— Это игра, — пробормотала я. — Всего лишь игра, тонкий расчёт, чтобы было интересней забавляться со своей игрушкой.
Караса покачала головой.
— Я никогда не ошибаюсь, — произнесла она, и я поняла, что ненавижу эту женщину. Фея знаний поднялась на ноги, собака соскочила с моих колен. Я глотнула ещё вина — горькое и очень крепкое, оно заставляло вспоминать прошлое и заставляло думать. Думать о том, что хотелось забыть. — Уже поздно, тебе надо отдохнуть с дороги. Иди к себе.
Поднявшись на ноги, я хотела спросить гостеприимную хозяйку, куда же мне идти, но, глядя в её улыбающееся лицо, поняла, что и так знаю ответ. И знаю, что в предоставленной мне комнате стоит умывальный таз и кувшин с кипятком, расстелена кровать и горит огонь в камине. И я почти догадалась, откуда на стенах Фарога чёрные полосы.
— Иди к себе, — повторила приказ фея знаний. — Завтра мы напишем письмо твоим родителям, и на этом власть демона тьмы над тобой закончится. Принимать ли его любовь — это ты решишь сама.
— Глава тридцать первая. Сказка про обиженную фею
На следующий день я проснулась удивительно рано, едва посветлело небо на востоке. Город залился бледно-розовым светом, и я поняла, что спать мне совершенно не хочется, хотя и дома, и в замке тьмы я запросто могла проваляться в постели хоть до полудня. А тут...
— Ну, что, малышка, доброе утро? — обратилась я к собаке, раздвигая занавески. В комнате, которую мне выделили — во флигеле при библиотеке — вчера меня в самом деле ждал и таз для умывания, и кипяток, и холодная вода, и постель. И даже был кусок мяса, ломоть хлеба и бокал вина — вместо ужина. Тогда я воспользовалась всем, что нашла, выпила вино, от которого не кружило голову, и легла спать. Спала крепко, без снов, и уснула едва голова коснулась подушки. Наутро меня не ждала ни вода для умывания, ни завтрак, ни дрова для камина, в котором на ночь устроилась собака. Сейчас она тявкнула на моё приветствие и подбежала ко мне. Я с удовольствием погрузила руки в тёплую пушистую шерсть, и прижала псину к себе. Она завиляла хвостом.
— Доброе утро! — ответила самой себе я и, отпустив собаку, щёлкнула пальцами. На миг как будто потемнело, потом собака словно засветилась, но и это продолжалось всего пару мгновений. В камине появились аккуратно сложенные дрова, на столе — каша и стакан подогретого молока. Кувшин возле таза для умывания наполнился кипятком не раньше, чем я закончила завтрак, а собака сгрызла половину дров.
— Как всё просто, — проворчала я, умывшись и вытеревшись взятым из воздуха полотенцем. Мир сделался очень... лёгким. Простым. Я чего-то хочу — и я этого добиваюсь. Щелчком пальцев. В этом было нечто непристойное. — Я вспомнила, малышка. Вспомнила, зачем я шла в Фарог. Тебя тогда не было, малышка, но в центральной башне я прочла, что здесь есть одна книга...
Собака вильнула хвостом и тявкнула. Она догрызла дрова, оставив один лишь пепел, и не хотела никуда идти. Я с сожалением покосилась на саму собой заправившуюся постель. Зачем я выбрала подогретое молоко? От него клонит в сон.
— Оставайся здесь, — предложила я, и собака с возмущённым лаем вскочила на ноги. — Тш-ш, малышка, тише, весь дом перебудишь.
Можно было выйти из комнаты, спуститься по лестнице, выйти на улицу (из флигеля не было прямого прохода в библиотеку), насладиться прелестью раннего утра и розовых отблесков на белых стенах. Можно было поступить как люди. Я положила руку на холку подбежавшей собаки и моргнула. Когда я закрывала глаза, передо мной была пока ещё непривычная обстановка выделенной Карасой спальни. Когда я их открыла, увидела ряды стеллажей и ощутила родной и уютный запах старых книг. Собака уменьшилась до размеров некрупной кошки и прижалась к моим ногам.
Стелажи, как и вчера, сдвигались в сторону от одного только прикосновения. Или даже взгляда. Нет, я ошибаюсь, вчера Караса толкала их с явным усилием. Почему? Ведь она тоже... может.
Мне стоило искать не так. Пойти в каталог, найти ящик с нужной буквой, а в нём найти указание, где именно искать книгу. То, что делают все, и то, что должно быть тут — шифры и знаки, по которым можно узнать, на какой полке стоит нужный тебе том. Я этого не сделала. Ходила и рассеянно толкала стеллажи, расчищая себе дорогу... к чему?
Внезапно очередной стеллаж отказался поддаваться взгляду. Не отодвинулся и тогда, когда я толкнула его рукой. Я глянула вниз. Нет, колёсики на месте. Так что же? Пришлось толкать посильнее, раздался скрип, упрямый стеллаж сдвинулся не более, чем на пядь... Вдруг поверх моей руки легла другая, и я забыла обо всём на свете.
— Здравствуй, Ристиль, — сказал демон тьмы и толкнул стеллаж, освобождая себе дорогу. У него получилось легко, но — я видела, не из-за волшебства, просто Лдокл сильнее. Я попятилась, демон сжал мою руку, за спиной взвизгнула собака. Лдокл покосился туда и хмыкнул.
— Брысь, — сказал он, и собака заскулила.
— Это моя, — невпопад сказала я.
— Понимаю, — усмехнулся Лдокл. — Скати будет в страшной ярости, когда узнает. Он очень не любит, когда у него крадут животных.
— Он же не видел её никогда, — непонимающе возразила я. Разговор уходил куда-то не туда, куда бы мне хотелось. А куда мне хотелось? Я не знала и сама, только чувствовала, как сжимают мою руку горячие пальцы демона. Это прикосновение будоражило больше, чем самые нежные ласки, но что-то было не так, как раньше. Я подняла взгляд и вздрогнула. Лдокл смотрел на меня чёрными глазами, требовательными и не прощающими.
— Она появилась, когда её позвала ты, — терпеливо объяснил демон. Собака уменьшилась пуще прежнего и спряталась за моим башмаком. — За это у нас и не любят таких... побывавших в центральной башне. Вы нарушаете все границы. Отошли её прочь, нам надо поговорить. Ну же, Ристиль. Отошли. От меня Скати ничего не узнает.
— Малышка, чего ты, — заговорила я с собакой. Голос звучал жалко и неуверенно, и так же чувствовала себе я сама. Лдокл всё держал меня за руку, и не давал полностью отвернуться. Не давал и присесть погладить животное. — Всё хорошо, малышка, не бойся.
Собака тявкнула, как мне показалось, недоверчиво, и выросла до моих колен. Я всё-таки наклонилась и погладила её по голове. Лдокл нетерпеливо кашлянул.
— Иди к Карасе, — прошептала я на ухо собаке. — Приведи.
Та снова тявкнула, встряхнулась, лизнула меня в нос и потрусила прочь.
— Очень хорошо, — сухо отметил демон и обнял меня за плечи. В этом объятии не было ни тепла, ни ласки, ни соблазна. — Нам надо поговорить, и я знаю, где мы это сделаем.
— Лдокл... — потянула я. Он обращался ко мне только по имени, не называл ни сокровищем, ни драгоценной... и ни любимой. Я всегда злилась, когда он так меня звал, а сейчас собственное имя кажется бессмысленным. Демон покосился на меня, и я внезапно вспомнила, что он — не человек. И я тоже. Уже. — Лдокл...
— Сначала сядем, — ответил демон и сжал руку, лежащую у меня на плече. — Разговор долгий будет.
— Лдокл, я хотела сказать... — промямлила я, но демон на меня не смотрел. — Прости. Пожалуйста, прости.
За что я извиняюсь, я не знала. Но взгляд демона не оставлял сомнений — я виновата перед ним. Очень виновата.
— Прости, — повторила я, не дождавшись ответа. Лдокл хмыкнул.
— Я тебя на цепь посажу, — пообещал он и втолкнул меня в небольшую комнату с тремя креслами по углам (четвёртый угол занимал шкаф, доверху набитый фарфоровыми фигурками, но мне было не до безделушек). — Лёгкую и изящную, так уж и быть. На три года. Может, тогда повзрослеешь.
— Да как ты... — ахнула я, и демон толчком опрокинул меня в одно из кресел. Присел на ручку и, взявшись пальцами за подбородок, заставил смотреть ему в глаза.
— Хотела бы извиниться — не возмущалась бы так, — отрезал Лдокл. — Сама вперёд меня побежала бы.
Я облегчённо выдохнула и робко улыбнулась.
— Ты пошутил...
— Нет, — резко мотнул головой Лдокл и разжал пальцы.
— Но ты же говорил, что не станешь...
— Ишь, хитрая какая, — усмехнулся демон, да так, что я вжалась в спинку кресла. Лдокл плотоядно улыбнулся и склонился надо мной. — За побег — не стану. А что ты потом натворила, напомнить?
— Но, Лдокл...
Демон устало вздохнул.
— Ты помнишь сказку про фею, которую не пригласили на обед? Она ещё потом дочь хозяев прокляла, помнишь?
— Н-н-не... — потянула я, и вдруг сообразила. Конечно, у демонов и фей главные герои — совсем не люди, а мне надо вспомнить сказку про проклятую девочку. Проклятую феей девочку. — Постой, это не та, где девочка руку веретеном уколола?
Теперь уже демон задумался.
— Может, и веретеном, — неуверенно предположил он. — Там две феи было, и вторая помешала проклятию.
— Помню, — кивнула я. — Но к чему она?
— Ни к чему, — согласился Лдокл. — Как ты думаешь, почему фея так поступила? Не фея сирени, а та, первая?
— Она была злая, — пожала я плечами.
— А ты, Ристиль? — вкрадчиво спросил демон. Я зябко поёжилась: против такой логики возразить нечего. — Бесценная моя, фее Карабосс не прислали приглашение. Вот подумай: всем прислали, а ей — нет. Кстати, Карабосс означает не более чем "старая карга", и вовсе не имя, а злобная кличка. Что скажешь?
— А дальше? — поторопила Лдокла я. Как глупо получается: вместо того, чтобы бороться за свою свободу или положить её к ногам демона, я сижу и слушаю нравоучительную историю о том, как обидели старую злую фею...
Лдокл криво улыбнулся.
— А дальше ничего. Все феи тогда готовились к этому празднику. Они читали стихи о красоте, о доброте, о величии... читали — и становились красивее, моложе... шили платья, тоже загодя. Заказывали туфельки у лучших башмачников: а вдруг как какая-нибудь слетит с ноги и даст начало новой сказке? Они все готовились... И люди готовились. Чеканили узоры на золотых приборах, вправляли брильянты в черенки вилок, ложек и ножей... Ткали новые скатерти, сколачивали новую мебель, готовили праздничные кушанья... рассылали приглашения. Всем. Кроме Карабосс. Сначала она тоже читала стихи. И даже заказала платье. И туфельки. Она была тогда самой сильной феей, а, значит, и самой прекрасной. Конечно, когда у неё было хорошее настроение, а это случалось не так-то часто.
— Говорят, её никто не видел пятьдесят лет, и все решили, будто она умерла, — напомнила я.
— Возможно, — равнодушно признал демон. — Она вообще была не слишком общительная особа и очень любила подслушивать. А тогда каждый цветок, каждый лучик света, каждая птичка пели о предстоящем празднике. На который её не зовут. Её, Карабосс! Впрочем, тогда бедняжку ещё звали иначе.
В уголках глаз как будто стало мокро, и в носу неприятно защипало, не то чихнуть хочется, не то расплакаться. Очень обидно, когда тебя не зовут в гости.
— Бедная Карабосс ждала до последней минуты, — сообщил Лдокл. — И долго стояла под дверью, думая, может, сейчас о ней вспомнят. Мало ли как бывает: вдруг приглашение где-то затерялось, и сейчас, конечно, все заметят, что её, Карабосс, нет среди гостей. Но все ели, пили и веселились, и никто не кричал: ах, где же наша самая красивая фея?! А ведь Карабосс тоже хотелось веселиться...
— Но тогда её звали иначе, — сердито добавила я. От истории хотелось не то что плакать — выть в голос. Лдокл положил руку мне на плечо и посмотрел в глаза. Чуть заметно улыбнулся, и на душе у меня стало теплее.
— Да, бесценная, иначе, — согласился он и пересел с ручки в кресло, вынуждая меня подвинуться. — Когда Карабосс надоело ждать, и она вошла в зал, выглядела она на все триста лет, которые ей исполнились. А чувствовала себя ещё старше. И со всех сторон нёсся въедливый шепоток: "Ну и карабосс! Да разве она ещё не померла? И как только на ходу не разваливается!" А ведь она долго готовилась к этому празднику и мечтала влететь в залу лёгкая как птичка и прекрасная...
— Как фея, — подсказала я. Лдокл кивнул, словно сравнение показалось ему необыкновенно оригинальным, и обнял меня за талию. Я возмущённо передёрнула плечами, делая вид, будто пытаюсь высвободиться, и прижалась к нему. Демон по-прежнему был горячий как печка, и рядом с ним по-прежнему отступали все заботы и страхи. Я потёрлась щекой о плечо Лдокла и получила насмешливый взгляд.
— Ты меня сбиваешь, — со смешком сообщил демон. — На чём я остановился?
— О том, как бедная Карабосс проковыляла в залу, в которую мечтала влететь, — напомнила я, очень живо представляя себе печальную сцену. — И что по этому поводу сказали другие.
— Ах, да! — воскликнул демон и, высвободив одну руку, провёл ею по моим волосам. По спине побежали мурашки. — Ну, так вот. Перед ней, конечно, извинились, нашли место, куда посадить, подали прибор...
— Серебряный, — подсказала я. — Вместо золотого, которые делались по числу приглашённых.
— Да-да, — рассеянно отозвался Лдокл и прикоснулся губами к моему затылку. Вздохнул и зарылся лицом в мои волосы. И замер так, глубоко и размеренно дыша. Словно ничего не было. Словно мы всё ещё сидим в замке тьмы. — Именно серебряный. Это очень обидно, Ристиль, когда у всех новые золотые с алмазами приборы, а у тебя старый серебряный, да ещё и не очень-то хорошо начищенный. А ты выглядишь на триста лет, а твои соперницы — на восемнадцать. И все ждут, что ты вот-вот рассыплешься, такая ты старая и противная карга, а люди даже боятся на тебя смотреть. А ведь приглашение, несколько слов на клочке картона — и ты бы впорхнула в этот зал как птичка, и вокруг тебя толпились бы люди, умоляющие посмотреть на них, улыбнуться, пожелать счастья...
— Перестань! — не выдержала я и рванулась прочь из объятий демона. Лдокл прижал меня к себе чуть сильнее и тихонько засмеялся. — Зачем ты меня мучаешь этой несчастной Карабосс? Разве это я её не приглашала?!
— Нет, сокровище моё, — успокоил меня демон и покачал из стороны в сторону, заставляя расслабиться. — Я всего лишь хочу, чтобы ты поняла, кем ты стала.
— А... кем я стала? — сглотнула я, почему-то немедля представив себя старой уродливой каргой, которая выглядит на все свои триста лет, а чувствует себя и того старше.
— Феи, любовь моя, меняют облик в зависимости от настроения, а их настроение зависит от облика, как и у всякой женщины. Это Соль у нас никогда о себе не думает, бедная Карабосс каждое мгновение ощущала свою старость и своё уродство и, ощущая, старела с каждой минутой. А, старея, злилась.
— Всё равно нехорошо с её стороны было проклинать ребёнка, — проворчала я.
— Ты мыслишь как человек, — улыбнулся мне демон. — Я этому рад, но, бесценная, Карабосс уже не могла ничего с собой поделать. Когда фея настолько разозлилась и настолько постарела, она уже не может сдержаться и не проклясть хоть кого-нибудь. А уж ребёнка, в честь которого и было затеяно всё это торжество... подумай, кого же ей было проклинать, как не девочку?
— К чему ты это мне рассказываешь? — нахмурилась я. Лдокл явно намекал на моё поведение, но мораль сказки про обиженную фею оставалась для меня недоступна.
— К тому, моё сокровище, — вздохнул демон, — что фея, поддавшаяся искушению творить зло, может навсегда остаться карабосс — старой уродливой каргой, которую уже не пригласят ни на один праздник.
