Зверь Лютый. Книга 21. Понаехальцы

Моя знакомая жила на верхнем этаже одного дома в Киеве. Во время "Майдана" она очень переживала по поводу возможного пожара. "Зажигалки" кидали и с крыш. Часть из них падала на её балкон. Каждое утро она выносила несколько таких снарядов. По счастью, на балконе лежал глубокий снег — метательные снаряды падали и тихонько тухли. Остальное там... тоже стухло. Но не так тихонько.

Здесь, на "Святой Руси", очень мало твёрдых поверхностей. Ни дерево строений, ни земля улиц и дворов достаточного сопротивления не оказывают. Не разбивается. Облегчать тару рискованно — может развалиться в руке при броске.

Одно решение: легкоплавкая заливка горлышка. Воск, смола, жир. Туда же, в горлышко — фитиль. Внутрь, а не примотать снаружи, как в 41. Горящий фитиль "тянет" воск из заливки. Как в свечке. Когда воск выплавится — пойдёт ацетон со скипидаром, полыхнёт.

Не очень. Нет чёткой последовательности — разлив-поджог. Смесь вспыхивает в процессе излияния. Очаг возгорания локальный. Но в деревянных строениях — приемлемо.

Другая проблема: время. Время задержки между падением снаряда и разливом горящей жидкости. Горящий фитиль — виден и легко гасится.

Мы разные варианты затычки пробовали, с разными составами. Кажется, зря я булгаром воск продал. Пока — ищем, думаем, проверяем.

Другой путь — тактическая двухходовка — мы реализовали здесь.

* * *

— Ты! Факеншит! Хусдазад! Убери свой зад! Хренов евнух персидский!

Команды поля боя наполнены моими эмоциями под завязку. Но подаются шёпотом. Поскольку — "поле боя". Хотя оно само про это ещё не знает.

Я уже объяснял, что язычников у меня крестят. Именуют прямо по святцам. Вот, назвали парня по страстотерпцу — персидскому евнуху четвёртого века, а он вырос в десятника "поджигателей".

Хусдазад и трое его подчинённых несут себя как стекло тонкое: на груди "лифчик деревянный" — разгрузка с четырьмя глиняными "гранатами", на спине — "макитра" на двенадцать литров. Деревянная, прямоугольная... Назвал как-то макитрой — прилипло. А как?! — "Р-рез-зер-рвуар-р-р" ребята не выговорят.

Одна из трёх штурмовых групп под моим руководством обошла селение, и с запада, по прибрежной полосе, просочилась к пристаням. Ребята Фанга ещё засветло засекли секрет из двух епископских отроков, типа замаскировавшихся на речном обрыве. При подходе с этой стороны по пляжу — прямо на них и вышли бы.

Вышли. Лежат "секретчики", остывают. Фанг своих хорошо учит — даже не ворохнулся нигде никто.

Впереди, в паре сотен шагов, костерок. Там ещё парочка караульщиков. Костерок возле начала пристани. Пристань — земляная насыпь, укреплённая деревянными сваями, и двое мостков, уходящих в Волгу. К мосткам пришвартованы плав.средства, местные и епископские.

Надо, конечно, строить более основательно. Но вы ледоход на нерегулируемой Волге представляете? С таким же половодьем. Сюда бы блоки бетонные, по пятку тонн каждый, в шесть рядов, да сваркой их повязать...

На лодейках люди есть. Лодки, барки в походе без присмотра не оставляют. Шесть лоханок на двух причалах. Бойцов там быть не должно — караульщики. Их забота — криком кричать.

Трое парней-голядей переглядываются. Старший, подбирая русские слова, уточняет:

— Эти... у костра... резать?

Эх, Елицы нет. Когда-то она в сходной ситуации перед караульными у костра голой плясала... Я б ещё раз посмотрел.

— Нет. Хорошо сидят. Ольбег, ты где? Снимите?

Ольбег дёргается — первое боевое задание! Потом с двумя молодыми парнями-лучниками начинает выдвигаться. Место открытое — близко не подойти. Но караульщики у костра смотрят на реку — услышали что-то. А, плеск характерный. "Водомерки" подходят.

Ольбег выводит своих на сотню шагов.

Классика: нельзя сидеть у костра в зоне боевых действий. Мишень — идеальная. Хотя понятно: у костра — вторая линия. Понадеялись на секретчиков. И ещё: в карауле — молодёжь. Дедовщина "аз из" — опытные гридни, после похода лодейного и славной победы над смердами сиволапыми, в тёплых избах на мягких постелях отдыхают. На стрёме — сопляки-новобранцы.

Один из караульщиков затих сразу, второй пытается шевелиться, шуметь. Третья стрела — от Ольбега — успокаивает окончательно.

— Хусдазад, запалить мостки от берега. Командуй.

На лодочках есть сторожа. Слать своих ребят выковыривать пришлых в темноте — не хочу. А так сторожа проснутся, вылезут на огонёк. Тут их стрелки и уполовинят. А вздумают концы рубить да в Волгу уходить — их "водомерки" проредят.

— Господине! Сова крикнула.

Ага. Вот и сигнал.

— Поспешим же, други мои, на веселие.

"Поджигатели" возятся у мостков, наконец — пыхнуло. От лодеек начинается крик. И мгновенно стихает — стрелки из темноты хорошо бьют по подсвеченным, поднявшимся в лодках головах. А мы поспешаем в гору к селению.

Справа впереди пепелище сгоревшего дома тиуна. Эх, Колотило, Колотило... Хороший у тебя дом был. Недавно я там с Самбориной и Сигурдом разговаривал, а теперь оттуда остывшим кострищем несёт.

"Что день грядущий нам готовит?

...

Скопытюсь ль я дрючком пропертый?

Аль мимо прошпындонит ён?".

Слева забор. Несколько месяцев назад я тут Раду нашёл. Забор поставили. А ворота так и не навесили.

"Древощепы из куширей" говорили — здесь у пришлых гнездо. Одно из.

Заглядываю. Сортир уже стоит. А перед ним белеет... В прошлый раз там тужилась Радина дочка, а теперь... фиг его знает — что-то двуногое.

Киваю парнишке-охотнику возле меня. И любитель полуночной дефикации влетает. В открытую дверь "уголка уединения" с острой железкой в животе. Громко влетает. Поднял тревогу. Но дело не в этом — в селении, где-то впереди начинается истошный крик. Недолго. Но опытным воинам должно хватить.

По нашим прикидкам, здесь в усадьбе встал на постой десяток из "епископской кованой сотни". Один из трёх. Минус 4-8 караульщиков на пляжу и в лодейке, плюс "дружинные отроки и слуги". Человек 15-20. Гридни — в избе, прочие — по сараям.

— Хусдазад! Сени, окна. Командуй.

Парень с напарником кидаются к крыльцу. Дверь вдруг распахивается. На пороге — здоровенный бородач. В кольчуге, в чуть перекошенном, незастёгнутом шлеме с поднятой кепкиным козырьком личиной, с мечом в руке. Босой, в подштанниках.

"Поджигатели" едва успевают отскочить от маха широкой, чуть отсвечивающей полосы его меча. Вторым взмахом гридень сбивает в сторону брошенный ему в грудь дротик голяди и, вскрикнув, падает в сторону — почти одновременный дротик Сухана попадает в лицо чуть выше верхней губы.

"Козырёк" надо было на морду лица опускать. Не сориентировался в обстановке.

Один из "поджигателей", тоненько подвывая, отползает в сторону от шевелящегося ещё епископского гридня с торчащей из лица палкой. А Хусдазад вдруг вопит по дурному, подхватывает свою "макитру" и, головой вперёд, кидается в сени.

— Куда?! Твою мать! Сдурел?!

В избе, похоже, уже проснулись — в окошечках какой-то мерцающий отсвет. Кресалами стукают? Угольки раздувают?

Хусдазад вдруг вылетает назад на крыльцо. Как от пинка. Без "макитры". Поскользнувшись, падает на спину, выдёргивает у себя из "лифчика" "гранату", водит зажжённой зажигалкой по фитилю и лёжа на спине, через голову, кидает в сени.

— Охренел?! Оно ж так не разобьётся!

У него вспыхивает рукав кафтана, пытается сбить огонь. Шапки нет, тряпки нет — просто ладонью... Из избы раздаётся вопль. По окошкам, по тёмному проёму открытых в сенях дверей видно вдруг вставшее там пламя. Огонь стремительно пролетает змейкой по пролитой струйке из "макитры" по сеням, по крыльцу, у Хусдазада вспыхивает другой рукав.

Э-эх, мы тут недавно с Рыксой сиживали, пиво пили, за жизнь говорили, а теперь...

"Враг костром в избушке светит,

Будет чёрный как шашлык.

На крыльце гостей мы встретим

И насадим на свой штык".

Штыков у нас нет. А так — всё правильно.

Напарник Хусдазада отскакивает в сторону — сам весь "гранатами" увешан, как бы не полыхнуло. Двое мечников из моей команды быстро, не целясь, вгоняют по сулице в пылающий зев сеней, кидаются к герою-поджигателю. У угла избы под водостоком бочка с дождевой водой. Его — туда, руки по плечи, с головой.

Кажется, сулицы попали — в рёве пламени слышны крики вопящих епископских воинов. Огненная ловушка: избы у меня ставят крепкие, окошки маленькие. А ломиться в железных доспехах через горнило полыхающих сеней...

"Гридь жаренная". Или правильнее — запечённая?

Вот так и надо. Враг должен сдохнуть до того момента, как у него появится возможность нанести нам ущерб. Были мужички крепкие, опасные. "Кованые гридни". Теперь — мясо подгоревшее.

М-мать! Не все.

В амбаре вдруг распахивается воротина, и оттуда, вереща для страха врагам и храбрости себе, выскакивает десяток подростков. Размахивая топорами и короткими копьями. Подошедший к этому времени на двор Ольбег со стрелками, сбивает двоих. Остальные ломятся ко мне.

Ну, сейчас и я... согреюсь.

Фиг там. Слева Алу делает ложный финт палашом и накалывает ростовского отрока насквозь. Молодец, мальчик — выход клинка не назад, а в сторону, с проворотом в теле. Здесь "маклауд"... вряд ли.

Справа короткий мельк Ивашковой гурды. Удар у него... не ослабел. С маха сносит голову противнику. Вместе с плечом, рукой, выставленным вперёд срамосаксом. Э... скрамасаксом.

А прямо передо мной — спина Сухана. И два его опущенных топора. С них уже кровь капает. Чья-то.

Отроки кидаются назад. Где после краткого обмена ударами с моими голядями и мечниками, успокаиваются навечно.

У нас — двое легкораненных, один обожжённый и... И тут вспыхивает другой сарай — сеновал.

Одинокий парнишка-гранатомётчик, оставленный без присмотра, уныло бурча себе под нос что-то матерное, расковырял горлышко своей гранаты, полил из неё ворота сарая, запалил вынутый фитиль и ткнул им в мокренькое. А пустой кувшин аккуратно убрал в "лифчик". Хозяйственный парень.

Ага, принялось. Двое мечников подтаскивают и подпирают бревном горящие створки ворот сеновала. Дерево горит хорошо. Но медленно. Зато внутри вдруг жарко, стремительно вспыхивает сено. Пламя внутри сарая в три секунды встаёт выше стен, выносит крышу, ревёт, вспухая жарким горбом.

Изнутри — человеческие вопли. Такой силы, что уже... нечеловеческие.

Жаль — хорошее сено было. Теперь придётся из других мест сюда перетаскивать.

Глава 460

— Господине! Наши там дальше по улице бьются!

Пока я присматривал за перевязкой своих раненых и дорезанием чужих, Алу сбегал на разведку. Понять обстановку не хитро: впереди, за три дома, по другой стороне улицы хорошо полыхает двор. Там же — идёт бой на улице. Наши наскакивают и отскакивают. Противник кидается вдогонку — получает стрелами.

— Воевода! Епископские в соседний двор забегают! Оружные! Много!

Ожидаемо. Сначала Могута и Фанг сняли посты и секреты. Потом Чарджи и Салман пошли потихоньку зачищать дворы. Потихоньку не получилось, пошёл крик. Основная часть боеспособных пришлых — здесь. "Кованые гридни" встали в трёх соседних дворах по одной стороне улицы. На "своих" я успел наскочить до общей тревоги, а вот Чарджи с Салманом "вляпались в мягкое" — попали на гражданских. Которые орут сдуру без продыху.

Орунов порезали, но ор сработал. Вояки очухались, успели вздеть брони.

Красноармейцу от подушки до пирамиды — 30 секунд. Нынешний русский доспех, хоть и проще-легче полного рыцарского позднего европейского средневековья — достаточно громоздок. Влезть в кольчугу не сложнее, чем в гимнастёрку. Только весит такая рубашечка полпуда, не сминается свободно, не растягивается. Очень лихо корябает морду. Ежели резко и без навыка. И не забудь надеть предварительно поддоспешник, а последовательно — оплечье. Кстати, кроме кольчуги, у приличных людей принято перед боем надевать ещё штаны и сапоги.

Шлемом с подшлемником, меховым, волчья или барсучья прилбица, накрыться сверху, поясом воинским со всеми причиндалами — карманов здесь нет — опоясаться посередине. Перекреститься, подхватить щит с копьём, ежели есть и — аля-улю, гони гусей.

Это версия лайт. Качественный рыцарь в Европе или княжий гридень на Руси полный доспех одевает только с помощью слуг. Ту же кольчугу слуги опускают на поднятые руки господина. Самому... Кто пробовал — поймёт. Для остальных... Делать уставную складку на спине под ремнём, как это принято для гимнастёрки — с кольчугой не получится.

Гридни успели "об-борониться", собрались в соседнем дворе. Их там, вместе с отроками, слугами и гражданскими — с полсотни. Сейчас они ка-ак ударят...

А я свой "зад" найти не могу. Куда он делся?

— А, вот ты где! Весь промок? А штаны сухие? Тогда командуй. Ветер-то от реки тянет.

Хусдазад собирает своих к забору. За забором — полный двор противников.

Факеншит! Ружжа автоматического на них нет!

Посадить стрелков на крышу овина, чтобы они через забор стрелы покидали...? — Так в ответ же прилетит! И много больше.

Поэтому по простому — плесканули из следующей "макитры" на овин, на забор, подожгли и отскочили.

Когда огонь поднялся, а забор — завалился, туда, в уже горящее пламя, полетели остальные кувшины "поджигателей". Из конюшни вытащили телегу, набили её сеном, откупорили ещё одну макитру и, как проезд образовался, полили, запалили, катнули — тоже туда же.

Перепрыгнуть через полосу огня на месте забора — не проблема. Если тебя не встречают стрелами и сулицами. Три стрелка против одного — всегда победят. Если все одинаково прячутся. У меня — все в укрытии, а у них — светло как днём, пожар разгорается, народишко суетится.

Ольбег — умница. Вспомнил фундаментальное: "Всякого торчащего — нагни. Всякого начальствующего — положи". Пока его стрелки с епископскими перестреливались — положил последнего командира из штата ростовской сотни.

Было у них три десятника и полусотник. Одного мы в этом дворе зажарили, другого — в том положили. Двоих Чарджи с Салманом дорогой успокоили. Формальные лидеры кончились, у неформальных... мозгов меньше.

Точно — чудаки пошли на прорыв. Припекло, видать. Ломанулись на улицу в сторону их штаба.

Крутые ребята, славно рубятся.

Пожар подсвечивал воинов противника, и стрелки Любима, засевшие за заборами, густо били из темноты на выбор. Толпа ростовских сбавила темп, начала топтаться на месте. Тут Салман заорал своё "ку-у!", градом посыпались сулицы, и он, во главе мечников, кинулся рубить всех попадавшихся на глаза.

Зря. Накажу храбреца. Я ж говорил: мечник — для дорезания, а не для боя.

Мои тоже выскочили на улицу и приняли участие. В помётывании в спины вражеского отряда всякого чего остро заточенного.

Епископские гридни дрались яро. Но ветеранов среди них было мало: в Московско-Литовском походе сотня понесла потери, часть бойцов оставалось в Ростове, часть — на Поротве. А новобранцы... "сыгранностью" ещё не обладали.

"Ку-у", в исполнении Салмана, в сполохах пожара и блеске клинков — произвело впечатление. Они развернулись и побежали на нас.