— Осторожнее! — крикнул Якадзуно. — Его нельзя так переносить, под него надо подложить твердую доску или какую-нибудь пластину...
— Спокойно, лозшу, — сказал Гена, — твой сэшвуэ будет жить. Есть легенды о тех, кто он. Что его имя?
— Анатолий Ратников.
— Что его улухцо?
— Чего?
Гена задумчиво подвигал нижней челюстью.
— Улухцо, — заявил он. — Фувуху. Кеволе. Есозосухэ.
— Возраст? — предположил Якадзуно.
— Нет! — Гена отрицательно мотнул головой, совсем как человек. — Что он есть? Что он имеет?
— Не знаю, — растерялся Якадзуно. — Вы имеете ввиду, сколько у него денег?
— Рех! — резко выкрикнул Гена. — Ив хеса овуэ! Деньги ничто для еслов, улухцо есть все.
— Вы имеете ввиду, кому он служит?
Гена огорченно сморщился.
— Нет, довуфенло довуфенлов не есть улухцо для еслов, — Гена оскалил зубы в жутковатой гримасе, Якадзуно не сразу понял, что он просто улыбается своей непонятной шутке. — Кому он служит?
— Он работает на компанию "Истерн Дивайд", он курьер высшей категории.
— Фувущлал есозаш, — пояснил Гена своим товарищам, те глубокомысленно хмыкнули и их взгляды, направленные на лежащего Анатолия, приобрели почтительное выражение.
Что-то долго мы здесь разговариваем, подумал Якадзуно, и тут же вспомнил самое главное.
— Нам надо убираться отсюда, — быстро сказал он, — этот дождь может быть радиоактивным.
— Чего? — переспросил Гена.
— Радиоактивным. Ядовитым.
— Весейхэл есижэ, — перевел Гена и все три ящера с сомнением уставились наверх.
— Радиация не имеет цвета и запаха, — продолжал говорить Якадзуно, — ее невозможно почувствовать, ты узнаешь о том, что получил дозу, только когда заболеешь.
— Овес хшаселуэ суфажв! Фоловлуз аккумулятор ф ахсл машинэ й феволевен! — высказался Гена, и два других ящера направились в туман.
— У нас нет времени! — продолжал настаивать Якадзуно. — Лишняя минута, проведенная здесь, может стоить жизни.
— Только Езойлава Овуэ знает, что есть жизнь, — заявил Гена. — Мы здесь час, еще пять минут не значат. От этого яда есть защита?
Якадзуно начал лихорадочно вспоминать то, чему его учили в школе на занятиях по гражданской обороне.
— Есть противоядие, — сказал он, — оно не очень хорошо помогает, но это лучше, чем ничего.
— Ты его имеешь? — заинтересовался Гена.
— Нет.
— Плохо. Какая еще защита?
— Плотная одежда, специальная маска на лицо... под таким дождем все равно бессмысленно. Еще помогает тяжелая броня, но ее нужно надевать до взрыва, а не после.
— Тогда дадим нашу судьбу Езойлесол Овузуй и не будем думать. Сейчас мои лосшуэ снимут аккумулятор и мы пойдем в езузера.
— Куда пойдем?
— В езузера. Город, но меньше.
— Но нам надо в Олимп! Анатолию нужно срочно оказать помощь!
— Ему поможет Езойлава Овуэ. Помни, я помог твоему друсрелох и теперь, пока он не силен, ты в моей власти.
— С каких это... — Якадзуно вовремя прикусил язык. — Я имею ввиду, это у вас законы такие?
— Да, — важно кивнул Гена, — это закон.
Он снова закричал на своем языке, из тумана донеслись сдавленные оправдания. У Гениных лосшуэ что-то не получалось.
— Как тебя зовут? — спросил Якадзуно.
— Ты можешь называть меня Друсрелосо, — ответил Гена.
— А меня зовут Якадзуно, Якадзуно Мусусимару.
Друсрелосо состроил озадаченную гримасу и сказал:
— Я назову тебя Шемсезшефлалк Фохев. Это легче сказать.
5.
Баскервиль-холл встретил Рамиреса прохладным дуновением свежего ветерка и это показалось ему божьим знаком. Климат здесь был гораздо лучше, дождя не было, вездесущая влажная духота ощущалась не так мучительно, как в Олимпе, даже деметрианские лягушки не издавали здесь свое чудовищное мяуканье.
Баскервиль-холл со всех сторон окружен болотами, но сам стоит на сухом холме, имеющем форму полумесяца. Почва в черте города подверглась мелиорации, здесь давно укоренились растения, привезенные из метрополии, и если абстрагироваться от вездесущего деметрианского аромата, можно представить себе, что ты находишься не на другой планете, а, скажем, в Центральной Африке. Здесь даже были улицы, пусть и сложенные из пластмассовых плит, но все-таки улицы.
Военное положение в Баскервиль-холле не бросалось в глаза, патрулей на улицах почти не было. Сингх, уже успевший прознать последние новости, сказал, что выступление прошло здесь без особых беспорядков, ситуация под контролем и комендантский час так и не ввели. На месте полицейского участка красовалась двадцатиметровая воронка с остекленевшими стенками, вокруг нее были выставлены таблички, предупреждающие о радиационной опасности, но больше никаких следов прошедших столкновений в городе не наблюдалось. Радиоактивный дождь пролился на плантации в стороне от города, в городе радиационный фон повысился всего в восемь раз, что не представляло никакой опасности ни для людей, ни для другой живности.
Революция в Баскервиль-холле прошла на удивление мирно. Когда на месте полицейского участка вырос ядерный гриб, оставшиеся в живых представители власти были настолько деморализованы, что не оказали никакого сопротивления. По словам Сингха, в местном революционном комитете уже обсуждается предложение вернуть оружие кое-кому из сдавшихся.
Рамирес шел по узкой пластмассовой дорожке и думал, что эта революция воистину уникальна и непохожа на все те, что были раньше. Никаких трупов на улице, никакой лишней крови, никакого террора. И никакой навязчивой пропаганды, Рамирес уже прошел почти километр, но не встретил ни одного портрета Багрова и вообще, ни одного агитационного лозунга. Эта революция не давит на мозги, подумал Рамирес. И это хорошо, так и должно быть, люди должны воспринимать новый порядок не как внезапно свалившееся горе, а как первый шаг на пути к счастью и процветанию.
Ага, вот, кажется, и муниципалитет. Точно, из дверей маленького белого здания, явно построенного по индивидуальному проекту, высунулся Дзимбээ и призывно помахал рукой. Рамирес взглянул на часы и ускорил шаг — он уже опаздывал. Это нехорошо, опаздывать вообще нехорошо, а опаздывать на мероприятие, на котором решается твоя судьба, нехорошо вдвойне.
Рамирес почти вбежал в распахнутую дверь и уже начал бормотать извинения, когда Дзимбээ оборвал его одним коротким словом:
— Пойдем!
Они поднялись на второй этаж, прошли несколько метров по коридору, пересекли большую приемную, в которой почему-то не было секретарши, и вошли в обширный кабинет какого-то большого начальника. Судя по площади приемной и количеству компьютерных мониторов на столе, этот начальник был нисколько не ниже, чем приснопамятный Сяо Ван Гу, а может быть, даже и повыше.
Хозяин кабинета сидел за столом и смотрел в один из мониторов, на котором красовалась легко узнаваемая картинка Microsoft OutOfSight Quickly. Странно, подумал Рамирес, братство выступает против монополий, но пользуется их продуктами. Воистину, жизнь полна парадоксов.
Посетитель в кабинете был только один, это был Абубакар Сингх. Увидев Рамиреса и Дзимбээ, он приветливо улыбнулся и доброжелательно кивнул вошедшим. Дзимбээ уселся рядом с Сингхом, Рамирес пристроился рядом.
Хозяин кабинета, наконец, отправил письмо и поднял голову. Сердце Рамиреса екнуло — это был сам Багров.
— Рад приветствовать вас, герои, — сказал Багров и улыбнулся, и его улыбка была доброй и солнечной. — Если бы не вы, революция бы не состоялась, сейчас это можно утверждать абсолютно точно. Спасибо вам, друзья! Вы самые настоящие спасители мира, вы спасли мир от диктатуры корпораций и, чтобы расплатиться за это, не хватит никаких земных благ. Вы знаете, у нас в братстве не бывает ни орденов, ни почетных званий, все, что я могу — сказать вам спасибо, и я благодарю вас от всей души. Спасибо!
Багров встал из-за стола и поклонился по японскому обычаю. Троица посетителей немедленно последовала его примеру и их поклоны были не в пример более почтительными.
— Не надо лишних церемоний, ребята, — сказал Багров, — церемонии больше не нужны. Вы молодцы, вы настоящие герои, я вами горжусь. Все братья и сестры равны, но вам я скажу — вы стали для меня ближе других, вы теперь самые ближние братья. Абубакар, ты приехал вовремя, мы без тебя еле справились. Знаешь, как облажался Тимур Димитров?
— Так это тимуровцы телебашню подорвали? — усмехнулся Сингх. — А я-то думал, кто это сподобился...
Багров раздраженно махнул рукой.
— На его месте мог быть любой. Знал бы ты, как нам не хватает настоящих профессионалов... Короче, Абубакар, отныне ты возглавляешь особый отдел. Дзимбээ Дуо, вы — его заместитель.
Дзимбээ встал и еще раз церемонно поклонился. Сингх запоздало последовал его примеру.
— Джон Рамирес, — сказал Багров, — я хочу предложить вам стать представителем братства при университете Вернадского. Нет, подождите, не спешите отказываться. В это трудно поверить, но в братстве нет ни одного доктора наук, кроме вас. Это странно, это удивительная случайность, но это факт. Вы же не станете отрицать, что вам будет проще разговаривать с учеными, чем кому-либо еще из братьев и сестер?
Рамирес помотал головой, отрицать такую очевидную вещь было бы глупо. Он хотел было сказать, что является доктором физики по американской системе, а это совсем не то же, что доктор физико-математических наук по русской системе, и потому... но Багров продолжил речь и сбил Рамиреса с мысли.
— Я верю, вы справитесь, — сказал Багров. — У нас с вами нет другого выхода, мы ввязались в такое дело, что обратной дороги уже нет. Нам потребуется помощь ученых, но вы же знаете, Джон, как относятся интеллектуалы к любой революции. А нам потребуется от них очень и очень многое. Надо развернуть горнодобывающую промышленность, провести геологическую разведку астероидов, может быть, даже потребуется развернуть космодром. Нужно построить с нуля обрабатывающую промышленность, вы же знаете, что экономика Деметры имеет колоссальный аграрно-сырьевой перекос, а мы не хотим быть сырьевым придатком земных монополий, мы хотим развиваться гармонично и оптимально. Нам нужно сделать очень многое, сейчас, когда мы сбросили гнет продажных чиновников, мы многое можем себе позволить, но одно дело позволить, и совсем другое — сделать. Мы теперь сможем провести нормальный терраформинг обжитых районов, не прогибаясь перед идиотскими законами, которые придумали люди, ни разу не побывавшие на этой планете. Вы ведь не хотите, чтобы от ваших детей пахло тухлыми яйцами? Конечно же, вы не хотите, этого никто не хочет, но если мы хотим добиться того, чтобы Деметра превратилась в настоящий дом для нашего народа, нам придется просить ученых о помощи. А с этой задачей никто не справится лучше вас. Вы согласны со мной?
Конечно, Рамирес был согласен. В первые секунды его еще терзали сомнения в том, что он справится с возложенной задачей, но к концу речи Багров его убедил. Он, вообще, хорошо умеет убеждать, подумал Рамирес.
— Вы отправитесь обратно в Олимп первым же суборбитальным транспортом, — сказал Багров. — Транспорт взлетит сразу же, как только мы полностью восстановим спутниковую связь. Автономный полет — дело слишком опасное, мы не можем рисковать вашей жизнью. Если не случится ничего из ряда вон выходящего, аэропорт откроется сегодня вечером или завтра утром, место для вас уже забронировано, так что слишком далеко не уходите. Вопросы?
Вопросов не было. Багров еще раз пожелал Рамиресу удачи, они еще раз обменялись поклонами, Рамирес вышел из кабинета и среди эмоций, которые он испытывал, доминировала одна — чистая, ничем не замутненная радость.
Все сложилось просто великолепно, Рамирес не мог даже представить себе такого развития событий. Глава братства, человек, задумавший и осуществивший самую великую революцию за всю историю человечества, не только не отругал Рамиреса за допущенные ошибки, но и удостоил похвалы. Сам Александр Багров назвал Рамиреса своим ближним братом и это наполнило душу Рамиреса законной гордостью. За последнюю неделю на Гефесте Рамирес наделал множество ошибок, но братья простили его, как завещал великий Леннон, и теперь его совесть снова чиста. Они действительно простили его, они поняли, что он согрешил не по злому умыслу, а случайно, они поняли, что в наказании заблудшего нет нужды, и они не стали его наказывать. Все было прекрасно.
6.
Сознание возвращалось постепенно. Вначале Анатолий почувствовал, как сквозь тяжелый сон пробиваются первые образы, невнятные и спутанные, смутной чередой они проползли через опустошенный мозг и скрылись в небытии. А потом из глубин мозга стали выплывать другие слова и образы, ясные и осмысленные.
Тяжелое ранение позвоночника, сломан четвертый грудной позвонок. Повреждения спинного мозга незначительны. Восстановление костной ткани идет ускоренными темпами. Рекомендуется полная неподвижность. Температура тела составляет 38.9®, в ближайшие часы ожидается снижение до 38.0®. Пульс, частота дыхания и кровяное давление в пределах нормы. Запасы энергии составляют около 50% по всем четырем составляющим. Истощение средней степени. Легкая интоксикация. Общее состояние организма — восстановление после тяжелого ранения, угроза для жизни отсутствует. Рекомендуется справить естественные надобности, утолить жажду и принять большую порцию высококалорийной пищи. Движения ограничены.
Анатолий поинтересовался, может ли он встать, и получил категорический отказ. Анатолий тяжело вздохнул и открыл глаза.
— По сшохофа! — воскликнул над самым ухом шипящий нечеловеческий голос. — Езойлакл есло сшохофа!
Анатолий попытался повернуть голову, но не смог, потому что процессор заблокировал движение, опасное для здоровья. Как оказалось, двигать головой ему, в принципе, можно, но только очень медленно и очень осторожно. Анатолий медленно и осторожно повернул голову, и тут же запросил у мозгового процессора информацию по уровню галлюциногенов в крови. Процессор заверил Анатолия, что галлюциногенов в крови нет совсем, и Анатолий понял, что ему придется поверить в то, что он видит.
Анатолий лежал на соломенной циновке, постеленной прямо на полу примитивной хижины, вроде как у африканских пигмеев, только сложенной не из слоновьего навоза, а из крупных кирпичей неправильной формы, похоже, необожженных. Рядом в плетеном кресле-качалке сидел некто, отдаленно напоминающий Крокодила Гену из одноименного сериала, только этот некто выглядел гораздо моложе и не столь агрессивно. Это был молодой симпатичный крокодильчик с высоким лбом и умными глазами. Он смотрел на Анатолия расширенными глазами и непрерывно чирикал на своем тарабарском наречии. Вот, значит, какие они, ящеры...
— Приветствую тебя, почтенный, — сказал Анатолий, придав своему голосу максимально почтительную и доброжелательную интонацию.
Ящер не ответил, он, наоборот, вскочил на ноги (слишком длинные для крокодила, они скорее подошли бы кенгуру), и бодро ускакал из поля зрения. Медленно и осторожно повернув голову в другую сторону, Анатолий обнаружил, что ящер стоит в дверях хижины, высунув большую часть тела наружу, и что-то кричит, смешно подергивая длинным и тонким хвостом, похожим не на большое полено, как у земного крокодила, а, скорее, на укороченный пастушеский кнут.
