Оставалось вспомнить, что же произошло после того, как Флавий ударом ноги отправил охранника обратно по лестнице. Помнится, второй из них, который белобрысый, уклонился, выпрямил руку и...
А дальше пустота.
Похоже, чем-то кинул, и это что-то вырубило римлянина до утра. Что сейчас утро, он знал точно, внутренние часы по-прежнему исправно тикали, и он был уверен, что на дворе уже светло. Поди, начало шестого или около того. Да, скорее всего, минут двадцать после пяти.
Надо выбираться. И диавол побери, первым делом узнать, что там с Гизой. Когда Флавия вырубили, она вместе с Мариусом теснила противника в комнате. Остается надежда, что девушка и вампир успели убраться оттуда подобру-поздорову. Наверняка уходили через какой-нибудь другой ход, иначе бы обязательно наткнулись на него, упавшего без чувств у лестницы. Флавий был готов поставить паровой фрегат против дохлой портовой крысы, что уж кто-то, а Гиза не бросила бы любимого среди врагов.
Или случилось что-то худшее. Но об этом Флавий пока думать себе запретил. Крепко-накрепко.
− Я буду краткой. Мне нужны такие достойные мужи как ты.
Женщина поудобнее устроилась в кресле, поерзала излишне откормленным задом и уставилась бесцветными буркалами на круда.
Мариус усмехнулся. По привычке последних нескольких минут сплюнул на пол, пытаясь избавиться от жжения в горле и мерзкого привкуса гнилой крови. Язвительно произнес:
− Ну, если тебя развернуть и нагнуть, чтобы не видеть рожу, то я, пожалуй, готов немного побыть твоим мужем. Видать, совсем плохо с хахалями?
− Очень невежливо с твоей стороны, — холодно заметила женщина. Лучиан, объясни ему.
Охранник, такая же серая гнилая тварь как давеча, коротко ткнул Мариуса в живот пониже груди. Круд согнулся насколько позволяли оковы и закашлялся, выплевывая сгустки черной гадости из желудка.
− В-вот спасибо, милая, − вполголоса произнес вампир, когда первые спазмы прошли. − А я все думал, как же вытошнить эту гниль....
Охранник добавил. На этот раз в пах, по шее, в горло, снова по шее.
Мариус болтался в кандалах как тряпичная кукла, и каждый удар бескуда бросал его в сторону.
− Довольно. Пусть очухается.
Голос Владлены звучал где-то в других мирах, и круд его почти не слышал. Благодаря всех богов, а больше всего этого гнилого бескуда за то, что воронье карканье придурочной дамочки заглушали туман отупения и багровая пелена боли. Но благословенное состояние длилось недолго — палач окатил Мариуса ведром темно-красной жидкости, потом еще одним.
Кровь с шипением впитывалась в кожу вампира, моментально заживляя все ссадины и возвращая круда в сознание. Через пару минут он снова стоял перед Владленой, здоровый и невредимый. Кожа приобрела здоровый розовый цвет, а мышцы налились новой силой.
Только вот даже силы круда недостаточно, чтоб разорвать веревки, что держали руки круда распростертыми.
− Знаешь, на что ловить, да? − улыбнулся Мариус. − Думаешь, я подобно сотням твоих прихлебателей возрадуюсь потоку дармовой крови и пойду за ней куда скажешь?
− Пойдешь, конечно, − кивнула женщина. − Куда ж ты денешься? Вопрос только, как скоро. Сколь долго тебе придется терпеть очень сильную боль, чтобы через пару минут от нее оставались только воспоминания. Поверь, я и мой верный Лучиан еще не начали говорить с тобой по-плохому.
− Скорее бы, − мечтательно произнес круд. − Вы так щедры на кровь, моя госпожа! Я просто молю небеса и преисподнюю, дабы снова и снова пожирать живительную влагу мириадами ведер.
Мариус приготовился к новой вспышке, но бескуд оставался неподвижным. Перекормленная коза на троне задумчиво (и неэстетично, фу!) куснула губу и поинтересовалась:
− Ты знаешь, что случилось с твоими друзьями?
Вампир кивнул.
− В самом деле? − удивилась Владлена.
− Разумеется. Сто шестьдесят девять человек сгинули в Бойне Дракона. Почти восемьсот человек вы уничтожили позже, в назидание за то, что мы отказываемся служить трансильванскому графству. Еще полторы тысячи принесены в жертвы вашему никчемному божеству, слава Богу, навсегда изничтоженному. И около трехсот сорока крудов из числа самых лучших были выслежены в последние годы вашими шпионами вроде этого серого ублюдка.
Мариус сплюнул под ноги бескуду и снова повернулся к женщине на троне.
− Пожалуй, я ненавижу серых тварей даже больше, чем тебя. Ты-то — просто обезумевшая баба, получившая власть над неведомым. А эти...
Круд задумался, подбирая подходящее определение.
− А эти недокруды — прямой вызов Богу. Они созданы явно без его участия, согласия и тем более желания.
Мариус признавался себе, что понятия не имеет, кем и с какой целью были созданы бескуды. Впрочем, и для своего-то народа он с трудом находил причину существования. В мире, заполненном обычными людьми, род вампиров выглядел ошибкой Всевышнего, недоглядом в один из дней божественного Созидания. Может быть, у Создателя что-то зачесалось под мышкой, когда он создавал людей, и это послужило толчком к появлению на свет крудов? А может быть, наоборот, изначально мир должны были заселить круды, возглавив пищевую пирамиду, а люди — именно они и есть ошибка Господа?
На этот вопрос не могли ответить даже лучшие богословы Общины. Но пытались. А вот бескудов без обсуждений признали недосмотром Творца, а скорее — даже и происками Антипода. Ибо негоже, чтобы такие звери в человеческой шкуре ходили по грешной земле. Собственно все назначение Мариуса в этой миссии и было в том, чтобы раз навсегда уничтожить обладателей 'гнилой крови'. Как эти твари рождаются, Мариус знал. Как умирают — успел заметить, когда Флавий буквально разорвал бескровного урода на куски. Теперь остается одно: выжить, снова добраться до гнезда Мятежа и обезглавить восстание. Для этого нужно всего-то лишить жизни эту надменную стерву.
Стерва лениво махнула рукой в сторону закованного пленника:
− Лучиан, продолжай.
Потом сошла с трона и направилась к выходу из подземелья, мимо извивающегося в кандалах вампира.
Выбраться из ледника оказалось не просто — очень просто. Флавий элементарно открыл потолочный люк и вышел на свет божий по приставной лестнице. Те, кто его сюда сбросил (и как донесли-то?), были уверены, что швыряют на лед труп. Потому даже подумать не могли запереть выход.
Как и следовало ожидать, ледник располагался в подвальном помещении. Скорее всего, на самом нижнем ярусе подземелья. Стало быть, дорога отсюда только одна — наверх.
Римлянин не торопясь прокладывал путь по темным коридорам. Зрение работало отлично. Насколько позволяли глаза, Флавий просматривал каждый коридор вдаль, прежде чем двинуться вперед. Не то чтобы опасался стражи или тем более случайных слуг, но предупрежден — значит вооружен.
Заглянув в случайный боковой проход, Флавий заприметил не до конца прикрытую дверь. Щель мизерная, почти невидима, но для обостренного по темноте зрения нгулу этого оказалось достаточно, чтобы заинтересовать Флавия. Мужчина дошел до двери, легонечко ее приоткрыл и, вновь переключившись на обычное зрение, заглянул внутрь.
В скудно освещенном двумя факелами зале, строго по центру стоял металлический стул. Точнее, даже трон — неудобный, прямоугольный, с высокой и бестолковой спинкой, сплошь украшенной резьбой по металлу. Трон пустовал. Но люди в комнате все же имелись.
Один висел в кандалах. С двух сторон комнаты к ним тянулись толстые веревки, поэтому казалось, что пленник завис в воздухе, ни к чему не прикрепленный. И в настолько избитом состоянии, что напоминал кусок освежеванного мяса. Несчастного раздели до пояса, но это было излишне — в его положении было уже абсолютно наплевать, одет он или нет. Браслеты впились в плоть чуть ли не до кости, все лицо представляло собой огромный, сочащийся кровью синяк. Ноги бессильно подогнуты, голова запрокинута назад. На груди и спине — и вовсе какофония ран, ссадин, рубцов и синяков. В паре мест кожа пластами отделилась от тела, обнажив кровящие мышцы.
Рядом с жертвой стоял палач. Какая-то странная, немного сутулая фигура с мертвенно-бледной, почти серой кожей держала в руках старинный кистень, взвешивая его в руке и высматривая, куда бы еще ее приложить к пленнику.
Возможно, Флавий и оставил бы господ беседовать с глазу на глаз, но тут взгляд нгулу наткнулся на ворох тряпья неподалеку от металлического трона. Механическое сердце нгулу дернулось и забило барабанную дробь — Флавий узнал пижонский колет и широкополую красную шляпу Мариуса. По-видимому, где-то рядом должен быть и плащ.
Не думая, Флавий рванул дверь и буквально швырнул себя на серого урода с кистенем в руках. Кровожадно щелкнул, вырываясь в бой, верный автоклинок лучшего в мире нгулу.
Палач изумленно обернулся в сторону мужчины с сияющими голубым светом глазами и поднял оружие, защищаясь. Но это было последнее, что он успел сделать в этой жизни. Флавий, повинуясь какому-то наитию, не стал устраивать показательный бой и одним движением руки снес сутулому господину башку.
Мариус услышал стук падающей на пол головы и поднял взгляд.
− О, мой друг, − захрипел круд. − Я очень тебе рад. Дай крови...
Это все, что успел сказать изуродованный до неузнаваемости вампир, прежде чем снова повиснуть на веревках. С ними Флавий разделался тем же автоклинком, а браслеты просто топтал ногой, пока не лопнут. Поднял окровавленное тело Мариуса (круд оказался совсем легеньким) и перенес к подножию трона. Там холодный камень пола покрывал небольшой, но все же плотный половичок.
− Мариус, дружище, ну давай же...
Флавий похлопал вампира по щекам. Никакой реакции, лишь разлетелись в стороны кровавые брызги.
− Очнись, вампирская рожа! Тебя же так просто не возьмешь!
Круд приоткрыл один глаз и повторил:
− Крови...
Римлянин без колебаний вскрыл бы себе вену, но его кровь, как он подозревал, кровососущему круду придется не по вкусу. Может быть, выжать до последней капли палача? Но и здесь ждало разочарование — к величайшему изумлению Флавия обрубленная шея сутулого инквизитора не проронила ни капельки красной жидкости. Срез был испещрен сотнями черных точек — и только.
Тем не менее, крови-то хватало! Пол ею просто залит. Такое ощущение, что ее тут выплеснули целое озеро. Флавий проследил за чьими-то следами, хорошо отпечатавшимися на полу, и добрался до укромного уголка зала. Там, за невысоким буртиком, виднелась дырка в камне. Квадратная, фута два шириной. Рядом с дыркой ведро, к нему примотана красная веревка. Приглядевшись, Флавий понял, что веревка-то обычная, просто она до предела пропитана кровью. На дне ведра также оставалась алая влага.
Флавий опустил ведро в дыру. Раздался плеск как в колодце. Дождался, пока ведро наберет жидкости (уже подозревал какой), и вытянул вверх. Оставалось напоить круда.
А говорили-то, говорили-то, будто бабушкины сказки врут, и что вампиров не существует. А вот нате — Флавий собственноручно отпаивает одного из этих... существ.
Лить кровь из ведра в рот лежащего на полу — задача не из легких. Мариус упорно не хотел глотать, кровь заполнила ему рот и полилась на щеки. Потом Флавий заметил: там, где красная жидкость течет по коже вампира, последняя шипит и открывается крупными порами, жадно поглощая содержимое ведра. Римлянин прекратил поить круда через рот и плеснул немного на грудь. Красная вода тут же впиталась в тело, а на месте впитывания кровавые синяки буквально на глазах сменялись на чистую, розовую кожу.
Далее все было делом техники. Флавий несколько раз окатил бесчувственного Мариуса из ведра, и десятью минутами позже круд уже надевал свою шляпу, стараясь не повредить изысканную прическу.
− Еще раз спасибо, Флавий, − произнес Мариус, в очередной раз пожимая руку римлянина. − Не могу сказать, что ты совсем уж вовремя, но лучше поздно, чем никогда, верно?
− Верно! − улыбнулся тот.
Никогда в прошлой жизни Флавий не поверил бы, что будет радоваться воскрешению вампира из мертвых. Нет, из почти мертвых.
− Да, и... − круд нахмурился. − Мне очень жаль, что случилось с домнулой Гизой. Прими мои соболез...
− Что??? Что ты сказал?
Флавий пришел в себя и отпустил плечи вампира только после того, как тот отвесил римлянину звонкую оплеуху. Повредить она не могла, но привела в чувство. Но именно чувства сейчас Флавию и не подчинялись.
Он почти ослеп — во всяком случае, что-то случилось с глазами, и они разом потеряли чувствительность. Механическое тело не слушалось. Его трясло и колотило, как будто неведомые палачи подключили разом ко всем проводам, ведущим к источнику Электро. Флавий не слышал продолжение фразы из уст круда, но интонации и глаза Мариуса говорили лучше любого университетского лектора.
− Диавол... диавол... − только и мог бормотать Флавий.
Круд не врет — незачем ему. Это правда, правда... но почему не ложь??? Полцарства за нагло врущего вампирьего сукина сына, потешающегося над слабостями римлянина!
Флавий сидел у выхода из пыточного застенка, но выходить уже не хотелось. Зачем?
Даже когда черная демоница Миландра резала на части его тело и выковыривала глаза — не было так больно. Флавий и не думал, что одна единственная фраза из уст соболезнующего вампира может разом высосать все силы здорового, полного жизненной и механической энергии тела. Притупить зрение, замазать глиной уши, ослабить руки и подкосить ноги.
Своеобразные отношения с Гизой он никогда не воспринимал всерьез. Ну право, что за пара — чудовище на семь восьмых машина и красивая, хрупкая и смертоносная девушка-убийца. Он никогда не верил, что сильнее всего их связывает присутствие другого рядом. А вон оно как...
Вампир присел рядом.
− Хочешь историю о крудах? Помнится, тебя очень интересовало прошлое нашего рода.
Флавий не ответил. Лишь запрокинул голову и посмотрел в потолок. Потолок как потолок. Ничего интересного. Но почему-то разглядывать трещины в камне для Флавия сейчас было самым важным делом в жизни.
− Однажды один молодой, очень молодой круд, у которого ну решительно все не клеилось в жизни, убедил себя в том, что все зло в мире от людей, − начал Мариус. − Эти тупые теплокровные твари, обозленные на вполне естественное желание крудов получать кровь, погожим ясным днем устроили целый поход на деревню Общины (как они ее обнаружили — неизвестно), и только чудом наш молодой герой остался в живых. Но потерял всю свою родню.
В то же самое время одна безумно одинокая девушка-человек думала 'об этих тварях-кровососах', наверное, даже с большей ненавистью, чем наш друг 'об этих нерассуждающих убийцах'. Девушка думала сразу о двух крудах. Это была пара влюбленных вампиров, тоже молодых, полных сил и энергии. В порыве любовного экстаза они выследили и 'осушили' до смерти немолодую семейную чету — это были отец и мать девушки.
