машинально посмотрел себе под ноги и заметил на полу какую-то бумажку. Она выпала из кобуры Эстеллы, когда кубинка перепоясывалась ей. Сам не зная почему, Андрей быстро нагнулся, поднял клочок и развернул. Он сразу же узнал этот рисунок, вышедший из-под руки "брухо" Рангу из Сан-Сентро — мелкие квадратики, соединённые одной длинной полоской. Что-то они Новикову напоминали — он готов был побиться об заклад, что не далее, как несколько часов назад видел нечто подобное. Но вот где? И вообще, что это за штука? Десять квадратиков, примерно одинакового размера, почти, как десять камней на его браслете... Десять. На браслете. Ну, конечно же, как он сразу не догадался! Это действительно было изображение его браслета. Но при чём тут он и какое отношение имеет к кубинке?
Та, словно услышав мысли Андрея, обернулась — Новиков успел сжать листок в кулаке, так что девушка не успела что-либо заметить, и сердито зашипела:
— Компаньеро, ты чего там возишься? Не отставай!).
— — — — —
Группу "топографов", полностью экипированную, в камуфляжах, с оружием в руках, которое уже не требовалось больше прятать от любопытных и нескромных взглядов окружающих, трое "горилл" вежливо проводили к выходу из колонии. Было уже не так непроглядно темно, близился рассвет, но всё равно прожектора по периметру продолжали шарить своими лучами, а без фонарей соваться в лес было бессмысленно. Тем более, что в этом квадрате лес представлял сплошную зелёно-бурую растительную мешанину, которую преодолеть на большинстве участков без помощи мачете представлялось весьма проблематичным занятием.
Один из "горилл" отозвал Бриггса в сторону. Протянул карту. Сказал по-испански, с ужасающим акцентом: — Синьор Хуго просил передать, чтобы вы отходили от "Нуэва Бавариа" по строго определённому маршруту, километров на пять вперёд. Потом — но никак не раньше, слышите меня? — можете вернуться уже на своё направление. Маршрут отмечен. Карту, когда надобность в ней отпадёт, пожалуйста, уничтожьте!
После чего кивнул на прощание и скрылся за воротами. Стоявший рядом Гарсия зло сплюнул себе под ноги и раздражённо пробурчал себе под нос, но так, что его услышали все: — Кретины! Могли бы отправить нас и днём. Теперь вот ползи по темноте, неизвестно ещё на кого в лесу наткнёшься...
— Это твоя работа! — оборвал его Бриггс. И, повысив голос, скомандовал: — Парни, выходим! Отделение Кроссби двигается первым, сам же он, я и мои парни идём левее и чуть сзади, Гарсия — ты со своими замыкающие. Внимательно смотрите под ноги, чтобы не переломать себе кости, и по сторонам оглядывайтесь почаще, тут много змей и прочей мерзопакостной живности водится! Ну, чего встали? Вперёд! Вперёд!!
— Томми, — когда рядом никого не было, Кросби переходил на неуставное обращение, тем более, что Бриггс и сам не возражал относительно этого, — а с какого дьявола наши гостеприимные хозяева потребовали выдвинуться нас по этому маршруту, а уже потом выдвигаться на свой?
— А кто его знает? — пожал плечами капитан. — Может у них там спрятано что-то, что нужно укрыть от постороннего взгляда... А может, они действительно беспокоятся о нашем благополучном отходе и дали нам единственный удобный путь выхода из их колонии...
— А если здесь минные поля? — предположил сержант. И тут же сам себе возразил: — Да нет, вряд ли. В противном бы случае, тут постоянно гремели бы взрывы, зверьё же шастает...
— В общем, не наша это забота! — буркнул запаленный Бриггс, орудуя мачете в густых зарослях какого-то ужасно колючего кустарника, попавшегося им на пути. — Выпустили нас — и на этом спасибо! А то я уже беспокоиться начал. Очень, — доверительно поделился он с сержантом, — мне подобные места не нравятся, вечно всякие подозрительные личности в них ошиваются, от которых только и жди, что неприятностей.
Альтман принимал Ранке в своём втором рабочем кабинете. Он располагался здесь же, в оперативном штабе колонии, в специально выделенном помещении. Оборудовано оно было хоть и аскетично (стол, пара стульев, шкафчик на стене, с различными спиртными напитками в нём, маленький фризер, заполненный до отказа разнообразной едой, кондиционер под потолком, рация на втором, небольших размеров столике), но выглядело в целом довольно уютно. Не столько, наверное, по причине того, что вся обстановка была аккуратно расставлена, причём так, что не возникало никакого ощущения беспорядка, а только строгости и аккуратности, сколько в силу некой умиротворённости, исходившей от картин, которыми были увешаны в кабинете все стены. Это была графика и акварель. Живопись была слегка холодноватая на первый взгляд, но добротно и старательно выполненная, в хорошей технике. Преобладали мотивы природы, крестьянской и городской жизни: средневековый замок, улица типично европейского города, с редкими фигурками его жителей возле домов, поле с убегающей за линию горизонта рощицей, водяная мельница...
