— Прекрати, Тораст! Остановись немедленно! — кричал где-то Ут, но Тораст не реагировал.
Когда у Влада в сознании уже появились красные круги, он услышал рядом пение. В то же мгновение лапы, сжимающие его горло, ослабли. Мент без труда расцепил их. Тораст превратился в тряпичную куклу: глаза живые, а сделать ничего не может. Влад скинул с себя тяжелую тушу, отполз в сторону. С хрипом втянул в себя порцию воздуха. Потом сел, расстегнул воротник. Горло невыносимо саднило. Патрульный старался не поворачиваться к эльфу. Спас его именно Асуэл. Пока Ут пытался договориться с урукхаем, тот использовал магию. Мент дотронулся до горла и скривился — задел рану на шее. "Небольшая, но болючая, зараза", — пальцы испачкались в крови.
— Давай помогу, — эльф достал волшебные примочки из сумки и шагнул к нему.
Первое побуждение — оттолкнуть, не позволить прикоснуться, но Асуэл ожидал с таким открытым лицом, что Влад справился с собой и подставил шею. Сразу стало легче. Исчезла и боль, и ломота.
— Не сердись на Тораста, — тронул его за рукав Фисти, и Влад дернулся, так что хоббит на всякий случай отступил. — Не сердись, — повторил он угрюмо. — Орман значит для него очень много. Думаю, он решил, что ты порождение тьмы и пытаешься посеять в наших душах сомнение и раздор. Посмотри на него. Он уже раскаивается в необдуманном поступке.
Пэпээсник искоса глянул на обездвиженного урукхая.
— Представляю, как бы он расстроился, если бы убил меня, — зло прошипел он. — Наверно слезы бы лил. Крокодильи. В монастырь бы ушел. Всю жизнь грехи замаливал. Только мне бы от этого легче не стало!
— Ты можешь сообщить обо всем Орману. Он накажет урукхая.
Влад не выдержал и хрипло расхохотался:
— Я представил: прихожу к магу, который, вероятно, хочет меня убить и подаю письменную жалобу на его верных слуг. Асуэл сделал то-то, Тораст сделал то-то. Растроганный Орман всех казнит, а меня милует. Ха-ха-ха.
Вольфы отошли в сторону. Казалось, не присягни они Орману — убежали бы куда-нибудь, лишь бы не видеть того, что происходит.
— Мы не знаем, как доказать тебе, что Орман — друг и добрый маг. Не знаем, — растерялся Ут. — Мы имеем только наш опыт против твоего незнания. Маг никогда не делал подлости. Ни одной подлости на наших глазах. Никогда он не делал чего-то, что смогло бы поколебать веру в него. Чем еще мы можем доказать его добрые намерения?
— Допустим, я поверил. Что дальше? — он нашел взглядом Сергея. Тот сидел у горы. В лице тоска и боль. "Нет, он не помощник. Слишком привязался к конвоирам. Эффект заложника. Может, придется его оставить пока с ними. Уйти одному", — он словно невзначай расстегнул кобуру, но эльф заметил этот маневр.
— Ты никому из нас не доверяешь? — поинтересовался Асуэл, отходя на шаг.
— Я не знаю, кому верить, — признался Влад. — Скажи, как бы чувствовал себя ты, если бы попал в чужой мир, тебя пленили на вторые сутки, а потом повезли к какому-то магу, уверяя, что он просто очаровашка. Ты бы поверил?
— Не знаю, — сдвинул брови Асуэл, затем вскинул подбородок. — Скорей всего, нет. По крайней мере, пока мне не вернули бы оружие и не признали бы во мне равного, — теперь он посмотрел на мента с вызовом.
— Логично, — кивнул тот. — Но равному позволяют сделать выбор, а не решают за него. Ты намекаешь на то, что мне вернули оружие... Тогда ответь: если я решу уйти от вас, откажусь идти к Орману, что ты сделаешь?
Эльф долго размышлял, потом произнес твердо:
— Отпущу.
— Но он не выживет! — попытался встрять Фисти.
— Отпущу! — заверил эльф. — Под свою ответственность. Я знаю Ормана. Он еще никого не заставил служить себе насильно. Он уважает чужой выбор, даже если выбор смертелен. Я знаю Алдияра и знаю, что он не служит тьме. Я отпущу.
— Спасибо, — поблагодарил Влад. — Мне было важно это услышать.
— И что ты решил? — он пристально взглянул на Влада.
— Идем к Орману, — и добавил, чтобы стереть радостную улыбку с лица эльфа. — Она сказала, что я должен быть у мага, несмотря ни на что.
20 июня (4 Синего), Замок Фей.
Айла хотела прочесть что-нибудь еще о методах поиска, но роза подала лепесток о Страже, и... она не смогла отказаться. Это ведь не займет много времени. Прочтет и то, что ей нужно, а пока можно чут-чуть расслабиться.
Поразительная история феи, которая не отдала мужа смерти. Ее звали Гармсел. Айла впитала в себя ее жизнь, вместе со страхом и тревогой любящего сердца. Что только ни делала фея, чтобы защитить мужа. Заговаривала кольчугу и клинок, отыскивала рецепты новых сплавов, изучала кузнечное дело... Ни одна фея не зашла так далеко, как она. Айла почувствовала: если бы фее сообщили, что где-то там, среди звезд есть напиток бессмертия, она бы добралась до звезд. Но Гармсел смогла добиться лишь того, что ее избранник, не погиб от руки врага, а состарился на ее глазах. Когда фея поняла, что все же проиграла смерти и муж уходит, она наложила на Стража заклятие сна. Получается, он и сейчас жив. Но где сама Гармсел? Она покинула Флелан и обитает в неизвестном мире, изредка посещая усыпальницу. Посещает тайно, поскольку много веков ни одна фея не встречалась с ней... История жутко интересная и... романтичная.
Айла улыбнулась. Какой переполох поднимался каждый раз, когда Страж просыпался! Ему нипочем запоры и стены, живые глаза и запрет посещать Флелан. Он выходил из усыпальницы — высокий, седовласый — и шел по облакам, бряцая доспехами. Лунная фея попыталась представить, что творится в запретном мире, когда там видят Стража. Все-таки феи к нему привыкли — он спит в их замке, а некоторые жители Флелана заканчивали круг жизни, прежде чем Страж появлялся снова.
Дочитав, Айла не взяла другую книгу. Что-то внутри нее бурлило, не давало сидеть на месте. Может, стоит взглянуть на Стража? Это не запрещено... вслух. Айла стремительно покинула библиотеку и полетела сквозь радужные стены Замка: так стремилась добраться быстрее, что не хватало терпения идти коридорами. Лететь сквозь стены, никому при этом не мешая, получалось не у всех. Наставницы-то наверняка умели, а вот подружки-ровесницы, нет. Может, потому что не пробовали — они делали только то, что правильно и разрешено. То, чему учили. Айла чаще делала то, что не запрещено. Большая разница, верно? А иногда и то, что запрещено, как с посещением Флелана, если не понимала, причины запрета...
Последняя преграда... Словно упругая стена оттолкнула ее. Вот как? Через эту стену нельзя? А если иначе? Она сделала еще пару попыток. Рассмеялась, поняв, что не все еще знает, надо продолжать учиться. Вошла через дверь.
Усыпальница невелика. Хотя стены ее теряются в туманно-белом сиянии, чувствуется, что здесь еле хватает места, чтобы встать у ложа. От дверей сначала видны сапоги. Эльфы, пожалуй, сочли бы их грубыми, но как гармонично смотрятся на этом могучем герое. Она медленно летела вдоль ложа. На ногах нет панциря, лишь брюки из грубой черной ткани, а рыцари и ноги заковывали в металл. Может, Гармсел не хотела обременять его в вечном сне? В синюю ночь он выходил в полном доспехе.
Металлический нагрудник с него не сняли. Интересно, кто обряжал его в последний путь? Гармсел или неведомый хозяин мира — сэр Ланселот тоже? На металле панциря герб: скрещенные мечи, осененные крыльями феи. Если бы тут положили парадный щит, тот, что вешался на воротах замка, можно было бы прочитать его девиз. Что-то она поторопилась уйти, не прочла, какой же девиз у Стража...
Размышляла: "А вот тот, кого я видела на вольфе, он такой же большой или нет? Как хотелось бы хоть раз встать с ним рядом. Прикоснуться..." — Айла помотала головой, отгоняя лукавые мысли. Разве она хочет быть изгнанницей? Разве она хочет навсегда поселиться в запретном мире? Плата за развлечение слишком высока. Вот пройдет еще веков десять, людей станет много, тогда феи наверняка прекратят прятаться за облаками. Айла будет первой, кто спустится во Флелан, переставший быть запретным.
"Но его уже не будет там...", — выдохнуло что-то внутри у нее.
"Ну и что? — она повела плечиком, споря с незримым собеседником. — Что мне до него? Один из первых увиденных мной хуманов. Через недельку примелькается, и будет скучно за ним следить". Для того чтобы поразить ее, надо совершить что-то совсем уж необыкновенное, а не просто проехаться на вольфе с поднятой рукой. Вот Гармсел впервые увидела Стража, когда он почти в одиночку расправился с целым отрядом орков. Конечно, она тогда помогла, иначе он бы умер от ран. Но главное — он был Воином. Героем. Такому стоило отдать жизнь и посвятить мастерство...
Айла осмотрела Стража. В нем невозможно найти ничего от того молодого юноши, которого спасла фея от смерти. Даже странно как-то, будто не про него она читала в книге. Но это именно то чудовищное превращение, что делает с людьми смерть.
А вот рука... Рука будто бы та же. Так же крепко сжимает меч. Кажется, назови Стража по имени — он встанет и пойдет сражаться. Но имя его знают лишь Ланселот да Гармсел. Только они и могут пробуждать его изредка. Если пробуждать часто — он умрет. Однажды не встанет, как ни зови. Кажется, у них договор такой: один раз зовет Ланселот, другой раз Гармсел. Раз в... неизвестно сколько лет — фея рассмеялась. Любая загадка ее веселила, потому что предсказывала, что ей будет чем заняться в грядущие века. Например, найти этот мифический договор.
Кончиками пальцев она коснулась меча. Какой необычный, серо-голубой металл. Он обжигающе холоден, хотя в замке Фей вечное лето. Наверно, такой же на ощупь лед на вершинах гор. Айла почувствовала, что клинок живет собственной жизнью. Меч вздрогнул от прикосновения. Рванулся навстречу, желая испытать. Если сильна духом — как дворовый пес ткнется рукоятью в ладонь. Если слаба — как голодный вольф оскалит зубы и растерзает.
— Тебе скучно, — заговорила с мечом Айла. — Они — Гармсел, Ланселот, Страж — думали каждый о себе, искали своей выгоды... И никто не заботился о тебе. Ведь ты создан для битв, а не для того, чтобы лежать в усыпальнице. Тебе трудно здесь. Ты постоянно представляешь, сколько злых сил смог бы уничтожить, но тебе остаются лишь воспоминания о прежних победах. Это тяжело. Наверно, невыносимо тяжело, хотя... — Айла опять просияла, — вряд ли я могу хоть приблизительно представить это. И все же... мне жаль, что я не могу помочь. Если бы могла — отпустила бы тебя на свободу. Но тебе нужен настоящий хозяин. Воин. А таких уже не осталось... — она помедлила. — Но надежда есть. Скажу по секрету, люди вернулись. Кто знает, может, тебе повезет...
Меч дрогнул. Дал знать, что все понял, готов ждать. Поблагодарил за добрые вести. Айла с сожалением убрала ладонь от лезвия и, поколебавшись еще мгновение, покинула усыпальницу.
Теперь к себе в комнату. Не хочется ничего читать, ничему учиться. Надо отдохнуть. Стены комнаты сегодня долго будут дымчато-голубого цвета. Чем себя развеселить, пока настроение не заметили наставницы? Лишь одним: сшить платье.
Раныд, поединок сильных. Окончание.
"Ланселот!" — испугался Мар-ди, услышав окрик. Попытался нащупать ногами твердую почву. Удалось сразу, хотя под ногами пружинило. Он словно находился на не полностью накачанной резиновой лодке. Встречал в одном из миров, когда путешествовал. Одно неосторожное движение и он полетит в бездну, но все же Мар-ди встал и кое-как выпрямился. Сердце, едва бившееся во время падения, теперь заколотилось с невиданной силой. Он не успевал дышать, в глазах потемнело. Диригенс как рыба открывал рот, но ощущал, что сейчас задохнется. Его плеча что-то коснулось, и дыхание восстановилось. Мар-ди медленно повернулся. Бросил взгляд на плечо. На нем лежала огромная ладонь в черной металлической рукавице. Так же медленно скользнул взглядом вверх по руке, чтобы рассмотреть ее хозяина. Нет, не так — Хозяина, потому что перед ним стоял Ланселот: гигантский рыцарь в черных блестящих доспехах. Голова в темном шлеме смотрела прямо на него. Забрало опущено, за ним ничего невидно, даже блеска глаз. Кажется, что под доспехами и нет никого. Либо весь Управитель отлит из металла, либо он дух, которого нельзя увидеть, не вооружившись заклинаниями. Мар-ди почувствовал, что от ужаса скоро упадет. На Раныде диригенс осознал, что Ланселот намного величественнее его. Чем дальше продвигался поединок, тем меньшей букашкой он себя ощущал. Встав лицом к лицу с Мар-ди, Черный Рыцарь совершенно подавил его мощью. Еще мгновение — и диригенс растечется лужицей плазмы у его ног.
Рыцарь еще раз тряхнул его за плечо.
— А ну приди в себя! — рыкнул он. — Я хочу обговорить с тобой кое-что, прежде чем ты наделаешь в штаны, — он слегка стукнул диригенса по плечу. — Ты знаешь кто я?
— Ланселот, — губы Мар-ди дрогнули чуть слышно.
— Нет, — голос Хозяина полон яда. — Это вы меня так называете. И другие. Моего настоящего имени никто не знает, так же как и моего лица. Ланселот кто был?
— Рыцарь, — облизав пересохшие губы, прошептал диригенс.
— Не просто рыцарь, дурак, — громыхнули доспехи. — А весь такой из себя рыцарь. В сияющих доспехах, благородный до донышка пупка. Думаешь, я такой?
— Нет, — проблеял Мар-ди.
— Правильно, — благосклонно согласился шлем. — У меня и доспехи — видишь какие? Я Черный Рыцарь. Рыцарь-бунтарь. Я скорее поклонюсь тьме, чем буду слепо верить свету, как вы учите. Ты думаешь, я спас тебя? Нет. Мне нужно, чтобы ты ответил за все. Твоя идея устроить Раныд?
— Да, — прохрипел диригенс. Плечо внезапно налилось тяжестью.
— Вот именно эта жидкая куча навоза и додумалась вызвать меня на поединок? — Управитель склонился ближе, словно заглядывал не в глаза, а в душу Мар-ди. На этот раз диригенс кивнул. — На что ты надеялся, мокрица? Мне на самом деле интересно. На что?
— Я не думал... — невнятно пробормотал Мар-ди.
— Не слышу! — зарычал рыцарь.
— Я не думал, что Вы настолько могущественны, — еле выдавил Мар-ди.
— Ты думал Творец, который сотню лет не пускает вас в свой мир — это какой-то маг захудалый?
"Об этом я тоже не думал, — с запоздалым раскаянием подумал Мар-ди. — Ареопагит не может его найти, даже нащупать не может, но отправил меня сюда, будто я смогу справиться".
Рыцарь легко прочитал его мысли.
— Кажется, наш маленький герой поумнел. Мозги у тебя заработали, будто мощный процессор вставили. Только не пригодится тебе улучшенный комп. Чем расплачиваться будешь?
— Расплачиваться? — тупо переспросил Мар-ди.
— Ага, — с готовностью подтвердил рыцарь. — Или ты думал, что я в случае проигрыша потеряю мир, а тебя, если ты проиграешь, только по попке отшлепают. Иди, мол, и больше не балуйся?
— Нет. Я готов отдать все, что вы потребуете, — смирился он. — Даже жизнь.
