— Тьфу ты, точно! — Коробов покачал головой и, обернувшись, сказал вглубь кабинета. — Товарищ Озолинс, товарищ Кузнецов не может оставить пост. Вам как начальнику караула его сменить бы кем-то.

— Я сам его пока сменю, — послышался ответ Озолинса. — Товарищ Кузнецов, временно сдайте пост и пройдите с товарищем Коробовым, — добавил он, выйдя из-за двери.

— Хорошо, товарищ Озолинс, — по-простому ответил я, так как никаких уставных ответов бойцов в Красной армии ещё не вводили, и вслед за Лукичом вошёл внутрь.

В кабинете находился Сталин, с интересом наблюдавший за нашим минутным затруднением с оставлением поста. Коробов, пройдя чуть вперёд, остановился и повернувшись, обратился ко мне:

— Вот, значит, Сашка... То есть, товарищ Кузнецов... Товарищ Сталин собирается завтра проехать на фронт вокруг Царицына, вместе с товарищем Ворошиловым. А товарищ Озолинс не хочет, значит, его оставлять без охраны... — и повернув голову к Сталину, Лукич добавил. — И это правильно, товарищ Сталин. Я тоже так считаю. Мало ли что случится, — и снова ко мне. — Так что, товарищ Кузнецов, товарищ Сталин согласился на одного сопровождающего, и им будешь ты, стало быть, со всей ответственностью. Понял, Сашок? — и Иван Лукич серьёзно посмотрел на меня.

— Понял, Иван Лукич, как не понять, — ответил я, взглянув Лукичу в глаза, и повернулся к Сталину. — А вы-то сами как, товарищ Сталин, не против?

Переставший к этому моменту хмуриться Сталин помолчал секунду и серьёзно ответил:

— Не могу возражать, товарищ Саша. Вынужден согласиться с мнением большинства.

— А убегать от охраны не будете, товарищ Сталин? Опыт-то у вас большой, — решился я чуть пошутить. Как я приблизительно помнил из истории, мой собеседник убегал из ссылок пять или шесть раз.

Лукич кхекнул в кулак, Сталин же ответил на шутку с небольшой усмешкой:

— Ну если вы, товарищ Саша, охрану с охранкой не спутаете, то не убегу.

— Вот и ладно, авось не перепутаем, — заверил я. — Мы грамоте обучены, чай, лишнюю буковку завсегда заметить смогём.

Сталин иронично прищурил глаза, а Иван Лукич покачал головой, и я, спохватившись, спросил более серьёзным тоном:

— Когда отъезд, и чем отправляемся, товарищ Сталин?

Мне сообщили время отъезда и способ передвижения. Как я узнал, был подготовлен бронепоезд, как внушительная и грозная боевая единица по здешним временам. Закончив разговор, мы с Иваном Лукичом попрощались со Сталиным и вышли за дверь. Там я опять заступил на свой пост, сменив Озолинса, ушедшего с Коробовым, а я принялся обдумывать подготовку к поездке. До окончания моей смены оставалось немного, но уже был вечер, а мне ещё требовалось запастись всем необходимым.

На следующее утро я стоял с подобранным имуществом на станции у пути, где размещался короткий бронепоезд, состоявший из бронированного паровоза и двух бронеплатформ с пушечными и пулемётными башнями, к которому прицепили пульмановский вагон, приехавший с нами из Москвы, а также товарный вагон с лошадьми и три обычные платформы, на которых находились бронеавтомобиль и бричка для возможных передвижений в стороне от бронепоезда, а на передней платформе лежали рельсы и шпалы для возможного ремонта путей. Сзади него под парами уже дымил обычный паровоз привычного чёрного цвета, так называемый "чёрный" паровоз, который и возил бронепоезд на перегонах. В бронированном его собрате пары не разводили, он использовался только в боевой обстановке. С собой у меня был вещмешок со сменой белья и паёк в виде подсохшего хлеба, а также обмотанный рогожей свёрток длиной около метра. Баян я решил с собой не брать — вряд ли будет для него время да и тяжести он прибавлял изрядно.

Сталин с Ворошиловым приехали в открытом автомобиле перед самым отправлением. Я подошёл к ним, и нарком поздоровался со мной, представив меня Ворошилову и объяснив моё присутствие рядом с ним. Ворошилов кивнул, пожал мне руку и, потеряв ко мне интерес, продолжил разговор со Сталиным.

Поездка эта, как оказалось, планировалась уже неделю. Ворошилов недавно вошёл в военный совет СКВО, после того как полковника Ковалевского в прошлом месяце освободили от этой должности, а Снесарёва, похоже, отозвали в Москву насовсем. Третьим членом военного совета был царицынский большевик Минин. И вот Сталин с Ворошиловым как члены военного совета Северо-Кавказского округа собирались проинспектировать состояние красных отрядов, оборонявших Царицын. Натиск казаков Краснова усиливался, вскоре ожидали их большого наступления, и военный совет СКВО скорее всего хотел убедиться в мерах подготовки к обороне. Кроме того, как и в прошлой варианте событий, сейчас Сталин по всей видимости так же еще не терял надежд восстановления связи с Северным Кавказом, отрезанным от Царицына наступлением Добровольческой армии, занявшей район железнодорожного узла Тихорецкая. Мне вспомнилось, что в прошлой истории Сталин с Ворошиловым тоже совершали двухнедельную поездку на фронт, но в той реальности это произошло на полмесяца раньше.

Ворошилов приехал в Царицын буквально вчера. Командующий армиями царицынского фронта вернулся из Сальской группы войск под командованием Г.К.Шевкоплясова и Б.М.Думенко, находившейся в районе реки Сал. Как я услышал возмущённые рассказы не скупящегося на эпитеты Ворошилова, Шевкоплясов и Думенко отказались продвинуться к селу Мартыновка, где уже более месяца в полном окружении держал оборону трёхтысячный красный отряд местных жителей. Гонец от мартыновского отряда, преследуемый белоказаками, смог пробраться к царицынской группировке и сообщить об его бедственном положении. Шевкоплясов и Думенко сослались на трудности в организации почти стокилометрового рейда в тыл к белым и практическую невозможность вывода отряда из Мартыновки. Однако помощник Думенко С.М.Буденный в ответ на приказ Ворошилова вызвался повести кавалерийский полк на помощь окружённому отряду, после чего Думенко, будучи в этот момент больным, согласился и лично участвовать в рейде, правда, ехать в пролётке в виду невозможности держаться в седле. Кавполк всё-таки выступил, проскочив в разрозненные порядки противника, а Ворошилов вернулся в Царицын. В прошлой жизни я читал о недисциплинированности и "партизанщине" в красных частях, но сейчас услышал впечатления, что называется, из первых уст. Вот такая вот военная демократия. Даже удивительно, что в прошлой истории Ворошилов состоял в так называемой "военной оппозиции" 1919 года. Видимо сыграла роль неприязнь к военспецам, или возможно не имеющий опыта предыдущей военной службы Ворошилов начал командовать крупными соединениями в условиях бардака 18-го года и сам уже привык вести дела подобным образом.

Началась наша многодневная инспекция военных частей вокруг Царицына. Сталин с Ворошиловым встречались с командирами и комиссарами частей, выясняли нужды бойцов, трудности снабжения. Я, понятно, на закрытых совещаниях не присутствовал, оставался снаружи. Слышал жалобы на отсутствие одежды и обуви у бойцов, которые обувались и одевались кто во что горазд. Сейчас лето, об одежде можно временно не заботиться, а вот с обувью были большие трудности. Ходили в сапогах, в гражданских штиблетах, в лаптях. Особенно ценились солдатские ботинки, такие как у меня — достаточно прочные и всепогодные, мои, скажем, каши по виду ещё не скоро запросят.

Ради интереса полазил по нашим броневагонам, так называемым бронеплатформам нашего бронированного поезда, побывал в орудийных башнях. Ну что сказать — не кочегарка, но тяжело. Теснота, жарко, металл на августовском солнце накаляется, духота, вентиляция плохая, только через смотровые щели в металлической обшивке. Посочувствовал, каково им тут летом, а мне в ответ: "Э, браток, чичас ещё ничего. Вот когда бой начнётся, то и будет самое пекло — пушки и пулемёты нагреваются, внутри не продохнуть от порохового дыма. И бывалые мужики сомлеть могут." Спрашиваю у экипажа, а как тут зимой? Оказалось, что от паровоза внутрь платформ протянуты трубы, по которым зимой подают горячую воду и обогревают, насколько получится.

В один из дней поездки путь нашего бронепоезда как-то поутру проходил в десятке километров от местоположения красной артиллерийской батареи. Ну и Ворошилов предложил Сталину осмотреть позиции и познакомиться, как обстоят дела у "красных пушкарей", на что тот выразил свой интерес проверить готовность артиллеристов и согласился. Сам Ворошилов оседлал коня, которого свели по дощатым мосткам из товарного вагона. К моему удивлению, бывший луганский рабочий очень хорошо держался в седле на мой неискушенный взгляд. Чувствуется, горячие месяцы в пути Харьков-Луганск-Царицын заставили его приобрести большой опыт в этом плане. Сталину скатили с платформы бричку, в которую запрягли пару лошадей. Конюхом у нас был Архипка, молчаливый крестьянин из под Ростова, в налёте белоказаков потерявший жену и сына, которых казаки запороли до смерти на станичной площади. Массовые порки гражданского населения среди казаков были не редкостью. Архипка разговаривал теперь большей частью с одними лошадьми, рассказывал им что-то, водя скребком по их телу, и, как мне казалось, считал их существами гораздо лучше людей.

Архипка взобрался на козлы, взяв в руки вожжи, Сталин сел на заднее сиденье, и затем в бричку влез и я, усевшись на переднюю скамейку лицом к Сталину. Имущество моё я положил в бричку как только её скатили с платформы, и теперь оно лежало под моими ногами. Ворошилов слегка рисуясь загарцевал на коне и поскакал вперёд, Архипка качнул вожжами со словами: "Поехали, хорошие," и наша бричка двинулась вслед.

Ехали мы по холмистой степи по моим прикидкам уже более получаса. Жаркое летнее солнце поднимаясь к зениту ощутимо припекало. Я надвинул фуражку на глаза, закрываясь козырьком от солнечных лучей, от жары меня клонило в сон. Ворошилов то уносился вперёд, то разворачивался и, вернувшись, ехал рядом с бричкой. Наш бронепоезд вскоре после начала нашего движения пропал за неровностями местности, и сейчас вокруг не было видно ни души. Даже никакие птицы не летали в небе. Вдруг в стороне сбоку от направления нашей поездки краем глаза я заметил движение — на гребне холма вдали показались всадники. Один десяток, другой, третий... Они казались маленькими фигурками, и было не разглядеть никаких деталей одежды. Я, порывшись в вещевом мешке, вынул оттуда бинокль, подаренный месяц назад ярославским военным комиссаром Громовыми, и посмотрел с помощью оптики в их сторону. Изображение всадников приблизились, и я отчётливо разглядел у них погоны.

— Казаки... — напряжённо произношу я, облизывая пересохшие губы, и потом повышаю голос. — Товарищ Сталин, товарищ Ворошилов, белоказаки! Погоны на плечах...

Ворошилов, ехавший в этот момент около повозки, смурнеет лицом и всматривается в их сторону, а потом окидывает взглядом окрестности.

— Какие будут предложения, Клим? — внешне как бы спокойно говорит Сталин, принимаясь нарочито медленными движениями набивать табаком свою трубку.

— Тикать надо, Коба, — напряжённым голосом отзывается Ворошилов, — авось успеем. Вон в той стороне... — он машет зажатой в руке плёткой, — там уже батарея наша должна стоять. Доскачем! Должны доскакать... — с твёрдостью в голосе завершает он ответ.

— Архип, давай туда! Гони! — приказываю я, даже не подумав о субординации и о том, могу ли я отдавать приказы. Попасть в руки казакам очень не хочется, и мне даже кажется, что становится холоднее, несмотря на жару. Архипке два раза повторять не приходится. Он привстает на козлах, потянув вожжи с одной стороны и чуть поворачивая бричку в нужную сторону, и кричит:

— Эгей, родимые! Вывози! — хлестнув лошадей вожжами по крупам и засвистев над головой в воздухе кнутом.

Лошади поддают в рыси, и под частый топот копыт бричка заметно ускоряется, раскачиваясь на рессорах по неровной степи.

Казаки, которых через холм перевалил уже четвёртый десяток, тем временем пускают коней вскачь в нашем направлении. Скорость их заметно превышает скорость брички по бездорожью, и они неизбежно должны будут нас настигнуть. Вопрос только когда?

Ворошилов держится позади нас, между бричкой и казаками. Из деревянной кобуры, болтающейся на длинном ремне, он достаёт маузер, делает на скаку попытку прицелится в сторону казаков, но опускает оружие. "Да, — думаю я, — маузер здесь не поможет. Как и Архипкина винтовка у того за спиной. Разве что держать в руках для уверенности. Я бы тоже сейчас за наган ухватился, но у меня есть и получше!"

— Товарищ Сталин, передвиньтесь, — говорю я и откидываю рогожку на свёртке у себя в ногах. — А лучше сменимся местами.

— Вот и пригодится. Как чувствовал... — шепчу я, поднимая с пола ручной пулемёт Льюиса, с таким трудом, с помощью Ивана Лукича, найдённый мною в Царицыне в вечер перед отъездом, почищенный и смазанный той ночью при свете свечки. К пулемёту имелось три диска, заряженных мной во время пути в сталинском вагоне. И еще несколько сотен патронов россыпью отдельно в холщовом мешке.

Сталин с зажатой в зубах трубкой перемещается на моё сиденье. Пересаживаюсь и пристраиваю пулемёт, опираясь на заднюю стенку брички.

— Командарм, в сторону! — ору я Ворошилову. Ворошилов в скачке направляет коня вбок и держится рядом с бричкой, а я пробую прицелиться, и уверенность у меня снижается — стрельба будет не на скаку, конечно, но бричка колышется и раскачивается при езде, ствол "льюиса" ходит ходуном, хорошо хоть не подбрасывается. Делаю несколько коротких очередей, раздаётся сухая трескотня "льюиса", но пули уходят то вверх, то в землю. Мимо. Приноравливаюсь и стреляю очередями ещё несколько раз. Попал!

Казаки мчатся за нами, держась вместе одной массой и двигаясь по кратчайшему направлению на нас. Какие-то пули не промахиваются мимо такой большой цели. Один казак выпадает из седла, у трёх лошадей подкашиваются передние ноги, животные падают, и их наездники кубарем катятся вперёд. Кадры как у каскадёров из фильма, только ощущения у зрителей нынче совсем не те.

Преследователи реагируют на наш пулемёт, веером рассыпаясь по степи. Теперь в них попасть становится гораздо трудней, в чём я тут же убеждаюсь, безрезультатно доканчивая остаток диска.

— Товарищ Сталин, зарядить сможете? — возбуждённо кричу я, снимая и протягивая наркому пустой диск и пододвигая мешок с патронами. Сталин молча кивает, видно, запомнил, как я заряжал диски в поезде у него на глазах, отыскивает в мешке шток для поворота оси диска и принимается вставлять по одному винтовочные патроны, а я достаю и присоединяю к пулемёту другой, полный диск.

— Не стреляй! Подпусти поближе! — слышу крик скачущего сбоку Ворошилова. Бросаю на него взгляд, киваю, мол, понял. Всадники нас постепенно нагоняют, стрелять не пытаются, но многие уже вынули шашки из ножен. Меня внутренне передёргивает от мысли, что нас могут ими вскоре разрубить пополам.

Несколько казаков вырываются вперёд, опережая остальных. Стреляю по ним максимально короткими частыми очередями. Второй диск тратится не зря — самые резвые преследователи валятся на землю вместе с конями. "Уж простите, лошадки, — мысленно шепчу я. — Но или они всех нас, или я вас с вашими всадниками..." Я не Архипка, но лошадей и в самом деле жалко, безвинные они созданья. Только уж очень крупную цель они собой представляют, и попадания идут чаще всего в них. Хотя и наездникам достаётся — большинство так и не поднявшись на ноги остаются лежать в степи.