— Вот и чудесно. Ее-то мы и возьмем, — рыцарь отступил на шаг и достал из ножен гигантский меч. Если таким по затылку плашмя стукнуть, в грудную клетку голова уйдет. Диригенс вскинул подбородок. Он не лукавил. Смерть его не страшила. Он прожил достойную жизнь. Не напрасную жизнь.
— Ха! — осклабился рыцарь. — Маленькая шестерка готовится принять мученическую смерть? Вас к этому готовят, шахидов, я знаю. А вот сможешь ли ты перенести жизнь?
— Что? — Мар-ди разом поглупел. Хлопал глазами, как идиот на ярмарке.
Вместо ответа Черный Рыцарь положил двуручный меч ему на плечо. Меч придавил такой тяжестью, будто на Мар-ди положили стальной рельс. Колени мгновенно подогнулись.
Фигура в черном доспехе возвышалась над ним. Она налилась мраком. Между щелью забрала и шлема на секунду выглянуло что-то более темное. Средоточие мрака — полного отсутствия света.
— За победу в Раныде с такого как ты я могу потребовать любую цену. Я требую, чтобы на любое мое предложение ты отвечал: "Клянусь". Начнем, помолясь, — ядовито завершил он.
Ланселот ударил его мечом по левому плечу, по макушке и по правому плечу. В этот раз касания легкие, будто притронулись перышком. На правом плече меч снова налился тяжестью, заставляя Мар-ди не только стоять на коленях, но и согнуть спину.
— Отныне моя жизнь принадлежит Ланселоту... — с яростью в голосе отчеканил черный рыцарь.
— Клянусь, — Мар-ди показалось, что это не он произнес, а язык повернулся, еще до того, как он сообразил, что говорит.
— Я являюсь к нему по первому зову...
— Клянусь...
— И выполню любое поручение, каким бы чудовищным и унизительным оно не казалось...
— Клянусь...
— Я буду говорить господину только правду...
— Клянусь...
— Защищать его жизнь...
— Клянусь...
— И почитать его выше, чем любое другое живое или мертвое существо, обитающее во вселенной.
— Клянусь...
— Я не скажу ни одного слова без его ведома...
— Клянусь...
— Ни одного слова, которое может повредить ему или его делу...
— Клянусь...
— Я не смогу лишить себя жизни или причинить себе вред без его согласия...
— Клянусь...
— Его слово для меня закон...
— Клянусь...
— Его просьба для меня приказ...
— Клянусь...
— Его дело — это мое дело...
— Клянусь...
— Его враги — это мои враги...
— Клянусь...
— Клятва эта нерушима. Ее не разрушит смерть или другое заклятие...
— Клянусь...
— Пока господин не отпустит меня на свободу...
— Клянусь...
С каждым предложением меч на плече становился все тяжелее и тяжелее. Последние слова Мар-ди произносил почти лицом в колени. Нет, это точно магия Раныда. Никогда бы он по доброй воле не произнес такую клятву.
Неожиданно тяжесть на плече и спине исчезла. Раздался шелест с каким полоса металла входит в кожаные ножны, а злой голос над ним подвел итог:
— Теперь ты мой раб. Это наказание за твою самонадеянность. Ты не умрешь. Ты будешь каждое мгновение жить с чувством, что ты — предатель. Ты предаешь каждого из служителя Света, оптом и в розницу. И ничего не сможешь с этим поделать. Даже умереть не сможешь. Ареопагиту скажешь, что ты был мне настолько неинтересен, что я не взял с тебя иной платы, как только твой недоделанный мир. Пошел вон.
— Мой мир? — горячая волна ударила в его мозг, расплавляя там все. Он уткнулся лицом в пол.
— Хватит валяться тут, — и, заметив, что диригенс не отреагировал, повторил грубо. — Я сказал: пошел вон.
Если бы Управитель стукнул Мар-ди в спину подкованным сапогом, он не почувствовал бы себя более униженным.
Диригенс потеряно шагнул куда-то и очнулся, потому что в лицо брызнули холодной водой. Он открыл глаза. Мар-ди находился в зале Ер. Оранжевый свет лампад, багровый шелк занавесей и участливое лицо минарса, склоненное над ним.
— Вы живы? — спросил минарс. — Хвала ареопагиту! — и спустя время добавил еле дыша. — Смотреть на вас было ужасно. Тело дергалось, словно его выкручивали и ломали. Казалось, вы были в аду!
— Я там и был, — еле выговорил диригенс.
— Выиграли?
Мар-ди нашел в себе силы лишь покачать головой.
— Нестрашно, — утешил минарс. — Ареопагит просил передать, что ваши страдания были не напрасны. Орден узнал, где прячется Ланселот. Мы разыскивали его по самым дальним уголкам мироздания, а он находился там, куда мы не могли заглянуть — в своем мире, во Флелане. Теперь мы обязательно сломим этого управителя.
На этот раз диригенс не смог согласиться, хотя очень хотел. Выходит, клятва не пустяк. Он скован могущественными магическими цепями. И только он один знал об этом.
— Вам надо отдохнуть, Мар-ди, — почтительно склонился минарс. — А когда придете в себя, ареопагит удостоит вас аудиенции.
— Да будет так, — криво ухмыльнулся Мар-ди.
А в сознании отразилось: "О каком недоделанном мире упоминал Ланселот?"
20 июня (4 Синего), раннее утро, Сальбийская ветвь.
— Что это? — потрясенно спросил Серый.
Спор умолк, все обернулись, чтобы увидеть, что же так поразило Чакшу.
Вдоль горизонта разгоралась алая полоса.
— Сначала словно небо от земли было отделено красной черточкой, — заторопился Серый, — а сейчас — смотрите что.
Казалось, горизонт — это забор. За ним мчится великан с факелом и поджигает все по дороге. Зарево разгорается, пышет малиновым, постепенно переходит в пурпур, и полоса "пожара" становится все длиннее и шире, захватывая уже половину неба. Владу вспомнилось: "А лисички взяли спички..." Только тут подожгли не море, а всю планету. Он не смог бы сказать страшно это или красиво. Красота ужаса. Если бы сообщили, что начался конец света, он бы поверил.
— Восход, — небрежно пожал плечами Асуэл, разрушив очарование. — Вы никогда не видели восхода?
"Конечно! — догадался Влад. — Солнце плывет по кругу и "поджигает" горизонт" Впервые пришло на ум: если здесь такое необычное солнце, то почему планета не может быть плоской и с горными пиками по краям? "Нет, полный бред. Слишком умно. Природа никогда так не сделает. Четыре пика, один напротив другого для определения сторон света... Хотя на Земле тоже частенько попадалось то, что словно спроектировано мудрым архитектором... Может, и правда..." Заканчивать мысль Влад не стал. Не любил об этом. Он всегда считал, что церковь — это старая телега, которая движется позади главного войска и подбирает больных, сирых и убогих. Он себя к таковым не причислял. Конечно, что-то такое сверхъестественное есть. Но не Бог. По крайней мере, не тот, которого обычно преподносят в церкви: седой старик с молнией в руках. Чисто Зевс.
— У нас восход тоже красивый, но не настолько, — вымолвил Сергей. — На это посмотришь — и стихи писать начнешь. Что-то вроде...
Саера всходит, очи ослепляя,
Ликует сердце, весело играя...
— А может, "грехи вспоминая"? — поинтересовался Влад. Он вообще не любил стихов, а сейчас понял, что плохие стихи он не любит особенно. — Думаю, нам пора идти. Решили выйти пораньше, а теперь торчим здесь. Куда хоть вывели нас? Далеко до урукхайской заставы?
Онемение с Тораста постепенно сходило. Он неуверенно потоптался возле Влада, ожидая, чтобы тот обратил на него внимание, но мент демонстративно отворачивался. Он покряхтел и пошел к вольфам.
— Сегодня вечером должны быть в Гугазиже, — Ут смотрел на него с укоризной. — Мы чуть-чуть не дошли до места, где предполагали выйти на поверхность. Сейчас на Сивер вдоль гор, потом спустимся, а там и урукхайская застава.
После этого он подошел к Серому, о чем-то с ним пошептался. Асуэл беседовал с вольфами.
— Можем поехать верхом, — обратился он ко всем. — Надо только хоббитам и Чакше с Торастом сесть по двое.
— Значит, по коням, — скомандовал мент.
— Вольфы лучше коней, — заметил Свирепый. — Хорошие кони дороги, потому что во Флелане только лесные эльфы разводят коней. Благодаря им и не погибли все в нашествие Синих. Но кони не пройдут там, где вольфы смогут. К тому же они неразумны, а убить их легче легкого...
— Кажется, я вас обидел, — пробормотал Влад. — Извини, я так просто. Не подумав, брякнул.
Свирепый кивнул: извинения приняты. Подбежал к эльфу, Асуэл вскочил в седло. Тораст подъехал к Сергею и, подхватив его подмышки, посадил впереди себя. Тот охнуть не успел. Звонкий под ними присел, проворчал что-то и рванул следом за Свирепым. Влад со Скользящим ехали предпоследними. За ними Ловкий с двумя хоббитами.
Продвигались с хорошей скоростью. Узкая тропинка, не более полуметра в ширину, вскоре влилась в дорогу, выложенную гномами для торговли с народами равнины. Она надежно ложилась под лапы, не грозила ни оползнями, ни трещинами. Пока скакали на Сивер, Саера, едва высунув краешек, скрылась за горной грядой, и появилась из-за скал уже во всей красе: красный шар, медленно плывущий над горизонтом.
— Какая красота! — восторгался Серый. Ут нагнал его, оставив Влада за спиной, и продолжил давешний разговор:
— Видел бы ты закаты зимой! По всему небу лиловое сияние, перетекает из нежного цвета сирени в темно-фиолетовый.
— Зимой? — не понял тот. — Вы же сказали, что у вас снега не бывает...
— Ну и что? Зимой деревья теряют листья. Ничего не растет. Но Слава Ланселоту, это длится всего один месяц. Потом весна.
— Весной красивей, — заметил Фисти. — Весной восход и закат зеленые.
— Три месяца зеленых закатов — ерунда, возразил Ут. — А вот сиреневые только тридцать пять дней в году. Не успеваешь привыкнуть...
...До полудня они прошли изрядное расстояние. Хоббиты взяли с Серого обещание написать стихи о флеланских восходах или закатах. ("У тебя так красиво получается, я еще нигде ничего подобного не читал, — заявил Ут. — Жаль Гро тебя перебил, не дал закончить"). "Гро — надо думать, я, Влад. Решительный, но злобный вредитель", — перед Владом замаячила спина урукхая, потому что, договорившись, хоббиты отстали и скакали последними.
К обеду остановились на недолгий отдых. Влад упаковал плащ в сумку — Саера припекала. Серый последовал его примеру. Хоббиты окружили его, пошли беседы о поэзии. Влад сидел поодаль и нехотя жевал гномьи лепешки. На солнечном свету они стали еще непривлекательней. Урукхай топтался рядом, а мент делал вид, что не замечает его. Не то, чтобы он злился на него, но и не собирался легко прощать, будто ничего не произошло. Псих, который сначала бросается, а после этого разговаривает — самый опасный. "А вдруг я опять что-нибудь ляпну в беседе, и на этот раз Асуэл не успеет?"
Тораст осмелился сесть рядом. Промолвил в пустоту:
— Орман спас мне жизнь.
— Я тоже, — немедленно отозвался Влад. — От мглистой паутины.
Урукхай удивленно вскинул брови: об этом он подзабыл. Опустил голову покаянно:
— Да. Ты тоже спас мне жизнь. Прости за это... За то, что я... — потом гулко стукнул по доспеху кулаком. — Ты Дертад — друг. Моя жизнь принадлежит тебе, — Влад плечами повел, а урукхай добавил. — Но сначала она, конечно, принадлежит Орману.
— То есть, если он прикажет меня убить — ты убьешь? — уточнил мент ехидно.
— Он не прикажет, — насупился Тораст.
— Я спросил "если". У нас есть две поговорки "возможно все" и "никогда не говори никогда".
Урукхай не отвечал так долго, что Влад решил: ответ ясен без слов и отвернулся, но тут услышал в спину:
— Если я не увижу, что ты творишь зло — я не буду исполнять приказ. Но он не прикажет.
Влад повел плечом:
— Забыто. Будем считать, что ничего не было.
Довольный Тораст расправил плечи:
— Эх, вот придем в Гугазиж — попируем. Я тебя с женами познакомлю. Знаешь, они у меня какие?
— Представляю, — хмыкнул мент.
То и дело вокруг поминали недобрым словом единорога. Особенно ярился урукхай, он все пытался переложить на зверя вину, за утреннее происшествие. Сергей, хихикая, возражал, что такая красивая девушка никак не может причинять зло, а Ут всерьез объясняли, что и он, и Влад видели морок, а на самом деле...
Наболтавшись вдоволь и перекусив, они оседлали вольфов. Поехали медленней, чтобы никого не тревожить.
— Тораст, — приставал к урукхаю Серый. — А чё ты Владу отдал вещи, а мне не отдаешь? Отдай, а?
— Ага, щас! — сердито пробурчал урукхай, хвост волос на затылке отрицательно качнулся.
— Ну, Владу-то отдал! А я чем хуже?
— Он заслужил.
— А я не заслужил, да? Я столько сделал и не заслужил?
— И ты заслужил, — пробурчал Тораст. — Хорошую порку.
— Ах вот как? Опять дискриминация, — надулся Сергей. — Как у одних так все добрые дела замечают, а у других только гадости видят. Бессовестные вы, — подождал, понял, что надавить на совесть не удалось, зашел с другой стороны. — Добро бы там оружие было, а то ведь игрушка — баловство. Мобила. Отдай мои вещи, а?
— Так эта мобила твоя? — иронично поинтересовался Влад.
— Ой, ну началось! — отчаянно воскликнул Сергей. — Влад, а ты знаешь такой анекдот? Идет девочка, ест конфеты. К ней дядя с наставлением: "Не ешь конфеты, зубы испортишь". А она ему: "Мой дедушка дожил до ста десяти лет". "И что? — интересуется дядька. — Всю жизнь ел конфеты?" "Нет, — покачало головой дитя. — Он не лез не в свое дело".
Тораст хмыкнул, хоббиты позади тоже засмеялись. Влад вслух по привычке буркнул:
— Доболтаешься у меня. Еще один подзатыльник словишь.
Теперь слева и вверх по склону, метрах в трех от дороги, цепляясь корнями за каменистую почву, подымались заросли диковинных кустов: высокие, густые — чаща непролазная. "Удобное место для засады, — отметил про себя Влад. — Целый отряд спрячется — и не заметишь".
— Отдай мои вещи, — возопил Серый. — Это не оружие!
Конец спору положил Асуэл. Он чуть повернулся к Торасту и попросил:
— Отдай.
Урукхай с недовольной физиономией порылся в седельной сумке, сунул мобильник вперед, в трясущуюся ладонь Сергея. Тот сразу откинулся на Тораста всем весом, чтобы освободить вторую руку и проверить в каком состоянии мобила. К огромной радости не нашел на ней ни трещинки, ни царапинки. Вероятно Тораст, помня разъяснения Влада насчет пистолета, не совал толстые пальцы, куда не просят.
Сергей довольный нажал на кнопку, включая телефон. Легонько затренькало, запищало. И тут же вслед послышалось разочарованное сопение. Серый, навострившийся вдоволь наиграться с телефоном обнаружил, что энергии в нем сохранилось на донышке. Он поскулил раздосадовано, но решил, что перед смертью не надышишься, и начал добивать телефон. Вскоре по горной дороге разносилось:
— И кто это там звонит? Непонятно...
— Хозяин, это я, мобильник...
— Ваше сиятельство, вам звонят-с...
