Горошина для принцессы

А лучше бы этого не делал!

Хотя с другой стороны... Всё, что ни делается, к лучшему! Потому что нужно жить дальше!.. А перед этим всё позабыть! А перед этим всё вспомнить! Владимир задёрнул шторы и вернулся в койку.

Там за окном стояла глухая ночь, ни звёзд, ни Луны. Там за окном свистел ледяной ветер. Там за окном пустынный берег хлестали волны...

Он поднимался по длинной лестнице, спускающейся к морю от санатория. Поднимался очень долго... Уже целую вечность.

Владимир поднял голову и посмотрел вверх. У лестницы не было ни конца, ни края. Он оглянулся назад. Начала у этой лестницы не было тоже. Внезапно у него закружилась голова. И он прижался к вздыбившимся ступеням, чтобы не скатиться вниз. И пополз вверх. Потому что вниз не хотел. И вдруг увидел Снежку.

Она стояла чуть выше. И улыбалась. На ней было его любимое, белое с синим, платье. И белые туфельки. Её льдисто-серые глаза лучились неизъяснимым светом. А золотые волосы трепал ветер.

Снежка держала на руках маленького мальчика. Их сына!.. Его и её!! Почему-то он совершенно не сомневался в этом!

Снежка поставила сынишку на ступеньки рядом с собой и сказала:

— Иди к своему папе, Егорка!

И Владимир выпрямился! И рванулся вверх! И вытянул руки, чтобы успеть подхватить малыша, когда тот шагнёт к нему навстречу!

И в этот момент проснулся...

Владимир не верил ни в сны, ни в сонники. Что он, бабка старорежимная, что ли! Но этот сон был таким ярким! Таким красочным! И, ясное дело, что-то означал. Вот, только что именно?..

— Иволгин! — окликнули его, когда он выходил из столовой после завтрака. Владимир оглянулся и увидел комкора Таращенко.

Комкор, полный лысоватый мужчина лет пятидесяти, когда-то служил в Первой Конной, а теперь был заместителем командующего войсками Архангельского военного округа. Они познакомились во время весенней сессии Верховного Совета.

— Здравствуйте, товарищ комкор! — пожал его руку Владимир.

— Поздравляю с очередным званием, товарищ полковник! — сказал Таращенко. — И заслуженной наградой, — кивнул он на новенькую Золотую Звезду, поблескивающую у Владимира на груди.

— Спасибо, — сдержанно улыбнулся Владимир.

— Какими судьбами? — поинтересовался комкор.

— Да, вот, отлёживаюсь после ранения, — показал на свою тросточку Владимир.

— Понятно, — сказал Таращенко и помахал рукой кому-то у него за спиной. — Хочу представить тебя супруге, — пояснил он, беря Владимира за локоть и поворачивая. — Познакомься, дорогая! Иволгин Владимир Иванович! Помнишь, я о нём рассказывал?

— Очень приятно! Таращенко Алевтина Марковна, — подала свою узкую ладонь жена комкора и улыбнулась. — Можно просто Тина.

Владимир был ошеломлен, но быстро взял себя в руки:

— Полковник Иволгин... Очень приятно.

На Тине было надето синее платье, выгодно подчеркивающее цвет глаз и все достоинства её великолепной фигуры. Которую Владимир и так хорошо помнил! Наверное, даже слишком хорошо...

Тина поняла, о чём он думает. И её щёки порозовели. От удовольствия.

— Владимир Иванович! Выручай! — сказал комкор. — Не в службу, а в дружбу!

— Да, — посмотрел на него Владимир. — А что случилось?

— Ты понимаешь, какая штука, — замялся Таращенко. — Мы здесь уже третью неделю отдыхаем. И Тиночка заскучала у меня совсем! Погода, сам видишь, какая! Дождь да слякоть! В театре мы уже были. В ресторан каждый день не находишься. А больше никаких развлечений!

— Чем же я-то могу помочь? — удивился Владимир.

— Тут по вечерам танцы в актовом зале устраивают для отдыхающих, так я разок сходил вместе с Тиночкой. Да только какой из меня танцор! — виновато посмотрел на жену Таращенко. — Владимир Иванович, ты у нас помоложе будешь! Сходил бы ты с ней как-нибудь на танцы, а? Сам понимаешь, такую красавицу одну отпускать никак нельзя! А с тобой совсем другое дело!

Такого поворота Владимир никак не ожидал. Он посмотрел на Тину. Которая стояла, скромно опустив долу свои синючие глаза, и ждала, что он скажет.

— Так, ведь, и я сейчас в танцоры не гожусь, — наконец, нашёлся, что ответить Владимир. И предъявил тросточку в качестве оправдательного документа.

— Это ничего, — успокоил его Таращенко. — Танцевать и не надо! Танцоров тут и без нас с тобой хватает! Ты просто проводи её и всё! А она пусть сама развлекается! А ты посиди, музыку послушай, на девушек посмотри! Ну, и Тиночке компания!

Владимир не знал, что делать.

— Выручай, брат, а! — взмолился Таращенко. — Только на тебя надежда и осталась!

— Ладно, — вздохнул он. — Если танцевать не надо...

— Не надо! Не надо! — закивал обрадовано комкор. — Ну, что, договорились? — протянул он руку.

— Договорились, — сказал Владимир. — Если Алевтина Марковна не возражает.

Тина улыбнулась так плотоядно, что у него побежали мурашки по коже. Владимир посмотрел на комкора, но тот, ничего не замечая, тряс его руку. С нескрываемым облегчением.

— Значит, до после ужина? — спросил Таращенко.

— Я зайду в половине восьмого, — сказала Тина.

Так, подумал Владимир, всё опаснее и опаснее!

— Нет, уж! Лучше я сам к вам зайду, — сказал он.

Как же с ним, всё-таки, трудно, подумала Тина!

— Правильно, — одобрил комкор. — Кавалер всегда сам заходит за дамой!

Ничего, ничего, прикусила свою пухленькую губку Тина! Глядя на Владимира голодными глазами. Это тебе не поезд! Никуда ты от меня уже не денешься!

После ужина он при полном параде явился в номер Таращенко.

Увидел Тину и обомлел!

Времени у неё было маловато, но она заставила мужа выпросить машину у начальника санатория на весь день. В своё распоряжение. И превзошла себя!

Роскошная причёска (три часа в парикмахерской!), маникюр и педикюр (два часа!), лёгкий, но очень чувственный макияж (ещё час!), сделали её совершенно неотразимой!

Образ роковой женщины довершали дорогие духи и золотые украшения, туфли на высоком каблуке и шёлковое вечернее платье с вызывающе откровенным декольте и вырезом на спине!

Они неплохо смотрелись рядом! Обворожительная томная красавица и суровый молодой полковник с Золотой Звездой Героя и множеством орденов на груди.

И словно магнитом притягивали к себе взгляды.

Впрочем, Владимира это нисколько не смущало.

Во всяком случае, до тех пор, пока он не наткнулся на взгляд Снежки.

Она стояла одна. В уголке... И смотрела на него.

На ней было белоснежное платье, которое он подарил ей когда-то. И белые лакированные лодочки.

За год Снежка очень изменилась. Но это была она.

Такая же стройная. Только грудь потяжелела и налилась, а линии фигуры стали глаже и женственнее. То же золото волос. Только причёска другая. Не короткая мальчишеская стрижка, а мягкие волны до плеч.

Глаза цвета ненастного зимнего неба смотрели на него в упор...

С трудом справившись с предательской слабостью в коленях, Владимир подошел к Снежке и протянул ей руку, приглашая на танец. Молча. Потому что в самый последний момент у него внезапно перехватило горло.

Она посмотрела расширившимися глазами прямо ему в глаза, сама не в силах вымолвить ни слова, и также молча вложила дрожащие пальцы в его широкую ладонь. И пошла за ним...

Владимир вывел её в круг и тихонько привлёк к себе.

Не отрывая взгляда от его глаз, Снежка медленно опустила руки ему на плечи и позволила себя обнять... И повести в танце...

Забыть тебя не так уже легко мне!

Забыть твой взгляд, забыть твой смех, обман!

Жить одному без тебя невозможно!

Не верю я тебе, твоим слезам!..

Владимир не слышал музыки. Не понимал слов. Ни о чём не думал...

Он смотрел в любимые льдисто-серые глаза и тонул в них. Тонул без конца и края... Всё глубже и глубже уходя в их прохладную светлую безконечность.

У него безудержно кружилась голова. От невесомого прикосновения её рук. От тепла и близости её тела. От нежного, уже позабытого им, запаха её волос.

Владимир словно плыл над полом, не чуя его под собой, не понимая, что делает. И не желая ничего понимать. Мечтая лишь о том, чтобы это танго не кончалось никогда...

Признайся мне! В твоей слепой измене!

Признайся мне! За правду всё прощу!

Ты и я в слезах любви найдём забвенье!

Их запить хочу, измену, грусть свою...

Снежка тихо таяла в объятиях Владимира, как тает снег под лучами весеннего солнца. И плыла в танце. Не думая ни о чём...

Она смотрела в любимые карие глаза, заворожённая их бездонной тёплой глубиной... Она чувствовала под ладонями упругие бугры атлетических плеч Владимира... Она ощущала, как её грудь иногда касается его твёрдой усыпанной орденами груди. И от каждого прикосновения внутри неё пробегали звонкие огненные волны, а голова кружилась всё сильнее и сильнее...

Признайся мне! Пока ещё не поздно!

Признайся мне! Но не жалей меня!

Ты провинилась! Поправить всё возможно!

Я твой! Признайся мне! Прощу тебя!..

Музыка окончилась...

Они стояли посреди танцплощадки совершенно одни... Глаза в глаза.

Владимир с трудом разжал руки. Собрав все свои силы, Снежка отняла ладони от его плеч. Разрыв между их телами, отсутствовавший ещё миг назад, со световой скоростью превращался в безкрайнюю бездну. Безнадёжно и неотвратимо.

Они одновременно медленно отступили друг от друга.

Музыка окончилась...

Владимир проводил Снежку в уголок, где она стояла перед этим.

— Нам нужно поговорить, — тихо сказал он.

— Да, — согласилась она и опустила глаза.

— Может быть, завтра? — спросил Владимир.

— Хорошо, — не поднимая глаз, сказала Снежка. — В десять часов я кормлю Егорку, и он потом спит до обеда...

Егорку? Владимир вдруг вспомнил свой недавний сон. Такой яркий и красочный...

— Я приду, — кивнул он.

— Приходи, — прошептала она. — Мы остановились в триста десятом.

Мы?! У него внезапно потемнело в глазах! Она здесь со своим доктором?!

— Если хочешь, мы можем завтра же оформить развод, — сказал он.

Развод?! Снежка не верила своим ушам! Он хочет с ней развестись?! Завтра?!

— Да, — сказала она.

А что ещё она могла сказать?!

Владимир вернулся к своей спутнице, необыкновенно красивой женщине, которая всё это время ревниво поглядывала в их сторону. А когда он подошёл, по-хозяйски вцепилась ему в рукав и зашептала что-то прямо на ухо. И он улыбнулся ей.

Он. Ей. Улыбнулся.

Снежкины глаза наполнились слезами. Она резко повернулась и пошла на выход. Из последних сил сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Из последних сил сдерживаясь, чтобы не побежать! Из последних сил сдерживаясь... Пока не дошла, наконец, до дверей и не закрыла их за собой. А он не догнал её, не остановил!

И остался с этой.

С другой...

Глава десятая

Снежка плакала всю ночь.

Плакала до тех пор, пока не кончились слёзы. Но и после этого её плечи ещё долго сотрясались от беззвучных рыданий...

Сначала она плакала, забившись в какой-то тёмный закуток. Не то кладовку, не то бытовку... Вообще-то это была гладилка. Но это было не важно.

Ничего уже было не важно!

Потому что она видела всё! И сама убедилась в его предательстве. Воочию!.. Она сама видела, как он шёл под руку с этой женщиной! Такой красивой! Словно заграничная королева! Или герцогиня. Которая смотрела на него так... Так... Словно хотела его проглотить! А он! Улыбался ей!.. Предатель!

Снежка просто заливалась слезами.

Она знала! Она знала!! Она знала...

Что не надо было ходить на эти дурацкие танцы! Что не надо было приезжать в эти Сочи! Что не надо было...

Уходить от Владимира.

А он! Сошёлся с этой! Герцогиней. И улыбается ей! Обнимает её! И, конечно, целуется! И ходит под ручку. Словно она его жена!

А она никакая ему не жена!! А всего лишь любовница! Потому что это она, Снежка, его жена! Он сам говорил ей, что она его любимая жена!

А сам! Взял и бросил её! И ушёл к этой!.. Предатель!

Снежка сжалась ещё сильнее и заплакала ещё горше, сидя на полу и уткнувшись лицом в коленки.

Она так любит его! Всё время думает о нём! Жить без него не может!

А он! Танцует сейчас с этой! Другой!.. А может, уже увёл её к себе. И обнимается! И целуется! И... И...

Внезапно у неё перед глазами возникла страшная картина. Владимир и эта женщина! В кровати! Их обнажённые тела сплелись в тугой узел...

Снежка помотала головой, отгоняя ужасное видение!

Нет!! Он не может так поступить! Ведь, это всё неправильно! Ведь, это она, Снежка, любит его! Ведь, это она — его жена! Она! А не эта...

'Если хочешь, мы можем завтра же оформить развод'.

Господи, она совсем забыла! Они же договорились встретиться завтра, потому что он хочет с ней развестись! Чтобы жениться на другой!

Ну, уж нет! Не бывать этому!

Снежка вскочила... А потом медленно опустилась назад.

Что?! Ну, что она может сделать?! Если он решил с ней развестись. Не дать ему развода?! Ведь, она сама ушла от него! Сама! Как дура...

Но, ведь, она не этого хотела! Вовсе не этого!

А чего?

Это не важно. Ничего уже не важно... Потому что ничего уже нельзя исправить. Снежка встала, подошла к раковине и умылась.

Зато у неё есть Егорка! И папа...

Она пришла в номер. Покормила малыша. Спела ему песенку. А когда он заснул в своей колясочке, разделась и легла.

В холодную, одинокую постель.

Она накрылась одеялом. Сунула голову под подушку. И снова заплакала. Беззвучно. Чтобы не услышал Егорка.

Чтобы никто не услышал! За этот год, такой тяжёлый и трудный, Снежка научилась плакать так, чтобы никто не видел её слёз. Чтобы никто не догадался о том, как ей плохо...

Владимир долго стоял у двери триста десятого номера. Он стучал несколько раз. Но дверь так и не открылась.

Наверное, никого нет дома. Наверное, счастливое семейство прогуливается сейчас в парке. А разводы и свадьбы могут подождать!

Что же делать?!

Когда они танцевали вчера со Снежкой, в какой-то момент он напрочь позабыл о том, что она от него ушла. Ему даже показалось, что она по-прежнему любит его... Что она по-прежнему его жена. Его любимая... Его единственная.

И Владимир на мгновение обрёл свой потерянный рай. А когда она сказала, что приехала в Сочи вместе с Левиным и живёт здесь с ним, всё рухнуло! И он вернулся в свой персональный ад. Который навсегда.

Владимир постучался ещё раз и ушёл...

Снежка почувствовала его шаги ещё тогда, когда он только поднимался по лестнице. А потом долго-долго шёл по мягкой ковровой дорожке по коридору.

Он остановился возле её номера. И постучал.

И всё замерло у неё внутри!

Владимир постучал ещё раз. И ещё. И снова...

Но она не открыла. Даже не пошевелилась. А так и стояла у самой двери. Закрыв ладошками лицо.

А когда он повернулся и ушёл, упала на кровать и горько заплакала.

Как он мог?! Как он мог так с ней поступить?!

Сначала это ужасное письмо... Которое Снежка носила в кармашке, хотя никогда больше не перечитывала.

Потому что и так помнила наизусть!