— А ну вдарьте по ним, соколики, так, чтоб они по морю домой побежали! — подбадривал Ардатов защитников бастиона, и те вдарили не раз, и не два.
Англичане, впрочем, были не из робкого десятка, и, демонстрируя презрение к смерти и любовь к королеве, продолжали разрушать русские заграждения под губительным огнем защитников бастиона. Заплатив неимоверно высокую цену за свое упорство, штурмовые батальоны все же смогли подойти к бастионному рву, последнему препятствию на своем пути.
Уже вперед бросились специальные носильщики штурмовых лестниц, которые волокли эту тяжелую ношу от самых траншей. И тут, неожиданно выяснилось, что ширина рва оказалась гораздо большей, чем того ожидали англичане. Пораженные столь ужасным открытием, они беспомощно столпились перед самым краем рва, торопливо определяя свои дальнейшие действия.
Эта заминка оказалась роковой для англичан, по которым со стен бастиона ударил залп чудовищной силы. Во врага стреляли все: и артиллеристы, и стрелки, и даже офицеры из своих пистолетов. Свинцовый ветер безжалостной рукой смерти прошелся по рядам англичан и положил предел их терпению. Побросав штурмовые лестницы, они дружно побежали обратно, проклиная все и всех, а в особенности своего фельдмаршала лорда Раглана.
Та же судьба постигла и вторую британскую колонну под командованием генерала Эйра. В отличие от колонны Кемпбелла, они наступали в промежутке между 3 и 4 бастионами русских, стремясь выйти на Пересыпь. В этом месте русской обороны рвов не было, и штурмовые лестницы англичанам были не нужны. Казалось, уж здесь-то господам бриттам должна была сопутствовать удача, но перекрестный огонь с бастионов и ружейный огонь защитников Пересыпи остановил врага.
Тут шквал огня был таков, что абсолютно не было возможности, даже самым упорным, пройти то открытое пространство, которое разделяло их от русских укреплений. Известный своей храбростью полковник Хиббери, сменивший смертельно раненого в голову генерала Эйра, вынужден был повернуть обратно со своими солдатами от этой 'бури картечи'.
Некоторые смельчаки все же смогли достичь брустверов 'Садовой батареи', как англичане называли укрепление Пересыпи. Но их число было столь мало, что ни о каком штурме не могло быть и речи. Британцам ничего не оставалось, как низко опустить голову и бежать в сторону своих траншей, продолжая нести потери от выстрелов в спину.
Так закончился этот день в истории обороны Севастополя, который стал новым Ватерлоо не только для французов, но и для англичан.
Император Николай щедро наградил всех участников этого боя, который позволил вновь заблистать славе русского оружия серьезно померкшей от неудач прошлого лета. Адмирал Нахимов был пожалован орденом св. Владимира 1 степени, генералу Хрулеву и князю Урусову— командиру 2 бастиона были пожалованы ордена св. Владимира 2 степени. Князь Васильчиков и полковник Тотлебен, которого император произвел в генералы, получили ордена св. Георгия 3 степени. Так же орден св. Георгия 3 степени и производство в генерала от инфантерии получил граф Ардатов за оборону 3 бастиона.
Сам Ардатов полностью сдержал данное генералу Горчакову слова и направил государю письмо с просьбой отметить главнокомандующего Крымской армии. За удачное командование гарнизоном Севастополя Горчаков получил золотую табакерку с императорским вензелем и орден Белого орла, что сильно расположило Михаила Дмитриевича к царскому посланнику.
В отличие от севастопольцев в стане врага царил хаос и уныние. Генерал Пелесье обвинял во всех неудачах штурма покойных генералов Брюне и Майрана, а так же лорда Раглана. Нисколько не стесняясь последствий, он публично объявил, что если бы оба генерала остались живы, то обязательно предстали бы перед военно-полевым судом.
Столь гневная оценка действий генерала Брюне вызвало открытый ропот среди французских генералов. Если покойному Майрану можно было поставить в вину атаку раньше времени, то Брюне точно выполнил все, полученные от командующего приказы, и винить погибшего генерала в глазах остальных было чистым кощунством.
Все это было высказано Пелесье утром следующего дня, и тот был вынужден проглотить горький упрек в несправедливости, сказав, что степень вины генерала Брюне определит специальная комиссия. Эта стычка со своими генералами очень сильно взбесила 'африканца', и он вылил весь свой могучий гнев на лорда Раглана, живого виновника неудачи штурма Севастополя.
Бедный фельдмаршал сильно боялся свидания с главнокомандующим коалиционных сил Европы и не напрасно. Пелесье, лишенный какого-либо такта и уважения, устроил британскому фельдмаршалу такой уничижительный разнос, что от сильного расстройства Раглан сразу заболел и слег.
Сильный стресс вызвал у британского лорда новое обострение дизентерии, что время от времени терзала его организм с момента высадки в Крым. В схватке с коварной инфекцией британский фельдмаршал героически продержался десять дней и скончался от сильного обезвоживания организма.
Когда в Севастополе стало известно о причине смерти лорда Раглана, то немедленно со стен русских бастионов в сторону врага понеслась издевательская песнь 'Мальбрук в поход собрался'. В ней хлестким и звучным языком солдаты и матросы обыгрывали смерть британского лорда от поносной болезни.
Кроме британского фельдмаршала, кровавым поносом в лагере коалиции страдало много людей, но больше всех болели сардинцы, недавно прибывшие под Севастополь по приказу своего короля. Еще не адаптировавшиеся к местным условиям, они быстро заполнили больничные места военных госпиталей. За короткий срок туда отправилось две тысячи итальянцев, многие из которых больше никогда не вернулись в ряды сардинского корпуса.
Такое количество не боевых потерь в купе с неудачным штурмом русских позиций, крайне негативно подействовали на сардинцев, чем свели к нулю их боевые качества. Видя это, генерал Пелесье решил использовать их только в качестве караульных и дозорных солдат.
Находясь в Петербурге, император Николай Павлович очень радовался успехам севастопольцев. Будь его воля, он уже давно был бы там, но призрак угрозы неприятельского десанта на столицу не давал царю покоя. Чтобы ему не говорил Ардатов и другие военачальники, уверявшие императора в том, что он сильно завышает возможности вражеского флота, Николай оставался, непоколебим в своем намерении — вместе со столицей выдержать испытание самым сильным флотом в мире.
Почти вся зарубежная разведка русских с напряженным вниманием следила за действиями британского и французского флота, который собирался этим летом взять реванш на Балтике, о чем очень много говорилось в Лондоне и Париже.
Первая Балтийская кампания 1854 года потерпевшая полное фиаско, была очень чувствительным вопросом для правящих кругов Англии и Франции. Обе стороны, разумеется, сознавали, что 'взятие Аландских островов' и пленение рыбачьих финских и эстонских шхун представляют собой весьма скромные результаты для очень могущественной эскадры, несколько месяцев бороздившей акваторию Балтийского моря. Лондон и Париж усиленно готовились ко второй Балтийской кампании, стремясь извлечь уроки из прежних неудач и предотвратить новые.
Под флагом исправления былых ошибок, англичане сместили адмирала Непира с поста командующего флотом коалиции, сделав его козлом отпущения. Вместо него был назначен вице-адмирал Ричард Дандас, имевшего по заверению Пальмерстона, самые лучшие рекомендации в английском флоте.
Подобные действия Лондона не произвели должного впечатления на французского императора. Выслушав речь британского посла, Наполеон саркастически фыркнул и выразил надежду, что в этот раз его британские союзники подтвердят делом свой громкий титул 'владычицы морей'.
Посол что-то попытался возразить в ответ, за что немедленно подвергся остракизму со стороны основателя Второй империи. Грозно топорща усы, Луи Наполеон стал гневно упрекать англичан в несправедливом разделении военного бремени в коалиции.
Французы, по словам императора полностью исполняют все взятые на себя обязательства. Они высадились в Крыму, дважды разбили армию князя Меньшикова в сражении на суше и не сегодня-завтра возьмут Севастополь, что приведет к полному уничтожению русского флота на Черном море. Британцы же, никак не могут сказать своего веского слова там, где у них всегда была пальма первенства — море. И все их обещания очистить Балтийское море от русских кораблей остаются пустыми словами. Если господа союзники не могут высадить десант на Петербург, пусть хоть этим летом уничтожат форты Кронштадта и сожгут русский флот на Балтике.
Получив столь мощный заряд критики, посол поспешил покинуть негостеприимные стены дворца Тюильри и сесть за составления срочной депеши в Лондон.
Обеспокоенный столь шумными упреками своего венценосного союзника, лорд Пальмерстон в специальном послании клятвенно заверил Наполеона, что Британия полностью выполнит свои союзные обязательства в Финском заливе. И в качестве подтверждения правоты своих слов, он перечислил название двадцать больших военных судов и канонерских лодок, которые были включены британским адмиралтейством в состав эскадры Дандаса. Одновременно с этим, все лондонские газеты стали наперебой расхваливать 'нового адмирала Нельсона' которому предстояло наглухо заколотить балтийское окно, некогда прорубленное Петром Великим.
Наполеон сдержано оценил бравурные речи своих союзников и в помощь Дандасу направил свою эскадру в составе трех больших судов и одного корвета, под командованием адмирала Пэно.
Как и было условлено, вся громадная армада кораблей коалиции встретилась у Аландских островов в первых числах июля, а уже шестого числа появилась под стенами Свеаборгом. Причина, по которой адмирал Дандас выбрал эту русскую крепость в качестве боевой цели для своих кораблей, была на удивление проста.
Высадка десанта на побережье Финляндии, Эстляндии или в устье Луги отпала сразу, как только флоты коалиции встретились в Балтийском море. Выяснилось, что французский император категорически отказался давать для проведения операции свои сухопутные войска, которых у него было не столь много, как того считал Лондон и хвастливо заверял на весь мир Париж. Сами же британцы по своей врожденной привычке загребать жар чужими руками, даже и не подумали посылать на Балтику собственную армию, которая так же не могла похвастаться своей численностью.
Выразив, друг другу свое разочарование по поводу нежелания брать на себя бремя тяжести проведения десантной операции, адмиралы приступили к выработке дальнейшей тактики похода.
Вслед за захватом Петербурга, следующей важной целью похода объединенной армады значился Кронштадт. Адмирал Пэно незамедлительно напомнил англичанам об обещании лорда Пальмерстона уничтожить это осиное гнездо русских, справедливо полагая, что уж здесь— то, британцы будут играть первую скрипку. Однако и здесь было не все ладно. Адмирал Дандас заявил, что политики могут обещать все что угодно, хоть луну с неба, но военные моряки должны отдавать себе отчет, что они могут сделать, а что нет.
Выяснилось, что форты Кронштадта, согласно докладам британских разведчиков, за последние восемь месяцев претерпели основательную перестройку, были хорошо укреплены и пополнились новыми дальнобойными орудиями. Царь Николай лично контролировал все изменения в главной морской базе страны, отдавая Кронштадту все самое лучшее, чем располагала на данный момент русская армия.
Конечно, их число и калибр кронштадских батарей не могли заставить корабли королевского флота повернуть назад, но все упиралось в ту цену, которую предстояло заплатить за уничтожение Кронштадта.
К морской крепости русских можно было подойти с двух сторон. Наиболее удобным и безопасным являлся южный путь. Там не было опасных мелей и подводных скал, и его глубина позволяла свободно пройти большим кораблям коалиции. Однако именно здесь были сосредоточены основные силы кронштадской артиллерии, которая вкупе с главными калибрами флота нанесла бы значительный урон вражеским кораблям, атакующим морскую крепость.
Северный путь кроме многочисленных мелей и камней был гораздо уже, чем его южный собрат а, так же очень мелок. По нему могли пройти лишь суда с мелкой осадкой, и при этом двигаясь медленным гуськом подставляя свои бока русским пушкам.
Кроме этого подходы к Кронштадту были основательно завалены морскими минами Якоби, с которыми союзники уже имели счастье познакомиться при высадке в Евпаторию. О том, что эти мины охраняют подступы к русской морской базе, говорили не только доклады шпионов. Адмирал Пэно потерял два малых корабля британской эскадры, когда проводил разведку южного подхода к Кронштадту.
Конечно, русские мины были реальной опасностью для кораблей коалиции но, положа руку на сердце, для адмиралов они были лишь благоприятным предлогом, чтобы отказаться от нападения на Кронштадт.
Поэтому в качестве объекта нападения был выбран Свеаборг. Здесь не было коварных мин, дальнобойной артиллерии и кораблей русского флота. Правда, за последнее время русские успели возвести несколько дополнительных батарей, но их число никак не могло тягаться с мощью союзного флота, ведь к финским берегам адмирал Дандас привел 23 больших парусных кораблей, 16 канонерских лодок и 16 мортирных судов. Этого, по мнению адмирала, вполне хватило, чтобы стереть в порошок любой морскую крепость. Кроме того, падение Свеаборга, по замыслу британской стороны, могло наконец-то подтолкнуть медлительных финнов к восстанию против русских, что являлось заветной мечтой лорда Пальмерстона.
Одним словом участь Свеаборга была предрешена заранее, что наводило радостное настроение, как на экипажи судов, так и на газетных репортеров, специально отправившихся в поход, чтобы правдиво освещать деяния флота коалиции.
Дело в том, что на страницах некоторых парижских и лондонских газет, неожиданно появились материалы, описывающие действия союзных кораблей при набеге на Одессу и Архангельск с очень не лицеприятной стороны. Разразился большой скандал, который официальным властям с большим трудом удалось замять. Вот почему газетчики были взяты на борт как британскими, так и французскими судами.
Дабы не создавать излишнюю толчею своих кораблей при штурме русской крепости, Дандас решил направить против врага только часть своих сил. Флот, подошедший к Свеаборгу 6 июля, имел в своем составе 10 линейных кораблей, семь парусных фрегатов, семь паровых фрегатов, двух корветов, одного брига, четырех судов "особой конструкции" — плавучих батарей, 16 мортирных судов, 25 канонерских лодок, двух яхт и трех транспортов. Остальной флот под командованием контр-адмирала Бейниса курировал возле Кронштадта в ожидании возможного выхода в море русского флота.
Когда грозный строй парусов вражеских кораблей приблизился к свеаборгской бухте, то там союзников ждало сильное разочарование.
— Черт возьми! — вскричал адмирал Дандас, рассматривая в подзорную трубу финские берега — они понастроили батарей, где только могли! Теперь нам не удастся просто так ворваться в гавань!
