Горошина для принцессы

Владимир молча проводил Машу до дома. Кивнул на прощание. И ушёл. Не поднимая глаз. И не оборачиваясь...

Он не имеет права морочить ей голову!

И не будет!

С этой секунды он будет её избегать! Всеми правдами и неправдами! А потом закончит курсы и уедет! Куда-нибудь как можно дальше.

Он уедет и Маша сразу его позабудет! С глаз долой, из сердца вон! И так ему и надо! Потому что он это заслужил!

А до этих пор будет всячески её избегать!

Впрочем, сильно ловчить ему не пришлось...

До праздников оставалась одна шестидневка. До окончания курсов — две. Поэтому каждый день у него был расписан по минутам. Пилотаж, занятия, зубрёжка. Зубрёжка, занятия, пилотаж...

И никакой личной жизни!

И, слава Богу...

Первомайский парад прошёл на 'Ура!'. Все отлетались без сучка, без задоринки! И бомбёры, и ястребки, и их пилотажная семёрка!

После посадки, как только начальство дало отбой, Владимир незаметно улизнул с аэродрома. Втихую от товарищей. По-английски.

И на вечеринку к Анатолию тоже не пошёл.

Потому что знал, что там обязательно будет Маша. А он должен её избегать!

Сначала Владимир хотел посидеть над учебниками. А потом плюнул и завалился спать. Положив подушку на ухо...

Но это мало помогло.

Народ за стенкой вовсю праздновал Первомай. И за окнами тоже... А ему было муторно. И одиноко... И, как назло, совершенно не спалось!

Он ворочался и думал о том, что все его друзья сидят сейчас за одним большим столом. Смеются. Поднимают тост за тостом. Танцуют под патефон. А он, как дурак, лежит тут один и мучается!

Интересно, с кем танцует Маша? Ванька Лакеев, наверное, воспользовался случаем... Нет! Скорее всего, Кравченко... Ну и ладно! Это даже хорошо! Григорий — отличный парень! Тоже Герой и трижды орденоносец! Только холостой!.. Вот, пускай он и женится на Маше! Прекрасная будет пара! Маша и Гриша! Гриша и Маша!

Владимир отшвырнул подушку и сел на кровати. За стенкой уже пели.

Ну, всё! Хватит дурака валять! Один хрен, спать ему сейчас не дадут!

А, может, прогуляться? Или заглянуть в ресторан? Скажем, в 'Метрополь'? Или в 'Москву'. Праздник, всё-таки! Ну, чего он выёживается?! Все вокруг веселятся, а он сидит тут один, как сыч!

Владимир звякнул орденами, надевая парадный френч, спустился на улицу и поехал в центр.

И как-то, совершенно случайно, оказался на Лубянке. Всего в двух шагах от Серовской штаб-квартиры... Покружил, покружил. Походил вокруг да около... А потом сдался. И завернул в знакомый подъезд.

У Серовых, как всегда, стоял дым коромыслом. Впрочем, появление Владимира не осталось незамеченным и его тут же потащили к столу, на ходу засыпая вопросами.

— Володька, ты куда подевался?

— Почему задержался?

— Штрафную ему! — вынес приговор Анатолий.

Владимир пробормотал что-то невразумительное насчёт предстоящих вскоре зачётов и принял из рук хозяина здоровенный, чуть не в пол-литра, фужер красного вина. И приложился к нему под одобрительные выклики друзей. И осушил.

Когда воспитательный процесс благополучно завершился, ребята вернулись к прерванным занятиям. Вину и дамам. Кто от чего оторвался.

Владимир незаметно огляделся.

Маши нигде не было видно. Он вздохнул с облегчением (или с разочарованием?), сел на свободный стул и потянулся за бутербродом с красной икрой.

— Что случилось? — спросил Анатолий, садясь с ним рядом. — Почему так поздно? Только давай без вранья про самоподготовку!

— Маша здесь? — спросил, жуя, Владимир.

— Вы что, поссорились? — Анатолий пододвинул пару пустых бокалов и налил вина.

— Да, нет, — пожал плечами Владимир.

— Ой, ли? — прищурился Анатолий. — А чего это она, сначала пришла, а потом убежала?.. Спрашивала о тебе. Что, да как, да почему? Всё на дверь смотрела. Ждала, ждала... А потом, раз, и убежала! С мокрыми глазами!

Владимир взял свой бокал, стукнул краешком по Серовскому и выпил.

— Володька, не крути, а объясни толком, что случилось, — сказал Анатолий и тоже выпил. — Лапа за вас так переживает! А ей нельзя! Ты же знаешь! Она же на пятом месяце у меня!

Владимир налил вина в опустевшие бокалы. И снова выпил. И опять налил.

— Ничего, если я сегодня малость напьюсь, а? — спросил он.

— Не дури, Володька! — положил Анатолий свою широкую ладонь на бокал. — В чём дело? Она же любит тебя! Это же невооруженным глазом видно!

— Она?! Меня?! Любит?! — удивлённо посмотрел на него Владимир. — Быть того не может! Не шути так!

— Да, ты что слепой, что ли совсем?! — воскликнул Анатолий. — Дурачина! Мне не веришь, Вальку спроси!.. Да, ведь, Маша с прошлого лета никого, кроме тебя, в упор не видит!.. Ты, что! Все разговоры только о тебе да про тебя! А ты... Вот, дурачина!

Господи, подумал Владимир, только этого и не хватало! А он-то надеялся, что всё ещё обойдётся как-нибудь! Что же делать-то теперь?!

Он посмотрел на друга. Анатолий широко улыбался. Владимир взял бокал и выпил. И снова налил.

Маша его любит...

Теперь ему всё было понятно. На самом деле он не очень-то и удивился. На самом деле он это знал. Только не хотел верить... Точнее, просто боялся.

Она его любит... Такая хорошая. Такая красивая... Умная. Добрая. Нежная. Милая.

А он?

А он, как дурак, до сих пор думает о Снежке! Которая его бросила. Потому что его не любит. Совсем! А, может, вообще никогда его не любила...

А он. Постоянно. Всё время! Думает только о ней...

А она! Может, в этот самый момент! С кем-то целуется!.. А, может, даже...

— Алё, гараж! — хлопнул его по плечу Анатолий. — Ты где?

— А? — повернулся к нему Владимир. — Ты что-то сказал?

— Я сказал?.. Идём, давай! Сам скажешь! — потащил его из-за стола Анатолий. — Давай, звони Маше немедленно!.. Нет! — вдруг передумал он и посадил Владимира назад. — Пусть лучше Лапа ей позвонит! От тебя сейчас толку мало!

Он оставил его в покое и убежал искать Валентину. Владимир посмотрел ему вслед, а потом взял бокал и выпил...

В голове у него уже шумело.

А, ведь, он дал себе слово больше не напиваться...

Ага!.. А ещё дал слово избегать встреч с Машей!

Что он делает?! Что же он делает?!

Клин клином вышибают...

Владимир осмотрел стол. Который ломился от закусок, как ему и было положено. Вина тоже было достаточное количество!

Ну и пусть себе звонят Маше, сколько хотят, подумал он. Пока ещё дозвонятся! Пока ещё уговорят её вернуться!.. Так что времени у него — вагон и маленькая тележка! Можно спокойно посидеть. И выпить! И подумать...

А чего тут думать?!

— Привет, — кивнул он, увидев Машу. — Что-то ты задержалась!

— Привет, — села она рядом с ним. — Что-то ты совсем пьяный!

— Я не совсем пьяный, — сказал Владимир. — То есть, совсем не я пьяный! То есть, — он помотал головой. — Не так!.. Я. Совсем. Не. Пьяный!

— Ага, — покачала головой Маша. — Совсем!.. Не!

Ну, и пусть, подумал Владимир! Так оно, между прочим, даже лучше! Что пьяный... Гораздо проще!.. И нечего тут думать!

Снежка его не любит. Она его бросила. И ушла.

А Маша его любит. Она его простила. И пришла!

И пусть всё идёт, как идёт!

— Володя, проводи меня домой, пожалуйста... — попросила Маша.

И увела его. Незаметно ото всех. Кроме Вали и Толи, само собой.

Они бродили по кумачовой, праздничной Москве до рассвета. Останавливаясь в каждом тёмном закоулке... Чтобы поцеловаться.

Уже давно рассвело, когда Владимир, в конце концов, довёл Машу до её подъезда.

А потом ещё долго-долго сидел один на скамейке в парке.

Хмель уже выветрился у него из головы. Которая жутко трещала с перепоя.

Он сидел, закрыв глаза и уткнувшись лицом в ладони... Думать ни о чём не хотелось. Да, и не моглось... Ему бы остограмиться. Придти в себя...

Что же он наделал!

Теперь, после всех этих страстных поцелуев и объятий, он просто обязан был объясниться с Машей! Признаться в любви и попросить её руки... Как честный человек.

А для начала рассказать ей о том, что уже давным-давно женат!

Хотя это надо было сделать ещё вчера! До того как! А не после!

Они договорились с Машей встретиться через полторы недели. У Серовых. Которые одиннадцатого мая отмечали первую годовщину свадьбы.

Вообще-то, Анатолий сразу после праздников убывал на учебно-тренировочные сборы в Рязань. Вместе со всеми своими инспекторами. Но обещал прилететь на денёк в Москву и устроить грандиозное чаепитие. С танцами и морем шампанского.

К этому времени Владимир должен был, наконец, окончить свои курсы. Чтоб им! Хотя причём тут были курсы?!

Ну, что же. Он встретится с Машей у Серовых, пойдёт её провожать и всё ей расскажет. И пусть всё идёт, как идёт!

Но всё пошло не так... И пошло, и поехало, и полетело кувырком.

— Серов разбился! Насмерть! Вместе с Полиной Осипенко! — пронеслось по академии. По Москве. По всей стране...

Подробности Владимир узнал от Ивана Лакеева, когда тела погибших привезли в Москву для кремации. Чтобы затем похоронить в Кремлевской стене.

Они отрабатывали слепой полет на спарке. Обычная тренировка. Но почему-то на высоте всего пятьсот метров. Вместо тысячи, как положено по инструкции.

Анатолий сидел в закрытой кабине, а Полина должна была его подстраховывать.

Но не смогла. И на вираже они сорвались в штопор. Анатолий сбросил колпак и вывел машину из штопора. Но перевести в горизонтальный полёт не успел... Высоты не хватило.

Это было словно поветрие какое-то! Страна теряла Героев одного за другим! Сначала пропал без вести Сигизмунд Леваневский. Потом, во время его поисков, погиб Михаил Бабушкин. Осенью разбился Александр Бряндинский. В декабре — Валерий Чкалов. Два месяца назад — Антон Губенко. А теперь, вот, Анатолий и Полина.

Урны с прахом были выставлены в Колонном зале Дома Союзов. Два дня и две ночи по Пушкинской улице шли люди. Казалось, что попрощаться с погибшими пришла вся Москва.

У подножия двух постаментов поднялся высокий холм из десятков тысяч букетов, повязанных красными лентами. Два оркестра, симфонический и духовой, играли без перерыва. Печальные мелодии Бетховена, Шопена, Чайковского рвали душу на части... Даже мужчины едва сдерживали слёзы.

Не плакала только Валентина...

Её мать и самые близкие подруги, Женя Антонова и Маша, не отходили от неё ни на шаг. Они держали её под руки, а она стояла, отрешённо глядя прямо перед собой сухими, ничего не видящими глазами и молчала.

Владимир стоял в траурном карауле вместе с остальными ребятами...

Стоял и думал. О том, сколько отличных парней ему уже пришлось похоронить. Пилотов и штурманов. Молодых и весёлых... И о том, сколько они оставили после себя безутешных вдов...

А ещё он думал о том, что жизнь у них (в том числе и у него), конечно, очень яркая, но слишком уж короткая. Поэтому нельзя ничего откладывать на потом... Особенно, любовь.

На следующий день Владимир сел в поезд и уехал.

После окончания оперативно-тактических курсов он был оставлен в распоряжении Начальника ВВС Красной Армии и получил отпуск.

Ему предложили путёвку в Сочи, но он отказался. И поехал не на Чёрное море, а на Онежское озеро. В Петрозаводск.

А лучше бы этого не делал...

Найти Снежкин адрес большого труда не составило. Иволгина Снежана Георгиевна была прописана в частном доме по улице Малая Слободская, девять. Дом принадлежал гражданке Дударевой Лукерье Антиповне, а Снежка, судя по всему, снимала у неё комнату.

Гораздо больших усилий от Владимира потребовало свёртывание до минимума обширной программы торжественных мероприятий по случаю празднования прибытия в город Петрозаводск целого Товарища Депутата Верховного Совета СССР Героя Советского Союза Иволгина.

В гостиницу он заселился вечером. А уже поутру его навестили председатель горсовета и предгорисполкома, а также сопровождающие их лица, числом достаточным, чтобы в гостиничном номере яблоку упасть стало негде. Они и доложили план работы Товарища Депутата (и прочая, и прочая) на ближайшую шестидневку, в том числе список тридцати организаций, намеченных для посещения в первую очередь.

После весьма эмоциональных призывов к партийной дисциплине и сознательности, с одной стороны, и к милосердию и человечности, с другой, был согласован сокращённый вариант пребывания Товарища Депутата в Петрозаводске — один день на акклиматизацию и два на торжественную часть. Акклиматизация, само собой, предусматривала максимальную секретность. Никакого эскорта, одним словом! Иначе, отрезал Владимир, никакой торжественной части!

Городское начальство вздохнуло и согласилось.

А он отправился на Малую Слободскую... В гражданке. Для секретности.

— Дык, это... Съехала она, милок! Сразу после майских праздников и съехала, — развела руками бабка Лукерья.

Владимир прищурился... Бабка заёрзала.

— Забрала свой чемоданчик и ушла. А куда, не сказала! Я, ведь, к ней со всей душой! — забегали бабкины глаза. — Берегла её, как родную. Даже в горнице у неё сама убиралась, когда она совсем отяжелела...

После этих слов в доме повисла такая гнетущая тишина, что бабка, наконец, перепугалась по-настоящему!

— Ой, не серчай, милок, на дуру старую! Не со зла я! Ой, не серчай, Христа ради! — запричитала Лукерья. — Напилася и спьяну брякнула, чтобы съезжала она, значит, да рожала там, где нагуляла! Не со зла я! Что ли креста на мне нету, брюхатую бабу, да на сносях, на улицу выгонять!

Владимир медленно поднялся... Оч-чень медленно...

— Ой, не серчай! Ой, не убивай! — заверещала бабка, отскочила и забилась в угол, увидев, как побелело его лицо. — Ой, пожалей! Ой, не убивай!

— Где она? — прохрипел Владимир, медленно опускаясь назад на скамью.

— Я, ведь, и прощения у неё просила за слова свои дурные! Так, ведь, и слушать не стала! Собрала чемоданчик и ушла! — бормотала Лукерья.

— Где? — рявкнул Владимир так, что бабка подпрыгнула.

— Где ей и быть-то? У дохтура она, у своёго! Где же ещё! К дохтуру и ушла жить! — затараторила она. — Пока гладкая была, всё по закуткам с ним ховалась да миловалась! А как пузо-то попёрло, куда деваться! К нему и пошла!

Владимир поднялся, подошел к ведру с колодезной водой и, зачерпнув, выпил полный ковш. А потом уронил его, поднял ведро обеими руками и вылил на себя.

— Ой, не серчай, милок! Кого хошь, спроси, — причитала бабка. — Не обижала я её!

— Значит, от доктора забеременела? — повернулся к ней Владимир.

— От него, как Бог свят, от него! — перекрестилась Лукерья. — От кого же ещё! К нему и пошла!

— Кто такой? Что за человек? — глухо спросил Владимир.

— Левин. Вениамин Абрамыч. Главврач из глазной больницы. Хороший мужчина! Хотя и обрезанный! А, вот, поди, ж ты! Другой послал бы бабу куда подальше, а он пустил! — сипятила бабка Лукерья, бочком-бочком пробираясь к двери, чтобы сбежать.

Но Владимир так посмотрел на неё, что она застыла, заткнувшись на полуслове...

Итак, он узнал всё, что хотел.

И в Петрозаводске ему теперь делать было больше нечего.