Лицо Даулета перекосилось еще больше. Старейшие заинтересовано взглянули на защитника. Фаргел какое-то время бесстрастно любовался физиономией собеседника, потом холодно проронил:
— Ничего удивительного, что он полез драться: охотник — его друг.
Даулет в ответ зашипел. Впрочем, весьма выразительно.
В разговор опять вступила Карини:
— Но ты не станешь отрицать, что для нас этот охотник — враг?
— Враг, — кротко согласился Фаргел. — Но — не Кеша.
— Вероятно, твой Кеша освободил смертного из чувства расположения к нам. Странное представление о дружбе.
Фаргел пожал плечами:
— Он еще только определяется.
— По-моему, он определился достаточно! — заорал взбешенный Даулет. — Если это личное дело, я найду и прикончу мальчишку!
— За что? — казалось, Фаргел недоумевает.
— Потому что мне так хочется! — огрызнулся Даулет. — Он напал на меня!
— Твои желания здесь мало что значат. Вспомни Кодекс. Я — его учитель; и это я определяю, жить ему или умереть.
— Тогда вспомни и другое, — мстительно проговорил Даулет. — Нерадивого воспитателя тоже ждет кара.
Фаргел слегка наклонился вперед:
— Ты мне угрожаешь?
— Ставлю в известность!
— Достаточно! — вмешалась Карини. — Фаргел, Даулет прав: твой ученик зашел слишком далеко. Освобождение охотника — тяжелейший проступок.
— Ну-у, если я правильно понял, — лениво протянул Фаргел, — Кеша никого не освобождал. Все, что он сделал — это попытался сразиться с Даулетом. Именно попытался, поскольку наш, вне всякого сомнения, достойный товарищ сразу поставил наглеца на место. Я, в свою очередь, тоже накажу мальчишку — как только его найду, — Старейший замолчал, смиренно ожидая продолжения.
С одной стороны от него недобро сопел Даулет, с другой — что-то обдумывала Карини. Разговор продолжила именно она:
— Нам случалось предавать смерти и за меньшие проступки. Почему ты заступаешься за этого юнца?
— Он — мой ученик.
— Тогда повторю то, что сказал Даулет: как Учитель, ты несешь ответственность за своего ученика.
— Я поговорю с ним...
— Поговорю! — скрипнул зубами Даулет. — Устрой ему пятиминутное купание в соленой воде.
— Пять минут — слишком много для новичка, — возразила Карини. — Двух минут будет достаточно.
— Боюсь, что вынужден отклонить оба предложения, — проговорил Фаргел. — Право выбора наказания принадлежит мне. Я — поговорю с ним.
Даулет хотел, было, кинуться в драку, но вдруг передумал, требовательно взглянул на Карини. Та не подвела:
— Разговор — слишком мягкое наказание. Посмотри, что стало с лицом Даулета.
— Ожог — дело рук обычного смертного, и я за него не заступаюсь. К тому же мой ученик уже понес наказание от руки Старейшего, с которым вступил в схватку. И я полагаю, почтенный Даулет согласится, что все происходящее пошло ему только на пользу, ибо в следующий раз он будет более осторожен.
— А как быть с нападением на члена Совета? — пытливо спросила Карини. — Мы не можем позволить, чтобы невесть что возомнившие вампиры атаковали НАС!
— Даулет заставил его это сделать. Он еще слишком юн. Потерял голову.
— Ты играешь словами, — мощным, почти гипнотическим басом заговорил один из вампиров, доселе молчавших. — Мы знаем, что смертный и твой воспитанник действовали вместе. Ни к чему прятать это.
— И тем ни менее охотника освободил именно смертный.
— Что мог этот пацан без помощи твоего драгоценного ученика?!! — завопил Даулет.
Фаргел не удостоил его ответом.
— Хорошо, сделаем вид, что ничего не произошло, — продолжил обладатель баса. — Основываясь на твоей позиции, мы можем обвинить твоего ученика лишь в том, что он косвенно помог рядовому смертному освободить охотника. Пусть так. Но твой ученик бросил вызов Старейшему; а каждый из нас, как ты помнишь, представляет Совет. Даулет должен покарать выскочку.
— С радостью!— отозвался Даулет.
— Я возражаю.
— Твои возражения, Фаргел, здесь мало что значат, — оборвал заступника обладатель баса.
Фаргел взглянул на главу Совета:
— Карини?
— Фаргел прав, — нехотя признала та. — Мы мало что можем сделать без его согласия: все вы знаете Кодекс безопасности Совета. Только убить обоих. А в этом пока нет необходимости.
— А если Фаргел ошибается? Когда его воспитанник наберет силу, справиться с ним будет значительно труднее, — возразил вампир с гипнотическим басом.
— Я понимаю твои опасения, Дуккон, — Карини взглянула в его сторону. — Но раскол Совета значительно более опасен, чем какой-то там новичок.
— Можно изгнать Фаргела. Он здесь в явном меньшинстве, — вмешался Даулет.
— Изгнать? — недобро прищурился Фаргел. — Интересно узнать, на каком основании? Я заступаюсь за ученика? Помню, когда твой ученик оставил после себя целую деревню обескровленных тел, ты с пеной у рта доказывал: мальчик еще только учится!
— Мои ученики не освобождают охотников! — рявкнул Даулет. — В отличие от твоих!
— Хватит! — вмешалась Карини. — Дуккон прав: мы не можем оставить случившееся без внимания. Фаргел, предложенное тобой наказание слишком мягко.
— Что ты предлагаешь? — заговорила Парме, другая женщина-вампир. — Фаргел не хочет, чтобы мы вмешивались. Если мы пойдем наперекор его воле, начнется война.
— Вот именно, — проронила Карини. — Поэтому мы не будем вмешиваться. Пока. Война не нужна никому, в том числе и Фаргелу. Значит, он сам примет надлежащие меры.
— Чего ты хочешь? — хмуро спросил защитник.
— Я? — притворно удивилась Карини. — Ты — Учитель. Тебе и решать.
— Я знаю, что делать! — неожиданно для всех пророкотал Дуккон. — Мы призовем мальчишку на суд Старейших. Только заглянув в его голову, можно будет сказать, чего он хочет или не хочет на самом деле.
— Предлагаешь взломать его телепатическую защиту? — смекнула Карини. — Хорошее предложение.
— Я возражаю! — поднял руку Фаргел.
— С чего бы? — радостно скалясь, поддел Даулет. — Разве мальчику чем-то может угрожать справедливый суд вампиров? Если он не хотел ничего дурного, его отпустят — ты знаешь это. Что делает его присутствие здесь таким нежелательным?
— Даулет, прекрати! — оборвала его излияния Карини. — Слишком много эмоций. Фаргел, твое возражение отклоняется: отчет ученика перед Советом не противоречит Кодексу, даже если этот отчет принудителен. Ставлю вопрос на голосование. Кто поддерживает предложение Дуккона?
Против оказался один только Фаргел.
— Кто приведет Кешу сюда? — спросил он, когда голосование окончилось. — Я прошу Совет освободить меня от этого поручения.
— Нет проблем! — радостно воскликнул Даулет. — Это сделаю я.
— Возражаю! — тут же отозвался Фаргел. — Даулет — заинтересованное лицо и...
— Принимается, — не дослушав, согласилась Карини. — Это должны быть те, чья независимость гарантированна.
Какое-то время Старейшие мерили друг друга взглядами. Независимого представителя не нашлось: у всех сложилось то или иное отношение к новичку или просто не было желания возлагать на себя эту работу.
— Мы не будем заниматься его поисками, — сказал, наконец, Дуккон. — Значит, это должен быть кто-то не из числа Старейших.
— Пойдут мои ученики, — о чем-то напряженно размышляя, проговорил Карини. — Двое из них совсем рядом, на юге области. Если их позвать, они будут здесь уже через два часа.
— Полагаю, уважаемая Карини знает, что делает, — склонился в низком поклоне Дуккон. — Но если этот новичок осмелился напасть на Старейшего...
— Если он осмелится возразить посланцам Совета, он уже никогда не сможет... — Карини осеклась, взглянула на Фаргела, укрывшего свои чувства под маской спокойствия, — он уже никогда не сможет вести себя столь вызывающе, — Старейшая вопросительно оглядела Совет.
Вампиры согласно промолчали.
Карини повернулась к Фаргелу:
— Рассказывай все, что знаешь о нем: о его семье, друзьях, знакомых, о его девушке. Говори все, чтобы мои ученики сумели найти твоего Кешу раньше, чем этот вампир с мозгами и опытом молочного щенка вытворит что-то еще!
Глава 64
— ...Я еще раз повторяю: берите самое необходимое и переезжайте отсюда! Чего егозитесь? Маленькие дети, что ли?! Деньги я принес.
— Кеша, мы все-таки побудем здесь, — возразила мама. — Чего бегать, прятаться по углам? Если мы кому-то сильно понадобимся, он нас и в гостинице найдет.
— Я что, непонятно объясняю? Чтоб завтра вас тут не было! Деньги на первое время есть? Есть! Вот и собирайтесь"! Некогда рассусоливать!
Родительница насупилась и сделала вид, что меня не слышит. Это она зря:
— Мама!!
— Что "мама"?! — она упрямо вздернула подбородок. — Я уже, слава Богу, тридцать восемь лет как мама!
— Тридцать восемь? — поразился я. Кто бы мог подумать. — Однако, если мне только двадцать...
— Не, не тридцать восемь, конечно, — она смутилась. — Это я живу тридцать восемь лет. Нечего цепляться к словам!
Из ванной комнаты вышел отец, прошел на кухню. Хлопнув дверкой настенного шкафа, достал бокал. Налил чай. Сел за стол, взглянул на сына затуманенными глазами. И чего того принесло в три часа ночи? Мне даже неловко стало.
— И долго это будет продолжаться? — неожиданно агрессивно вопросил отец хриплым спросонок голосом.
Я безмолвно уставился в его недовольные глаза, всем своим видом показывая: знать ничего не знаю, ведать не ведаю. И вообще — о чем зашел разговор?
— Я тебя спрашиваю! — рявкнул папа, заметив, что любимый сын почему-то не торопится с ответом.
— Чё? — робко спросил любимый сын, мгновенно забыв о своих сверхвозможностях: родительский гнев — это штука такая... опасная.
— Долго мы с матерью из-за тебя нервничать будем?
Вот оно что... Я стыдливо потупился, философски размышляя о причине возникновения во-он той царапинки на кухонном столе. Ножом столешницу порезали или вилкой прошлись? Скорее ножом, но тогда бы и царапина была побольше...
Бах! Кулак отца с силой опустился рядом с чашкой: наверное, мое поведение бате не понравилось. Чашка подпрыгнула, позвенела ложечкой и пошла на снижение. Ее встретил прыгнувший вверх стол и ночную тишину снова разогнал веселый звон.
— Ну что ты гремишь? Люди же спят! — запричитала мама.
Отец промолчал. Он пристально смотрел на меня и ждал ответа. Нехорошо так смотрел, давяще.
— ...Не знаю, пап, — вздохнув, признался я. — Ничего не могу сказать. Наверное, для всех будет лучше, если я пропаду на полгодика.
— Как пропадешь?! — ахнула мать.
— И куда ты направишься? — осведомился отец.
— Да есть одно местечко, — таинственно молвил я, попутно соображая, что говорить дальше. — Как-нибудь перекантуюсь.
Это родителю не понравилось.
— Значит, так! — постановил он. — Никаких перекантуюсь не надо. Завязывай со своей эфэсбэшной работой — с криминальным уклоном — и живи здесь. В нормальной семье, как все нормальные люди.
Я вздохнул. Если бы все было так просто!
— Пап... вам грозит опасность. Я хочу, чтобы с вами все было нормально.
— Это радует, — сухо заметил отец. — Но пока твое хотение счастья не принесло. Так что все, разговор окончен.
Блин!! Надеясь на чудо, я встретился с мамой глазами. Пока мы с папой спорили, она сидела молча, переводя взгляд своих внимательных глаз с мужа на сына — и обратно. Размышляет? Сомневается? Нет, чуда не будет: если мама занимает молчаливую позицию, значит, она согласна с отцом. Как же мне им все объяснить??
— Надька тут тоже панику развела, — буркнул отец. — Страшно, мол, ей: монстры всякие чудятся. Слезы в три ручья; не плачет — ревет белугой. Твоя работа, поди?
Я простодушно захлопал ресницами: как я могу работать за Надьку, если ей пореветь захотелось? Но сердце тревожно сжалось.
— Вижу, твоя, — заключил отец, по ему одному известным признакам разгадав, что творится у меня в душе.
— Кеша, — просительно начала мама, — скажи, что у тебя там происходит? У меня знакомые есть в милиции, брат моей подруги, тети Зои Ненашевой, там работает. Мы все уладим, ты только скажи. Может, ты деньги какие-то должен? Мы найдем эти деньги. Лишь бы тебя оставили в покое.
— Не, мам, не надо милицию! — я сделал попытку улыбнуться. Улыбка получилась вымученной и кривой. Немного подумав, она решила, что ошиблась лицом и убралась восвояси. — Вы тут навоображали себе ужасов. Все это — ерунда. Проблема — в элементарном соперничестве, я уже говорил.
— Так нам никто не угрожает? — едко спросил папа.
Хотелось бы покривить душой, но...
— Угрожает, пап, — твердо ответил я. Если б я не беспокоился, не настаивал бы на вашем переезде.
— Вот! — отец назидательно поднял вверх указательный палец. — Давай, выкладывай, во что вляпался? Да поживее! — гаркнул он, заметив, что я снова примерился размышлять.
Я посмотрел в его тревожные глаза, немного подумал... Нельзя говорить, нельзя!
— Не могу, пап, — отказал я несчастнейшим голосом. — Не могу. Поверь мне на слово, ладно?
— Нет, не ладно! — возразил отец, выкатив вперед и без того приличные буркалы. — Думаешь, вдосталь на свете пожил, много ума набрался? Нету еще твоего ума, не-ту! Вот столечко его, тютю!
Сложив пальцу щепотью, папа выразительно постучал по столешнице.
— А кабы ума было побольше, ты бы от родителей не таился, а резал бы правду-матку в глаза, какая бы она ни была, хучь какая!
Закончив тираду, отец снова подался вперед, налегая грудью на край стола. Дерево протестующее затрещало и, обреченно скрипнув, примолкло.
— Расскажи, Кеша. Все как есть расскажи, — попросила мама.
Я засомневался. Может, на самом деле рассказать?
Отец терпеливо ждал. Мать затаила дыхание.
— ...Ладно, — сдался я. — Только все сказать не могу; так, в общих чертах...
— Нам и в общих чертах будет неплохо, — прогудел отец. — Для начала.
Я сделал вид, что не услышал концовки.
— Вы уже знаете, что я — не совсем обычный человек... Это получилось случайно, так обстоятельства сложились. Дело не в этом... Есть другие люди, которые обладают такими же возможностями, как и я. В общем, они решили не подчиняться нашему начальству, разгромили лабораторию и теперь я единственный, кто какую-то угрозу для них представляет. Спецназ с ними справится, если только сильно повезет. Вот...
Я перевел дыхание. Помрачневший отец сидел в той же позе, мама застыла с поднесенной ко рту ладошкой.
— И что, ты теперь должен их отлавливать? — въедливо спросил папа.
— Почему? Нет! Один я с ними все равно не справлюсь. Я теперь типа телохранителя. На время. Пока будут создавать новых бойцов. На поиски подходящего человека нужно время — должен быть особый тип ДНК, да и потом курс развития растягивается на месяцы. Так что на меня вся надежда!
— А почему мы должны прятаться?
— Потому что они могут давить на меня через вас.
— Кто они?
— Ну, — я изобразил раздражение, — те, кто сбежал. Другие сверхсолдаты.
— Допустим, — отец нахмурился. — Тогда самое надежное укрытие для нас — ваша база.
Наша база? Я горько усмехнулся, вспомнив, как разбежались в разные стороны сотрудник университета, заслышав одно лишь имя — Фаргел!
