— Число наших брандеров очень мало и значит, мы должны попытаться нанести максимальный урон врагу. Несмотря на то, что он успел высадить часть своих сил на берег, задача для нашего отряда вполне выполнима. Сейчас для нас ценен и важен любой вражеский корабль независимо от его тоннажа и наличия солдат на его борту. Каждый из кораблей привез с собой что-то ценное, что-то очень необходимое для вражеского войска и поэтому уничтожение его будет ценным вкладом в общую победу. Враг пришел захватить Севастополь и нам надо ещё до битвы основательно потрясти его, ошеломить, заставить бояться, чтобы к решающему сражению у него уже не было ни душевной стойкости, ни твердой уверенности в своих собственных силах. Если мы это сумеем сделать сейчас, то, считайте, что половина дела уже сделана. Конечно, очень хотелось бы перетопить всего неприятеля в море, но это нереально. Поэтому прошу вас, не геройствовать, а постараться нанести урон господам союзникам — говорил Ардатов, напутствуя своих молодых товарищей пожелавших рискнуть своей жизнью во славу Отечества.
Из всего количества пароходов, только восемь были брандерами в своем прямом смысле. Основательно загруженные горючими материалами и ощетинившись абордажными крючьями, они были готовы намертво сцепиться с кораблями противника и поджечь его. Шесть пароходов были вооружены шестовыми минами, а оставшиеся четыре Ардатов предполагал использовать как таран из-за ограниченности времени и горючих материалов.
Напутствовать команду охотников в ночь перед атакой из морского начальства явился только Нахимов, все остальные адмиралы были "заняты". Ардатов прекрасно понимал истинную причину занятости Корнилова и Истомина, но не подавал вида. Из всех троих севастопольских адмиралов, Павел Степанович больше всех ему импонировал своей простотой и открытостью. Нахимов пожал руку каждому из членов экипажей брандера, после чего благословлял их на подвиг, говоря, что будет ждать их всех живым и невредимым.
Самого Ардатова в глубине души подмывало отправиться вместе с охотниками в этот смертельно опасный рейд, но трезвый рассудок сумел унять этот сердечный порыв. Подобно каменной статуи Командора, Михаил Павлович молча стоял на пирсе, провожая на подвиг созданную им команду сорвиголов. Не поехал он и к казакам Зоргича, которые должны были встречать на берегу моря шлюпки с брандеров. Эту миссию он возложил на поручика Хвостова, молодого юношу, которого он сам лично выбрал в порученцы. И отказался он от этой поездки не из-за трусости или телесной слабости. Просто сейчас его место было в именно Севастополе, где должен он был томительно ждать результатов чужих действий.
Отряд брандеров благополучно миновал отрезок пути между Севастополем и Евпаторией. Единственным досадным происшествием была поломка машины на одном из пароходов, от чего их число уменьшилось до семнадцати вымпелов. Шли они без огней, обозначив своё присутствие в море лишь топовыми фонарями. Также не было на мачтах кораблей флагов, хотя остряк Бутузов настойчиво просил Ардатова разрешить поднять черные знамена с черепом и скрещенными костями.
Несшие дозор на кораблях армады матросы, либо проспали появление русских брандеров, либо приняли их за английские пароходы идущие из Варны с провиантом для экспедиционных сил. В основном на рейде перед Евпаторией располагались французские и турецкие суда, тогда как англичане ещё только собирались перевести свои корабли в Крым.
Полностью уверенные в том, что русские моряки не рискнут покинуть Севастополь, британцы отправили свои винтовые корветы и линейные корабли для охраны транспортов лишь на время их плавания к берегам Крыма. Как только высадка десанта состоялась, флот Её Величества вернулись в Варну, оставив для охраны парусных кораблей только два винтовых корвета. Это был весьма рискованный шаг со стороны англичан, так как стоявший в это время у берегов Крыма штиль, моментально превратил парусные корабли армады в беззащитную мишень перед русскими брандерами.
Успевшие высадиться на берег французские и турецкие пехотинцы ночь провели возле деревни Кюнтоуган, поскольку дымящиеся кварталы Евпатории не вызывали сильного желания становиться там на постой. Обладая минимальным количеством палаток и продовольствия, французские солдаты недовольно ворчали на недосмотр своего начальства, из-за которого они были вынуждены проводить ночь под открытым небом Евпатории.
Союзная эскадра только-только забылась тяжелым сном, когда со стороны моря к ней незаметно приблизились охотники Ардатова. Силуэты вражеских кораблей хорошо просматривались на фоне занимающейся рассветной зари и, качнув на прощание, друг другу бортами, капитаны повели свои пароходы в первую и последнюю атаку.
Идущий головным мичман Бутузов получил под свое командование таранный брандер и потому с большой придирчивостью, рассматривал корабли противника, тщательно выбирая цель своей атаки. Молодому офицеру очень хотелось непременно уничтожить либо парусный линейный корабль или либо винтовой корвет, однако, не имея на своем борту мин и горючих материалов, он прекрасно осознавал иллюзорность собственных желаний. Лучшее, что он мог сделать в этой ситуации, это атаковать парусный фрегат неприятеля, на котором находились ещё не успевшие съехать на берег солдаты. Определить это на глаз было почти невозможно и потому, на время, притушив в груди азарт охотника, мичман осторожно приближаться к стоящим на якоре кораблям противника.
Если Бутузов был существенно ограничен в выборе цели своей, то у идущего вслед за ним лейтенанта Корфа, руки были полностью развязаны. Его брандер был вооружен гальваническими минами, которые позволяли атаковать любой корабль противника. Подобную преференцию лейтенанту, Ардатов сделал с учетом его опыта и мастерства, и Корф всячески старался оправдать выбор своего командира. Ещё только приблизившись к вражеской армаде, его хищный взгляд сразу выхватил из стоящих на рейде кораблей британский винтовой корвет, несший боевое охранение эскадры. Без всякого колебания, Корф повернул свой пароход в его сторону, держа курс на столкновение.
Заметив маневр Корфа, британцы принялись отчаянно сигнализировать неизвестному пароходу, об опасности производимых им действий, однако это не дало никаких результатов. Задорно дымя трубой, брандер приближался к корвету все ближе и ближе, упорно не желая менять свой курс. Расстояние между судами неудержимо сокращалось. Враждебные намерения незнакомца стали очевидны и только тогда, с корвета, по нему нестройно ударили пушки.
Расчет Ардатова на то, что попасть в быстро движущий пароход из корабельных пушек будет очень трудно, полностью оправдался. К тому же спешка и торопливость комендоров, лихорадочно наводивших жерла своих пушек на неизвестно откуда взявшегося врага, свели результативность их стрельбы к нулю. Выпущенные с корвета ядра упали далеко в стороне от брандера, не причинив ему абсолютно никакого вреда.
Одновременно с открытием огня, на мачте "Санспарела", так называлось корвет, взвился сигнал тревоги, оповещая все остальные суда армады о появлении врага. Времени на перезарядку орудий у команды корвета уже не оставалось, и потому, капитан корвета принял единственно правильное в этой ситуации решение. Развернуть свой корабль носом к противнику и свести к минимуму урон от лобового столкновения с ним. Кроме этого, он приказал команде открыть по русскому брандеру оружейный огонь, в надежде перебить вражескую команду и тем самым избавить корвет от столкновения с ним.
Капитан корвета командор Гастингс, был не только опытным офицером, за плечами которого было не одно сражение на море, но и хорошим воспитателем нижних чинов. Не было дня, чтобы он не размочил в кровь корабельный канат, именуемый в британском флоте "кошкой", о спины своих матросов. Телесному наказанию матросы подвергались за малейшую провинность, и от того дисциплина на корвете была железной. Не прошло и пяти минут, как град штуцерных пуль обрушился на пароход, безжалостно кроша в щепки его капитанскую рубку и прочие деревянные надстройки.
Не будь на палубе брандера многочисленных мешков с песком, возможно англичанам и удалось бы отвратить от себя надвигающуюся на них угрозу но, укрывшись за надежной баррикадой, Павел Корф, уверенно вел свой корабль.
— Держитесь братцы! Сейчас вставим англичанам фитиль под самый хвост! Так зачешутся, любо дорого смотреть! — азартно подбадривал лейтенант свою маленькую команду, несшую вахту у распахнутого чрева пароходного котла.
— Так вашбродь жахнем, что они точно, до самой королевы долетят с нашим горячим приветом! — кричали ему в ответ матросы, энергично забрасывая в огненное жерло очередную порцию угля. Когда до британского корвета оставалось чуть более десяти метров, Корф приказал: "Все за борт!" и матросы послушно бросились на корму, где была привязана шлюпка.
Сам же капитан, не спешил присоединиться к ним. Полностью веря в силу своих расположенных на носу парохода мин, Корф посчитал своим долгом остаться у штурвала корабля до последней минуты и полностью оплатить заявленный им вексель.
Малый размер русского парохода, отсутствие на его палубе абордажной команды и языков пламени, столь характерных для атакующего брандера, ввело в заблуждение командора Гастингса. Не ведая о тайном вооружении противника, англичанин решил, что Корф намерен таранить корвет, и был очень рад этому. Из-за особенности конструкции, нос британского корабля был окантован металлическими листьями, что превращало его в мощный таран, подобно тарану древних триер. Гордая улыбка гуляла по лицу капитан Гастингса, от предвкушения сюрприза который получит русский наглец, посмевший бросить вызов могучему корвет Её Величества, однако его ждало горькое разочарование.
Развернувшись друг к другу, противники быстро сближались и вскоре, бушприт британца гулко ударил по русскому пароходу, уверенно сминая его нос. Крики радости прокатились по корвету, но тут же были прерваны двумя глухими взрывами под бушпритом. Корпус корабля подбросило из воды с такой силой, что стоявшие на палубе моряки, дружно рухнули на палубу корвета.
Вместе со всеми с ног был сбит и командор Гастингс, несмотря на то, что крепко держался за корабельные поручни. Прижатый к доскам палубы упавшими на него матросами, он сразу отметил носовой крен корвета, и это открытие сильно напугало капитана.
— Трюмы, проверьте трюмы, черт возьми! — кричал Гастингс, отчаянно пытаясь растолкать барахтавшихся на нем людей, но сделать это ему удалось не сразу. Прошло несколько томительных минут, прежде чем при помощи кулаков и ног он выполз из-под груды тел.
— В трюм Монс, в трюм! — приказал Гастингс боцману, стоя на четвереньках, не имея сил встать на ноги. Он все еще надеялся, что повреждения корвета не будут серьезными, но громкие крики о помощи, доносившиеся из недр корабля, подтвердили его самые мрачные опасения. "Санспарела" получил большую пробоину и в его трюм, неудержимым потоком проникала вода.
Главный виновник бедствий английского корвета лейтенант Корф, также не удержался на ногах при столкновении судов и, падая на палубу, сильно ударился спиной. От боли лейтенант потерял сознание и пришел в себя только в шлюпке, куда его перенес матрос Гаревой. Не выполнив приказ командира, он до конца остался на корабле и после взрывов проник в рубку, где и нашел Корфа в бессознательном состоянии.
Благодаря тому, что второй корвет англичан "Трибюн" был занят оказанием помощи своему товарищу, а на борту брандера возник пожар, смельчаки смогли незаметно скрыться с поля боя и пристать к берегу. Там их уже поджидали казаки Зоргича, без промедления, отправившие героев в Севастополь.
Густой дым от пожара на брандере Корфа, низко стелившийся над волнами и сильно закрывавший общий обзор, позволил третьему русскому брандеру незаметно приблизиться к "Трибюн" капитана Стаба. Британцы слишком поздно обнаружили приближающуюся к ним на всех парах опасность, но не потеряли голову от страха и приготовились к отпору. Видя, каким безрезультатным был бортовой залп командора Гастингса, Стаб решил остановить врага, дав залп с минимального расстояния. Канониры корвета лихорадочно наводили свои орудия на юркий пароходик, отважно идущий в наступление на врага.
Глазомер не подвел британских канониров. Стоявшие на палубе моряки отчетливо видели, как на борту вражеского брандера взвился черный гриб разрыва, и на морскую поверхность густым градом полетели обломки обшивки корабля. Вместе с ними в море упали два человеческих тела, а на борту корабля появились языки огня, быстро охватившие весь корабль. Это вызвало бурю восторженных криков среди команды корвета, однако вскоре, они сменились криками удивления и настороженности.
Не смотря на сильный огонь, что все сильнее и сильнее охватывал его, русский брандер продолжал упрямо идти на сближение с корветом. До основания заполненный горючими материалами и подожженный противником раньше времени, он превратился в огромный факел.
Сотни глаз с "Трибюн" наблюдали, как ярко горит капитанская рубка парохода, охваченная огненными языками пламени. Всем было отлично видно, что там находился живой человек, продолжающий управлять горящим кораблем, несмотря на смертельную угрозу нависшую над ним. С замиранием в сердце британцы ждали того момента когда, не выдержав страшного испытания огнем и дымом, русский моряк оставит горящее судно и броситься за борт, спасая свою жизнь. Однако секунды шли за секундами, но ничего не происходило. Стоявший за штурвалом парохода человек, был готов обменять свою жизнь на возможность нанести урон врагу.
Охваченный огнем брандер с грохотом ударился в борт "Трибюн", проломил его и прочно застрял в корпусе корвета. Огненный сноп горящих обломков и искр обрушился на палубу корабля капитана Стаба, угрожая в считанные минуты уничтожить все паруса и такелаж корвета.
Не прошло и пары минут с момента удара, как команда бросились на борьбу с огнем, и наверняка смогла бы отстоять корвет от огня, но от столкновения с брандером была повреждена одна из стенок крюйт-камеры. Вскоре, языки пламени и огромные снопы искры подобно сказочному дракону проникли внутрь крюйт-камеры, вынося королевскому корвету смертельный приговор. Английские матросы отчаянно пытались справиться с ужасным врагом с помощью воды, но корабль был обречен.
Могучий взрыв с легкостью расколол красавец "Трибюн" пополам, безжалостно разметав в разные стороны останки того, что ещё недавно был одним из лучших винтовых корветом флота Её Величества. Из экипажа корвета уцелели лишь те, кто находился в шлюпках, пытаясь оказать помощь терпящей бедствие команде командора Гастингса. В одно мгновение они превратились из спасителей в спасаемых.
Из числа охотников этого русского брандера не спасся никто. Все они нашли свою смерть в этом смертельном поединке, с честью выполнив взятый на себя долг перед Отечеством. Так сражались в этот день с врагом черноморские моряки, защитники Севастополя.
К счастью для французской эскадры, пути русским брандерам к самым ценным призам атаки линейным кораблям с пехотой на борту, были прочно перекрыты пароходами, парусными фрегатами и прочими судами. Некоторые из них были пустыми и когда русские охотники таранили их или поджигали их, с борта поврежденных кораблей в море прыгала лишь одна команда. Конечно, морякам было до смерти обидно, что им не удавалось нанести врагу того урона, на который они рассчитывали, но даже гибель вражеского транспорта с его грузом, парохода или военного корабля шло в общую копилку будущей победы.
