Льюберт сел в кровати, поджав ноги, чтобы их не доставал тянувшийся от мраморного пола холод. Многие из его сверстников позеленели бы от зависти, если бы могли увидеть его спальню, но Дарнторн давно привык к ней и уже не замечал развешенные по стенам кинжалы и охотничьи трофеи. Интерес у него вызывало разве что оружие, заказанное лордом Бейнором совсем недавно — легкая миниатюрная кольчуга и литой нагрудник вроде тех, которые предпочитали щеголи на Островах, а также шлем и наручи с серебряной насечкой. Весь комплект до мельчайшей подробности воспроизводил турнирную экипировку знаменитого Аттала Агертейла, в котором самый изящный из ныне живущих рыцарей блистал в столице прошлой осенью — с той только разницей, что этот доспех был сделан так, чтобы прийтись по росту двенадцатилетнему подростку. Эти латы Бейнор подарил племяннику в честь поступления в Лакон, и случая воспользоваться ими у Дарнторна еще не было. С доспеха Льюберт перевел сонливый взгляд на щит с гербом Дарнторнов — белым полем с черным, вставшим на дыбы единорогом. Отец еще в далеком детстве научил его гордиться символом их рода, объяснив, что простота герба — самое верное свидетельство древности родового имени. Вот у дан-Энриксов — ну то есть, настоящих, а то за последние недели это имя чаще всего поминалось в связи с энонийским выскочкой — герб тоже отличался простой, но был, по мнению отца, слишком претенциозным. Сделать своим символом большое бело-золотое солнце на более темном синем фоне — это уже слишком. Подобного самомнения, пожалуй, не оправдывает даже королевский титул.
Тех, настоящих Риксов, Льюберт тоже ненавидел. За отца, которому Валларикс швырнул в лицо свое помилование, заставив заплатить за это страшным унижением. И за деда, который, по рассказам дяди, умер в те дни, когда войска Наорикса разоряли его земли, продвигаясь к замку. И за все косые взгляды, ощущаемые каждым миллиметром кожи в те моменты, когда Льюберт сопровождал дядю во дворец. А главное — за свою одинокую и неустроенную жизнь в столице.
Вот интересно, что подумал бы отец, если бы знал, что сын готов сказаться заболевшим, только чтобы лишний раз не видеть своего врага?.. Лорд Сервелльд Дарнторн никогда не стал бы терпеть человека, отравляющего ему жизнь, будь то в Совете, на войне... или, к примеру, в Академии.
'Нужно не ныть, а сделать так, чтобы Пастух убрался из Лакона раз и навсегда' — подумал Льюберт с неожиданным хладнокровием. И, разумеется, не сам ушел, а вылетел — с позором, с треском, чтобы все забыли о событиях, сопровождавших его поступление в Лакон, а помнили только о том, как опозоренный "дан-Энрикс" выходил за главные ворота, провожаемый насмешками и свистом.
Льюс спустил с кровати ноги и завертел головой, как молодой сокол, с которого ловчие слишком рано сняли клобучок. Ну, сколько можно ждать, получит он сегодня, наконец, свою одежду?..
Завтракать было уже некогда, так что Льюберт ограничился тем, что сделал несколько глотков из кубка с горячим оремисом и отломил кусочек булки. Под окнами уже стоял оседланный Гранит, выведенный из конюшен, и Дарнторну оставалось только сбежать вниз по лестнице, дожевывая сдобу на ходу, и с заученной легкостью взлететь в седло. Слуга даже не шевельнулся, чтобы придержать молодому господину стремя — всем было известно, что Льюс не нуждался в такой помощи. Он ездил верхом чуть ли не с самого рождения, во всяком случае, первые детские воспоминания Дарнторна касались именно того, как отец со смехом принимает его с рук служанки и сажает впереди себя в седло, а потом они с оглушительным грохотом проезжают по деревянному подъемному мосту Торнхэлла. Года в три-четыре Льюберт уже ездил сам, под наблюдением кого-то из своих наставников — сейчас Дарнторн уже не мог вспомнить ни лица, ни имени того мужчины. Лет в семь отец подарил ему коня, и Льюберт получил возможность ездить, где ему угодно. Он скакал по полям и по лесным тропинкам, где ветви деревьев опускались над землей так низко, что ему приходилось свешиваться с седла, прижимаясь к взмокшей шее мерина. Он с гиканьем проносился через ближайшую к замку деревню или заставлял коня пританцовывать и гарцевать на зависть всем оруженосцам и пажам Торнхэлла, смотревшим на запыленного и встрепанного сына лорда, как на сверхъестественное существо, лесного фэйра в человеческом обличье. А потом, уже в Адели, поселившись в доме дяди, Льюберт полюбил выезжать из города и гнать коня вперед по бездорожью, чтобы свист в ушах и ощущение бешеной скорости хотя бы ненадолго отвлекало его от воспоминаний об отце и о толпе народа на Имперской площади — вернее, о тупом и скотском любопытстве, с которым эти люди пялились на главарей восстания, приговоренных к казни. Льюберт ненавидел каждого из этих зрителей так сильно, что поубивал бы их собственноручно — если бы, конечно, мог. Нередко, доскакав до края леса, он соскальзывал с седла и, уткнувшись носом в теплое плечо Гранита, плакал от бессильного отчаяния и от злости. Ему было десять лет, и, кроме этого гнедого жеребца, смотревшего на него, как Льюберту мерещилось тогда, с непостижимым понимаем, у Дарнторна не оставалось никого, кому он мог доверить свое горе.
Может быть, именно поэтому, хотя в его распоряжении были все лошади с конюшен дяди, кроме разве что любимицы лорда Дарнторна, вороной кобылы Ленточки, Льюберт предпочитал Гранита, а других брал только для того, чтобы покрасоваться в Академии. Ну, или подразнить аристократов, прямо-таки зеленеющих от злости от того, что Дарнторн-младший то и дело появлялся в Верхнем городе на новой лошади. Впрочем, в том, чтобы подчеркнуть богатство рода Дарнторнов, Граниту тоже было мало равных. "Пятнадцать поколений предков — больше, чем у правящего Императора" — смеялся продавец, прекрасно знавший, что Дарнторну эта шутка не покажется крамольной. Лучшего образчика дорийской островной породы, чем Гранит, в столице было просто не найти. Дорийцев чаще покупали для охоты и парадных выездов, но Гранит был выше и сильнее большинства своих собратьев и годился для любого дела, будь то дальний переход, турнир или война.
Льюберт с удовольствием представил, как через три-четыре дня отправится на нем в Эрхейм. Вот интересно, на каком коне поедет Рикс?.. Льюс знал, что Академия оплачивает все необходимые расходы самых бедных из своих учеников, так что коня Пастуху, конечно, подберут. Но можно себе представить, что это будет за конь... какой-нибудь тяжеловоз, которому, как и самому Риксу, на роду было написано ходить за плугом. До Дарнторна доходили слухи, будто мастер Хлорд заранее побеспокоился о том, чтобы Пастух учился верховой езде в компании своих друзей и Арклесса из старшего отряда, но, конечно, месяца занятий слишком мало для того, чтобы стать наездником, достойным Академии. А значит, уже очень скоро, когда они будут жить в Эрхейме, можно будет насладиться видом Пастуха, болтающегося в седле, будто мешок с навозом.
Льюберт улыбнулся, выезжая со двора.
Сосредоточенно нахмурившись и посасывая кончик стилоса, будто заправский скриба, Арклесс нацарапал на табличке еще пару цифр — а мгновением спустя с досадой зачеркнул написанное. Нет, опять не то... Димар пристроился в оконной нише, где было светлее, чем в холле. Но для письменных занятий общий зал Аркмора все же был не самым подходящим местом. Особенно в шесть часов утра.
Все остальные обитатели Восточной башни еще спали. От окна немилосердно дуло, и Димар слегка завидовал своим товарищам, спокойно досыпавшим наверху. Сам он встал пораньше, потому что накануне вечером в очередной раз был в особняке Ральгерда Аденора вместе с Криксом, и задания по исчислениям даже не открывал. Сейчас он стер первоначальное решение тупым концом стилоса и снова заскользил глазами по условию задачи.
Тот, кто хотел поладить с мастером Вардосом, должен был ладить с математикой. Наставник полагал, что это главная из всех наук. К риторике Наставник относился более прохладно, а уж философию, изящные искусства и ораторское дело просто презирал. Димар однажды слышал, как он говорил Ратенну, что на старших курсах следовало бы не заниматься этим пустословием, а тщательнее повторять имперские законы и землеустроение.
Димар не вполне разделял эту точку зрения, но зато прекрасно понял, как извлечь из нее пользу, и с тех пор неизменно оставался любимчиком мастера Вардоса. Он не жалел себя на тренировочной площадке, был безукоризненно почтителен с Наставником и оставался первым в исчислительных науках. Это было трудно, но зато благоволивший к нему мастер знать не знал, что его 'идеальный ученик' еженедельно нарушает больше правил, чем все остальные мальчики в отряде, вместе взятые.
— ...Доброе утро! — громко и отчетливо произнес кто-то в тишине пустого холла.
Арклесс вскинул голову и чуть не выронил табличку, обнаружив в двух шагах от себя Крикса, неизвестно как попавшего в Аркмор. Видимо, младший лаконец только что поднялся и, готовясь нанести визит в чужую башню, привел себя в порядок тщательнее, чем обычно. Волнистые темные волосы южанина на этот раз лежали ровнее, чем всегда, а рукава мешковатой рубашки, в другое время кое-как подвернутые до локтей, были старательно заправлены в кожаные наручи. Крикс весело смотрел на Арклесса, должно быть, радуясь, что смог застать его врасплох.
— Ты что тут делаешь? — опомнился Димар. — Совсем с ума сошел? Ученикам запрещено покидать свои башни до подъема.
— Да брось, никто меня не видел, — повел плечом "дан-Энрикс". — У меня для тебя новость. Хлорд вчера спросил, как продвигаются мои занятия по верховой езде. Он сомневается, что я готов к поездке в крепость. Я сказал, что постараюсь справиться, но вообще-то у меня пока выходит не особо хорошо. Тогда Хлорд совсем освободил меня от тренировок и велел получше подготовиться к поездке. Ну так что, кому все-таки больше повезло с Наставником?..
Этот спор они вели уже не первый день, и Арклесс уступать не собирался.
— Я знаю, ты не любишь Вардоса, но это еще не значит, что он плох.
— Ты слушай дальше, — перебил дан-Энрикс, усмехаясь. — Я сказал, что мы обычно ездим в лес с тобой и с Юлианом. Тогда Хлорд пообещал, что он поговорит с твоим Наставником, чтобы тот разрешил тебе тренироваться с нами. А потом, уже перед тушением огней, Хлорд отозвал меня в сторонку и сказал, что Вардос согласился. Не могу представить, как наш мастер его уломал... Зато теперь ты сам себе хозяин. И скажи спасибо Хлорду.
Дарл присвистнул.
— Ну и ну! Впервые слышу, чтобы Вардос освободил кого-то от занятий на три дня без уважительной причины. Ваш наставник просто гений, если он сумел его уговорить.
— Ну, а я тебе о чем? — сощурил свои странные зеленоватые глаза "дан-Энрикс". — Конечно, гений. А теперь бросай свою табличку и пошли, разбудим Лэра с Марком. Они еще спали, когда я ушел.
Арклесс покачал головой.
— Не забывай, что я должен дождаться, пока Вардос сам меня отпустит. И будет гораздо лучше, если он не будет знать, что ты успел побывать здесь еще до подъема. Кстати, как ты проскользнул мимо дозорных?
— ...Да уж, в самом деле, как? — вмешался в разговор Ратенн, вошедший в полутемный в холл в сопровождении мастера Элпина. Услышав громкий голос Старшего наставника, Димар поспешно спрыгнул с подоконника и вытянулся, словно новобранец из казарм у Северных ворот. Мастер Ратенн чем-то напоминал большого бурого медведя-шатуна, разбуженного неосторожными охотниками и вылезшего из своей берлоги в самом скверном настроении. Свалявшуюся шкуру заменяла всклоченная борода, а хриплый рык наставника пугал лаконцев посильнее медвежьего рева. Его спутник выглядел менее грозно. Пожилой, худощавый и казавшийся на удивление миниатюрным по сравнению с Ратенном, мастер Элпин смотрел на нарушителей со сдержанным укором. Элпин вообще нечасто горячился.
Лаконцы не рискнули даже обменяться взглядами, хотя паническая мысль "Попались!" пришла в голову обоим сразу.
Крикс открыл было рот, чтобы ответить на вопрос наставника, но Арклесс незаметно наступил ему на ногу. Если бы Дарл мог, то он бы возвел очи горе — в некотором отношении "дан-Энрикс" был неисправим. Другие новички обычно понимали, что подобные вопросы задаются менторами, чтобы пристыдить или смутить виновника — и только. Нечего и говорить, что Крикс, который всякий раз предельно честно и подробно отвечал на заданный вопрос, невинно глядя мастерам в глаза, заслужил репутацию неслыханного наглеца. Обычно Дарла это веселило, но сейчас был не тот случай, чтобы потешаться над приятелем.
— Я смотрю, едва твой мастер освободил тебя от тренировок — как ты сразу возомнил, что ты здесь на особом положении? — спросил Ратенн, сверкнув глазами в сторону 'дан-Энрикса'. — Я побеседую об этом с Хлордом, можешь быть уверен. А заодно спрошу у Вардоса, почему его ученики рассиживаются на подоконнике, пока все остальные спят. Вы оба будете наказаны... Мэтр Саккронис как раз попросил вчера прислать ему пару учеников, чтобы рассортировать новые свитки, поступившие в Книгохранилище. Теперь я знаю, кто этим займется.
Элпин одобрительно кивнул. Димар совсем недавно объяснял 'дан-Энриксу', почему в огромной Академии так мало слуг. Совет успешно экономил средства, сваливая все подсобные работы на провинившихся учеников... А в поводах для наказаний недостатка не было.
Димар едва не застонал. Помощь Саккронису должна была отнять никак не меньше трех часов, а в этот вечер они с Криксом должны были ужинать в особняке Ральгерда Аденора. Тот на протяжении шести недель присматривался к другу своего вассала, и в конце концов, после серьезных колебаний, все же поручил Димару побеседовать с южанином начистоту и предложить ему пойти на службу к Аденору. Надо же было нарваться на взыскание как раз тогда, когда они во что бы то ни стало должны выйти из Лакона! Дарл попробовал представить, как отреагирует Ральгерд, узнав, из-за чего Арклесс не смог привести в особняк своего друга. Аденор в воображении Димара улыбался снисходительно-насмешливой улыбкой, словно говорящей, что лорд никогда и не рассчитывал на то, что Дарл будет вести себя как взрослый.
— Ничего не получится, Наставник, — неожиданно возразил Крикс. И прежде, чем Ратенн успел осмыслить это дерзкое заявление, младший лаконец с самым серьезным видом разъяснил. — Мастер Хлорд отправил меня помогать Саккронису еще вчера, так что все уже сделано.
Арклесс едва сдержал нервический смешок, прекрасно понимая, что невыспавшийся и рассерженный Ратенн вряд ли оценит по достоинству комичность положения.
Густые брови мастера сошлись над переносицей.
— Вот как?.. — он помедлил, размышляя, какую еще работу можно поручить двум нарушителям порядка, но, так ничего и не припомнив, сдался и сказал:
— Ну, раз уж ты так любишь ранние прогулки, что готов даже вставать до общего подъема, я охотно дам тебе возможность прогуляться по Лакону. Бегом отсюда до Рейнсторна и назад. И будешь бегать так до утреннего колокола. Не забывай только отмечаться у дозора в каждой башне, потому что я потом проверю, как ты выполнил мое задание. И передай своему мастеру, что до отъезда в крепость будешь ежедневно бегать лишние три круга после утренней пробежки. Тебя, Дарл, тоже касается. Понятно?
