— Я рада вас видеть, друзья! — она улыбнулась своей совершенно очаровательной улыбкой. Слова, произнесенные мягким голосом, были наполнены такой теплотой, что любой, кто знал Тионну меньше, чем ее коллеги по Совету, тут же пал бы под чарами ее обаяния. — Ох, Ульрих... прости, дорогой, я опять опоздала.
— Вот именно, опять, — буркнул Зорген, не повышая голоса.
— Радости тебе, прекраснейшая, — Дерек склонил голову. Целительницу он недолюбливал, но особых конфликтов с ней никогда не имел. Может быть, именно поэтому и она никогда не опробовала на нем свои штучки, временами порядком досаждавшие остальным членам Совета.
В ответ Тионна чуть присела в реверансе.
— И тебе радости, Дерек. Ты сегодня великолепно выглядишь.
— Что может сравниться с твоей прелестью, целительница...
— Может, мы начнем? — вяло спросил Унвейт, задумчиво разглядывая свои увитые перстнями пальцы. — Обмен любезностями, это, конечно, хорошо... но меня, знаете ли, ждет работа.
— Всех ждет работа, — мрачно заметил Зорген. — Да, давайте к делу. Прошу, мэтр Рэй, ваше слово.
Зарид коротко изложил просьбу. Как и ожидал Дерек, среди членов Совета идея отдать последние остатки алмазной пыли на изготовление какого-то там идола для никому не интересного лесного племени, особого восторга не вызвала. Лицо Тионны тут же приобрело неприступно-ледяное выражение, Унвейт рассеяно качал головой, а Зорген стал еще более мрачен.
— Итак, я жду вашего решения.
— Не понимаю, — все так же вяло пробормотал Унвейт, как будто бы про себя. — Не понимаю, почему этим вашим оркам...
— Теперь они называют себя ургами.
— Урги, орки... какая разница. Почему бы им не сделать себе идола из камня, или из дерева... в конце концов, мой юный друг, вы же должны понимать, что важен не субъект поклонения, но объект... важен дух, смысл...
— Это я понимаю, — кивнул Зарид, мысленно улыбаясь.
Для тихой радости был весьма существенный повод. Вместо твердого "нет" началась дискуссия, и, следовательно, есть шанс, что в своем решении Унвейт не определился. Дерек наверняка поддержит приятеля, Тионна и Ульрих будут категорически против. Вернее, Тионна будет против просто потому, что просьба исходит от Зарида — она его выносила с трудом.
— Это я понимаю, — повторил он, — но тут дело принципа. Этот народ отличается от других, и объект преклонения им нужен особый. Такой, что выделит их из других народов. Такой, который будет только у них.
— Алмазная статуя, неподвластная времени, — протянул Тионна.
— Вот именно, сиятельная.
— ... и, конечно, с благородными чертами Зарида дер Рэя, Вечного, живого бога, — закончила она, уже насмешливо.
Зарид вспыхнул, но постарался сдержать рвущуюся наружу колкость.
Разумеется, тот факт, что эти создания считали его, Зарида, богом, не вызывал удивления. Да и как еще могли повести себя дикари, познакомившись с могучим магом, даровавшим им и их детям силу, смелость, многочисленные умения и победы над соседними племенами. И у этого мага совсем не возникало желания доказывать дикарям, что он, по сути, столь же смертен, как и они сами. Мало ли... вдруг захотят убедиться. Но вот выпады коллег по этому поводу Зариду порядком поднадоели.
— Я против, — предельно коротко изложил свою точку зрения Зорген. Потом, подумав, добавил: — Осталось всего шесть кристаллов алмазной пыли.
— Да-да... всего шесть, — задумчиво поддакнул Унвейт, глядя куда-то в угол. — А мои эксперименты, мой юный друг? Для меня ведь, знаете ли, каждый кристалл бесценен. А вы... каким-то дикарям...
— Я категорически против, — заявила Тионна. — Я вообще не понимаю, что тут обсуждать? Кристаллы нужны Цитадели, и, в это неспокойное время, мы не можем пожертвовать ни одним из них...
— Но... — попытался встрять Зарид.
— Конечно, из каждой ситуации есть выход, — мило улыбнувшись, проворковала она, вкладывая в свой тон изрядную дозу яда. — Если благородный Зарид дер Рэй захочет покинуть Цитадель... покинуть навсегда, то с нашей стороны будет справедливо выделить ему часть имущества. Один кристалл.
— Ну... зачем так сразу, целительница? — старый Унвейт продолжал изучать глазами дальнюю стену. — Наш юный друг просто нуждается в разъяснениях. Уверен, если мы поможем ему понять, что кристаллы необходимы для более важных нужд...
Унвейт понимал, что нарастающая напряженность между волшебниками и людьми не позволяет разбрасываться высшими магами — даже такими, как Зарид. Если начнется война... впрочем, он вполне отдавал себе отчет, что миром это дело не кончится — что ж, тогда Цитадели понадобятся все силы. Именно поэтому он был, в принципе, готов поддержать Зарида. Конечно, старому скопидому было до смерти жалко драгоценных кристаллов, но, с другой стороны, в этом случае Рэй будет ему кое-чем обязан, а Унвейт был не из тех, кто не смог бы при случае взыскать долг.
Это понимал и сам Зарид — и менее всего ему хотелось бы попадать в должники к Алхимику. Поэтому он приготовил еще один ход — как ему казалось, беспроигрышный.
— Я, видимо, не вполне ясно выразился, господа. Я не претендую на кристаллы, принадлежащие Цитадели. Мне нужно лишь ваше одобрение... и я готов отправиться за ними сам. В Гавань.
Слова были сказаны, и, казалось, порыв ледяного ветра пронесся по Залу Совета, заставив вскочить с перекошенным от бешенства лицом Тионну дер Касс, вынудив поежиться Дерека, взлохматив седые волосы Унвейта — а может, они у него просто встали дыбом? И ведь было от чего...
— Да что этот недоумок о себе возомнил? — шипя от ярости, выплевывала слова Тионна, обращаясь, преимущественно, к Зоргену, в котором видела сегодня своего единственного союзника. — Я, конечно, знала, что у Рэя вместо головы задница...
— Полноте, прекраснейшая, — рискнул вмешаться Дерек, для которого слова приятеля тоже явились полнейшей неожиданностью. — Давайте не будем опускаться до оскорблений. Тем более, что такие слова неуместны в ваших чудных устах, сиятельная.
— Я должна была сказать "жопа"? — не унималась Тионна. — Или мало было прошлых экспериментов с Гаванью? Может, кто-то из присутствующих страдает временной потерей памяти? Так я напомню!
— Никто ничего не забыл, леди Тионна, — спокойно заметил Зарид. — Но, должен также напомнить и вам, что большая часть упомянутых вами событий связывается с Гаванью лишь по косвенным признакам. Нет никаких весомых доказательств...
— А волки, покрывшиеся костяными пластинами, это для вас не доказательство? А лошади, отрастившие чешую, клыки и рога? Или вы хотите, чтобы в следующий раз рога выросли у вас? О, я понимаю! Вы мечтаете об одном роге... пониже пупка!
— Фу, как пошло, — поморщился Зарид, ничуть не изменяя тона. — Да, считается, что мутации волков и лошадей произошли из-за открытия врат Гавани. Но, коллеги, ведь это лишь предположения, не так ли? Мы, разумеется, разработали стройную теорию, в достаточной мере объясняющую данный феномен, но верна ли она? Или, допустим, мы имеем дело просто со стечением обстоятельств?
— А Потоп?... — взвизгнула Тионна, и тут же осеклась, понимая, что сказала глупость.
Разумеется, это неосторожно вырвавшееся слово не осталось незамеченным.
— Об истинных причинах Потопа нам совсем ничего не известно, — с деланно равнодушным видом заметил Дерек. — Конечно, он прекрасно вписывался в теорию... но, помилуйте, сиятельная. Ведь нет никаких достоверных сведений о том периоде. И потом, ведь это будет не более чем один прокол. Теория множественных пространств, одним из наиболее авторитетных авторов которой вы, сиятельная, являетесь, говорить о том, что точечный прокол не вызывает серьезных последствий. Вы же не хотите сказать, что ваши блистательные выкладки имеют изъяны.
Целительница смерила Дерека совершенной убийственным взглядом, и, нехотя, выдавила из себя:
— Нет... в теории нет изъянов. Один прокол... да... наверное, серьезных последствий... не будет.
Дерек тяжело вздохнул. Он понимал, что этой фразой, загнавшей целительницу в угол, он подписал себе приговор. Теперь — никаких компромиссов. Тионна, гарантированно, запишет его в число своих врагов, и, что характерно, на веки вечные — она никогда не прощала обид. Самое досадное, что он не хотел особо помогать Зариду в этом споре. Хватит ему аргументов — хорошо, не хватит — что ж, значит, не судьба. Только отдать голос в поддержку, ничего более. И вот, на тебе, не удержался. Кто, спрашивается, за язык тянул?
— Я готов согласиться с предложением мэтра Рэя, — неожиданно заявил Зорген. В Зале Совета повисла напряженная тишина, все пытались осмыслить услышанное, и отказывались верить собственным ушам. Ульрих никогда не менял принятого решения, даже в тех случаях, когда упрямство шло ему же во вред.
Огненный маг встал в весь свой немалый рост. Медленно глядел всех присутствующих. Затем заговорил, чеканя каждое слово.
— Я готов согласиться. Но с условием. Помимо кристаллов, Зарид дер Рэй должен принести кое-что еще. Боевые заклинания. Три. Не меньше.
— О, Эрнис... Ульрих, ты же помнишь записи... Лавка Снов не принимает золото или драгоценности.
— Я все помню, мэтр Сан, — отрезал маг. — И я помню, какую цену они назначают за свои товары. Если мэтр Рэй намерен получить наше одобрение этого... гм... визита, то он заплатит.
Все взгляды обратились в сторону Зарида. В глазах Дерека была написана просьба — откажись. Откажись, пока не поздно. Тионна смотрела с ненавистью — она уже знала результат, и оттого, что уже не могла изменить его, бесилась еще больше. Унвейт смотрел сквозь Зарида, в глазах его было ожидание — и ни малейшего проблеска интереса. Он тоже не сомневался в ответе. И только холодные глаза Зоргена не выражали ничего.
Зарид некоторое время молчал. Затем, тряхнув головой, коротко бросил одно единственное слово:
— Согласен.
Оракул открыл глаза. Все трое слушателей, даже тьер, сидели неподвижно, чуть не разинув рты. И внимали...
Таяна даже не могла описать словами того, что творилось в ее душе. Никто, никто из ныне живущих, не слышал и десятой доли того, что она узнала за последнее время. Как живые, встали перед ее глазами Древние Маги — те, чья мудрость и сила, даже спустя тысячу лет, вызывали восторг, зависть, преклонение.
Девушка чувствовала, как дрожат пальцы. Она соприкоснулась с Тайной — и готова была сутками напролет ловить каждое слово того, кто был неизмеримо мудрее всех, абсолютно всех известных ей волшебников.
Тьер просто слушал. Он, будучи искусственно созданным существом, все еще вынашивал планы мести своим создателям. Не получилось с ныне пребывающем в состоянии призрака Дереком — что ж, стоит поискать других. Из слов Оракула он понял, что шансы найти кого-то из других Высших у него есть. А для этого, как минимум, надо дослушать до конца.
А Дениса, как, разумеется, и Таяну, переполняли вопросы. Они роились у него в голове, рвались наружу, отчаянно мешали друг другу в попытке определить первоочередность... и, поэтому, он молчал.
Пауза затягивалась, и, наконец, Таяна не выдержала.
— Мэтр... Сан...
— Для тебя всегда просто Дерек, девочка.
— Спасибо, Дерек... я, простите мое невежество... я хотела бы узнать, что такое Гавань? Имеется в виду Гавань Семи Ветров, да?
— Да, разумеется. Гавань Семи Ветров... я расскажу, но, прежде, я расскажу вам о множественности миров. Поскольку эта теория... — Оракул бросил короткий взгляд в сторону Дениса, — ныне столь эффектно подтвержденная, тесно связана с Гаванью. Да, собственно, и со всем тем, что сейчас происходит в мире.
Некоторое время Оракул молчал, затем начал говорить, тщательно подбирая слова. По его манере речи, Денис сразу же почувствовал, что это древнее существо вполне могло бы выражаться куда яснее, но намеренно упрощает свой рассказ, одновременно существенно его увеличивая, чтобы быть понятым всеми присутствующими.
— Итак, представьте себе сосуд, стенки которого тонкие и мягкие. Это — наш мир. Внутри — жизнь, снаружи... ну, наружное пространство рассматривать не будем. В нашем случае это несущественно, и позже вы поймете, почему. Стенки сосуда очень тонкие, и находятся в постоянном движении, чутко откликаясь на воздействие извне. И вот, однажды, две противоположных стенки сомкнулись и слиплись, разделив сосуд пополам...
— И мир, следовательно, распался на две части? — уточнил Денис.
Оракул некоторое время раздумывал, затем покачал головой.
— Видимо, аналогия с сосудом не совсем верна. Миров стало два. Просто теперь меж ними — граница. Для жителей каждого из миров она невидима и неощутима. И миры эти совершенно одинаковы, подчеркиваю, совершенно. Но только в первый миг... А потом начинаются изменения, ведь каждый из миров теперь автономен, и живет по своему закону. Спустя какое-то время изменения становятся все более и более заметными, пока наконец, спустя очень много лет — тысячи, сотни тысяч, миллионы — миры становятся абсолютно разными. А ведь на протяжении этих миллионов лет вновь и вновь происходят разделения, это может происходить часто, может — редко, но происходит... Таким образом...
— Таким образом, получается конечное, хотя и очень большое количество миров, чем-то похожих, в чем-то различных, так? — снова не удержался Жаров.
— Совершенно верно. Чем больше время, прошедшее со дня разделения миров, тем более они отличаются друг от друга. Думаю, наш мир и ваш, Денис, разделились относительно недавно, сто или двести тысяч лет назад. Вас невозможно отличить от любого человека нашего мира, у нас почти одинаковая растительность, мало отличаются и животные.
— Особенно эти чудовища в чешуе, на которых вы тут разъезжаете... — хмыкнул Жаров.
— Скакуны — это отдельная тема. Но я, с вашего позволения, продолжу. Итак, ваш и наш мир разделились. Но потом развитие их пошло по разным путям. Вы начали развивать у себя технологию, строить эти ваши космические корабли, летать к звездам...
Оракул усмехнулся, поймав непонимающий взгляд Таяны.
— Прошу прощения, потом Денис тебе объяснит. Я просто сумел получить много информации, пока находился среди его мыслей, поэтому теперь знаю о его мире достаточно много. Я заранее прошу прощения за все мои слова, которые покажутся вам непонятными, поймите, в первую очередь, мой рассказ предназначается для Дениса, — он снова обернулся к Жарову. — Итак, вы избрали технологию. Ну, а мы стали развивать магию... или, как вы, наверное, предпочли бы сформулировать этот тезис, пошли по биологическому пути развития. Мы сумели нащупать и реализовать скрытые возможности человеческого мозга, сумели путем банального отбора, вырастить среди людей практически новый вид — магов... Хотя эта бойня, устроенная тысячу лет назад, практически уничтожила львиную долю этих достижений. Но суть не в этом...
— То есть, вы хотите сказать, что способность к магии дремлет в каждом человеке?
— Разумеется. Но определенные навыки, позволяющие эти способности контролировать и должным образом направлять, есть не у всех. Способности эти можно развивать, они передаются по наследству — и, если относиться к этому с должным старанием, можно получить пусть слабенького, пусть неопытного мага уже спустя несколько поколений. Видимо, поначалу так и было — простые знахарки рождали дочерей-ведуний, а у тех появлялись внучки-колдуньи... Но менялись не только люди. Менялся и окружающий их мир. Я сильно подозреваю, что не сами люди выбрали свой путь развития — скорее всего, развитие отделившихся друг от друга миров пошло настолько разными направлениями, что людям просто не осталось другого выбора. Ведь изменялись не воздух, вода или цвет неба. Менялось нечто большее — законы. Основополагающие законы, которым подчиняется все — и живое, и мертвое. Вот скажите, Денис, люди могут летать? Просто так, безо всяких приспособлений?
