Спустя неделю, у меня состоялась встреча с Великим князем Александром Михайловичем. Его очень интересовала моя личность, поэтому он сразу забросал меня вопросами, но получив краткие и обтекающие ответы, вскоре отступился. Затем мы имели долгую беседу. Говорили обо всем. Разница наших взглядов в отношении политики российского государства была очевидна, но в отношении армии, флота и развития воздушного флота практически совпадала. Великий князь чем-то мне напомнил императора: не чванлив, открыт, без лишней хитрости, но при этом себе на уме. Когда мы подошли к практической реализации моего плана, великий князь стал задавать вопросы:
— Так вы говорите, что такой сплав есть в Германии?
— Да, ваше императорское высочество, но судя по всему, они его засекретили.
— Засекретили, — повторил за мной задумчиво великий князь и потер подбородок. — Гм. И мы так сделаем. Скажите, на вашем рисунке аэроплана: это крылья полые или отлиты полностью из вашего сверхлегкого металла?
— Полые, ваше императорское высочество.
— Форма корпуса аэроплана, довольно интересная. Как вы изволили выразиться: обтекаемая. Гм, — он помолчал, подумал, потом сказал. — А вот эти фамилии людей в вашем списке? Они чем известны?
— Они хорошие конструкторы аэропланов. Им только немножко надо подучиться.
— Подучиться, говорите? Хм. С Игорем Ивановичем Сикорским я знаком, а вот об остальных даже не слышал. Хорошо. Узнать о них не проблема, если они были уже замечены на поприще воздухоплавания. Вот только мне невдомек, чем вам курсы воздухоплавания не угодили?
— Там дают основные знания будущим конструкторам, а сами преподаватели только частично занимаются исследованиями, а нужно, чтобы конструкторы целыми днями напролет конструировали аэропланы. Для этого нужно создать конструкторское бюро. И обеспечить этих людей всем необходимым, чтобы они не о своих нуждах думали, а о деле.
— Идет война. Где взять денег? Будь сейчас мирное время, я бы тотчас отдал распоряжение о создании подобного бюро, но есть ли смысл заниматься этим сейчас? Ведь их работа может затянуться на годы, да еще неизвестно какой будет результат. Вы об этом думали?
— Да, ваше императорское высочество. Вы правы. Но чем мы раньше начнем работы в этом направлении, тем раньше получим результаты. И было бы совсем хорошо, если бы их работу можно было засекретить.
— Не думаю. Пусть сначала проявят себя, а там уже можно будет думать об охране. Хорошо. Я подумаю о том, что вы мне сказали. Вы свободны.
По дороге домой я думал о том, что результаты нашего разговора скоро должны проявиться, хотя бы потому, что интерес у Александра Михайловича был живой и неподдельный. Да и император, надеюсь, не станется в стороне от решения этого вопроса.
Для себя я отложил в памяти несколько фамилий немецких авиаконструкторов и оружейников, о которых мне доводилось читать: Вилли Мессершмидтт, Ху́го Ю́нкерс, Луис Штанге, Генрих Фольмер. С ними я собирался поработать уже позже, после заключения сепаратного мира с Германией. Мне думалось, что из вымотанной войной Германии их будет нетрудно заманить в Россию, посулив им выгодную, спокойную и хорошо оплачиваемую работу.
Все политические новости и общественные настроения, по большей части, я получал из одного источника, Пашутина. Именно от него услышал о крамольных разговорах в Думе, в которых нетрудно угадать наброски будущего заговора — покушения на самодержца России.
Во время одного из таких разговоров я поинтересовался у подполковника о том, что тот думает по поводу подобных выступлений, на что получил ответ: — Знаешь, Сергей, мои предки уже два столетия служат роду Романовых и не мне прерывать эту традицию, но при этом считаю, что в нашей стране многое нужно менять, уж больно много чинуш и воров развелось. А все потому что, управление страной у нас негибкое и тяжеловесное! Лгут, воруют, казну раскрадывают! Менять все это нужно! Навести порядок твердой рукой! С этим согласен! А те разговоры, что в Думе ведутся, считаю чистой воды предательством! Дескать, поменяем правительство и заживем счастливо — этими словами господа демократы себе путь к кормушке расчищают! В большинстве своем, все они богатые люди, землевладельцы и фабриканты. Так что им нужно? Свободы, но не для народа, а для своих личных интересов! Им не нужны указы, они не хотят больше просить, а хотят сами приказывать! А то, что эти самые либералы творят в Военно-Промышленном комитете? Только заодно это их можно через одного отправлять на виселицу! — Пашутин неожиданно замолк, внимательно посмотрел на меня и спросил: — Тебе это все зачем?
— Для общего развития. Хочу понять, почему открыто звучат подобные речи, печатают статьи? А главное, почему власть на это никак не реагирует?
— Попробую ответить. Дело в том, что наш государь по какой-то непонятной наивности верит в своих генералов, верит в армию. Верит, что оппозиция не предаст его в это тяжелое время. Верит, что народ его всегда поддержит. Только вот что странно. Ведь ему должны регулярно докладывать о том, что твориться в столице и стране. Тут, правда, сразу напрашивается вопрос: кто докладывает, и в каком виде подают эти докладные записки? Может все дело как раз в этом. Вообще, если честно, я не понимаю, что происходит. Что ни день, то новые назначения, новые министры. Причем люди новые, не известные, не сановитые. Не один только я, все недоумевают. И это мы! А что тогда думать простому народу?! Правильно! Царица — немка, царя зельем поит, от которого он совсем разум теряет. Она немецкая шпионка, поэтому мы войну проигрываем. Что ты на меня так смотришь? Думаешь, глупости говорю?! А как тебе такой пример? Недавно разговаривал со старым знакомым, полковником — интендантом. Знаю его лет десять, не меньше. Так вот он мне на ухо шепчет: правда ли, что из дворца налажена прямая связь с Германией? Ты понимаешь? Ведь это не приказчик какой-то, а полковник! Грамотный, знающий человек! Академия за плечами! Ты только подумай! Я вот что тебе скажу. Эти слухи-страхи не просто так появляются! Это сознательные провокации, направленные против царя и царицы!
— Кто за этим может стоять?
— Не знаю. Хотя догадки имеются.
Я ждал продолжения, но не дождался. Пашутин видно посчитал, что подобные вопросы, даже со мной, он не вправе обсуждать. Больше мы на эту тему с ним не говорили, но разговор неожиданно получил продолжение на следующий день, правда, в другом месте, в кабинете царя. Разговор начался с уже привычного вопроса: — Нового ничего не скажете?
— К сожалению, ничего, ваше императорское величество.
— Хорошо, — император закурил папиросу, причем не первую. В пепельнице уже лежало три окурка. С минуту мы молчали. Император, несмотря на то, что пытался держать себя в руках, выглядел крайне взволнованным. Старясь не показывать своего возбуждения, он сосредоточенно курил, при этом старательно избегая моего взгляда. Я даже не пытался угадывать, что он собирается мне сказать. Просто ждал. Докурив, он загасил окурок в пепельнице, потом встал, вышел из-за стола.
— Сергей Александрович, вы говорили о возможности переломать судьбу.... Я... решился! — я все делал для того, чтобы услышать эти слова, но все равно его признание прозвучало для меня неожиданно. — Ради своих детей! Они не заслужили подобного конца! Если есть за мной грехи, мне за них и отвечать!
— Рад это слышать, ваше императорское величество. Вы решились, значит, все будет хорошо!
— Сергей Александрович, надеюсь, вы понимаете, что мы, решив довериться вам, — император посмотрел на меня, затем какое-то время мы, молча, смотрели друг на друга, — вверяем в ваши руки не только наши жизни, а много большее — судьбу Российской державы.
Сейчас в его голосе не было ни помпы, ни пафоса, а тревога и боязнь. Я, пусть худо-бедно тащил этот воз, а как с этим справиться этот поручик? Нервное волнение передалось от императора ко мне. Свершилось то, к чему я так долго шел! Все так, но переломав ход истории, я тем самым беру все на себя. На себя! Только я это осознал, как моя уверенность в том, что все делаю правильно, дрогнула. Нет, это был не испуг, это был страх другого рода. Ответственность. Вдруг если что-то пойдет не так? Да и правильно ли я понимаю ситуацию?
"Ведь.... Все! Хватит!".
Минуты мне хватило, чтобы взять себя под контроль, после чего я бодрым голосом отрапортовал:
— Все будет хорошо, ваше императорское величество. Я вам обещаю.
Мой голос был излишне бодр, чтобы соответствовать истине, но, похоже, взволнованный до предела император ничего не заметил. Он старался держать себя в руках, но папиросу зажег только со второй спички. С минуту нервно курил, потом сказал:
— Раз мы все решили, то давайте перейдем к делу. Вчера было получено письмо от Вильгельма. Встреча состоится в Стокгольме. Для большей уверенности он просит прислать представителем Татищева Илью Леонидовича.
— Он дипломат?
— Татищев был моим личным представителем при германском императоре четыре года, и Вильгельм его хорошо знает. К тому же генерал-адъютант далеко не невежда в подобных вопросах.
— Это первостатейный вопрос и от его решения многое, если не все, зависит, поэтому прошу вашего соизволения мне также поехать.
— Мне очень не хотелось бы вас отпускать, Сергей Александрович, но вопрос действительно важный, поэтому, прошу вас, будьте крайне осторожны.
— Если вы не возражаете, ваше императорское величество, то к этому делу мне хотелось бы привлечь подполковника Пашутина.
— Судя по документам, у вас с ним большая разница в возрасте, и при этом, исходя из вашего к нему отношения, можете считаться друзьями, — неожиданно продемонстрировал свое знание некоторых деталей моей жизни Николай II. — Я даже догадываюсь, что вас связывает. Читал докладную его начальства, так там так говориться: опытный и преданный своему делу офицер, но при этом склонен к излишнему риску и имеет некую авантюрность характера. И в этом вы схожи. Хорошо. Даю свое согласие, но при этом рассчитываю на ваше хладнокровие и рассудительность, Сергей Александрович. Есть еще что-то по данному вопросу?
— Мы познакомимся с Татищевым, но поедем порознь, как будто незнакомы. Так будет лучше. С этим вопросом вроде все решили, ваше императорское величество.
— Теперь мне хотелось бы услышать ваши предложения о том, что можно предпринять для недопущения вооруженного мятежа и восстановления спокойствия в стране.
— Честно говоря, я не силен в подобных вопросах. Если можно, то мне хотелось бы пригласить к вам подполковника Пашутина. Он в прошлом был жандармом и должен разбираться в подобных тонкостях.
— Он знает о вашем даре?
— Нет. Сначала мне хотелось бы получить ваше разрешение.
— Хм. Судя по всему, вы уверены в нем.
— Не так как в себе, но вроде того.
— Решайте сами, а я вас жду обоих завтра в семь часов вечера. Идите.
Придя домой, я позвонил по служебному телефону, который мне как-то оставил подполковник. Домашний номер он мне не дал, объяснив тем, что дома практически не бывает, а если и есть, то или пьян, или с женщиной, поэтому не имеет привычки снимать трубку. Когда барышня соединила меня, мужской грубый голос ответил, что его сейчас нет на месте. Думал я недолго:
— Если у него найдется время, пусть перезвонит Богуславскому. Телефон он знает.
— Будет сделано. Передам.
Спустя час раздался звонок.
— Только вчера виделись, а ты уже успел обо мне соскучиться?
— И тебе здравствуй, Миша!
— Здравствуй, Сергей! Времени мало, я к тебе вечером забегу. Там и поговорим. Хорошо?
— Договорились.
Положив трубку, я пошел на кухню, чтобы проинспектировать свои запасы. Сыр. Ветчина. Сушки. Варенье.
"Даже хлеба нет. Дожил".
Пришлось идти в гостиную и составлять список, с которым я отправился сначала в ресторан, а затем в магазин. В обоих заведениях я считался хорошим (не жадным) клиентом, поэтому получил все, что хотел и даже немного больше. Этим добавком была бутылка коньяка довоенного разлива. Мне даже сделали скидку, продав ее лишь по четырехкратной цене. Придя домой и, сгрузив продукты, я только начал их раскладывать, как раздался телефонный звонок.
"С работы он, что ли раньше сорвался? — подумал я, глядя на золотистый циферблат часов в массивном деревянном корпусе, висящие в гостиной.
Подойдя, поднял трубку.
— Сергей, ничего, если я с приятелем к тебе подойду?! Он из Москвы. Приехал к нам по делам. Мы с ним давно с ним не виделись, поговорить охота. Ты как?
"Некстати, — подумал я, а сам сказал: — Милости прошу к нашему шалашу!
— Вот что значит русский человек! Душа нараспашку! А ты, Саша, неудобно, неудобно! — судя по всему, это он это говорил своему приятелю, стоящему рядом. — Сергей, жди! Мы сейчас берем извозчика и к тебе!
Спустя полчаса в дверь постучали. Открыв дверь, я неожиданно для себя увидел рядом с Пашутиным жандармского полковника в парадной форме. Тот, увидев каменное выражение моего лица, принял его как холодно-презрительное отношение армейского офицера к жандарму. Выдержка у полковника была отменная. Улыбка с его лица не исчезла, но при этом приобрела вежливо-холодное выражение. Пашутин сразу понял причину заминки и тут же расхохотался. Жандарм только успел бросить на него взгляд, полный удивления, как я сказал: — Хороший у вас приятель, господин полковник. Жизнерадостный и веселый, словно дитя малое. Не стойте в дверях, проходите. Знакомиться будем.
Удивленный и озадаченный полковник вошел в прихожую. За ним шагнул Пашутин. Я протянул новому гостю руку: — Богуславский Сергей Александрович.
Он с опаской покосился на мою ладонь, потом осторожно протянул мне свою руку: — Мартынов Александр Павлович.
"Где-то я эту фамилию уже слышал. Вот только где?".
— Вот и познакомились. Теперь прошу к столу.
— Сергей, мы не просто так пришли, — раздался за спиной голос Пашутина. — Мы с собой принесли.
В ответ я саркастически хмыкнул. Пашутин вскинул голову и с некоторым удивлением спросил меня: — Своим хмыканьем ты хочешь сказать, что у тебя дома есть коньяк?
— Есть. Поверишь мне на слово или тебе показать бутылку?
— Ты позвонил мне сегодня в первый раз за все время нашего знакомства, а потом вдруг оказывается, что у тебя приготовлена бутылка коньяка. Что это может значить? Может нас ожидает Содом и Гоморра и ты решил перед смертью напиться в нашей компании?!
— Напиваться — это чисто твоя привилегия.
— Интересное начало. Вот только каков будет конец?
— Там видно будет. Александр Павлович, милости прошу к столу.
Мартынов, уже понявший свою ошибку в отношении меня, и теперь с видимым удовольствием наблюдавший нашу пикировку, кивнул в знак согласия головой и направился в сторону гостиной. Я пошел вслед за ним. Замыкал нашу цепочку Пашутин с пакетом в руках. Войдя в гостиную, он остановился возле стола, окинул его взглядом, потом посмотрел на меня. Теперь в его взгляде виднелось настоящее изумление.
— Коньяк. Паштеты. Рыбка. Колбаска с ветчинкой. Ой, Саша! Чувствую, нас с тобой не Содом ожидает, а самый настоящий Армагеддон.
