Оценивая расположение союзных кораблей, Фергюссон сделал логический вывод, что следующей жертвой русской атаки будут либо винтовой фрегат 'Линс', расположенный прямо по курсу очередного русского парохода исполняющего роль брандера, либо корвет 'Агамемнон' находившейся чуть правее. В любом случаи, чтобы добраться до 'Британии' русскому капитану придется подставлять свой борт английским пушкам, а это было большим риском.
Именно основываясь на этих здравомыслящих расчетах, капитан Фергюссон и отдал приказ о спуске шлюпок, но он только не учел реакцию русского мичмана Малькова, который подобно своему командиру Колотовскому был нацелен только на нанесения максимального урона врагу. Заметив, что на борту 'Британии' находится французская пехота, он не раздумывая ни секунды, изменил курс своей атаки и направил брандер на новую цель.
Храбрецам везет. Эту истину уже доказал сегодня Колотовский и её же подтвердил молодой мичман. Его решение атаковать 'Британию' вызвало сильное удивление и замешательство у комендоров 'Линса'. В результате чего, они сильно промедлили с открытием своего огня и позволили русскому брандеру выиграть несколько драгоценных минут.
Желая остановить продвижение русского смертника и уберечь 'Британию' от атаки, все находившиеся вблизи корабли эскадры открыли по нему торопливый огонь. Состязание атакующего брандера с грохочущей и ревущей смертью обострилось с удвоенной силой. Малые и большие корабли европейской армады торопливо палили по юркому суденышку, посмевший бросить им столь дерзкий вызов.
За все короткое время пока брандер продвигался к своей цели, вокруг него стоял целый лес водяных столбов от падений вражеских бомб. Несколько ядер угодивших в пароход сильно искорежили его палубные надстройки и даже частично разрушили защитную баррикаду из мешков с песком. Угоди хоть одно ядро в мины, находившиеся на носу брандера, и союзная эскадра могла бы вздохнуть свободно, но этого не произошло. Избитый и израненный пароход все же прорвался к стодвадцати пушечной 'Британии' и протаранил её.
Британская крюйт-камера и на этот раз уцелела от взрыва адской машины инженера Якоби, однако то, что творилось на палубе корабля, было в сто раз хуже. Все беды корабля начались со спуска корабельных шлюпок. Для французских пехотинцев находившихся на борту 'Британии' гибель их товарищей при взрыве 'Фридлянда' было сильнейшим шоком, который ещё больше усилился видом тонущих солдат с 'Трафальгара'. Поэтому, когда британцы начали спускать шлюпки, французские пехотинцы, среди которых было большое количество зуавов, решили что, настала их последняя минута.
Звериное чувство страха за свою жизнь выплеснулось из солдат с такой жуткой силой, которую уже ничто не могло остановить. Не слушаю приказов своих офицеров и команд матросов, не управляемой толпой пехотинцы ринулись к шлюпкам, сминая все на своем пути.
Возможно британские моряки с французскими офицерами кулаками, саблями и тростями смогли бы остановить эту людскую массу и привести её в чувство, но вид русского брандера неудержимо идущего на 'Британию' сводил, на нет все их мужественные усилия.
За обладание корабельными шлюпками началась борьба, которая быстро переросла в жестокую потасовку, логичным финалом которой стало пролитие крови. Как только это свершилось, зуавы сделались окончательно неуправляемые, и корабль был обречен. Спасти его могло лишь только чудо в виде немедленной гибели русского брандера, но фортуна упрямо продолжала смотреть мимо 'Юнион Джека' и французских императорских орлов.
Взрыв, потрясший корпус судна, известил о начале последнего акта этой скоротечной трагедии. Уже никто из находящихся на борту людей не думал о спасении корабля, всех занимала только своя судьба. Ужасные сцены насилия во множественном числе, подобно снежному кому разыгрывались сначала на палубе 'Британии', а затем в море вокруг гибнущего корабля. Люди с остервенением дрались буквально за все, что могло продлить их существование. Сначала за место в шлюпке, затем за кусок дерева способного спасти тонущего человека и в довершении всего за простую возможность держаться на поверхности воды, при этом нещадно топя другого человека. Стоит ли удивляться, что число погибших французских солдат на 'Британии' мало, чем уступало числу погибших на 'Фридлянде'.
После подрыва 'Британии' и разыгравшейся затем трагедии на воде, действия последних русских брандеров смотрелись жалкими мазками на фоне этой палитры. Пока весь союзный флот пытался потопить брандер Малькова, два русских парохода атаковали девяносто пушечный винтовой корвет 'Агамемнон' и шестидесяти пушечный корвет 'Шарлемань', по воле судеб оказавшиеся на пути их следования.
Старшему лейтенанту Белецкому, командиру брандера идущего на таран 'Агамемнона' посчастливилось сравняться с боевой удачей капитана Колотовского. В результате столкновения с кораблем противника произошел взрыв крюйт-камеры, и новейший британский винтовой корвет моментально затонул вместе со всем своим многочисленным экипажем.
Французскому корвету 'Шарлемань' повезло куда больше. Хотя русские мины и основательно пробили его борт, вся сила взрыва обратилась против русского парохода, буквально расколов его пополам. Сам же корвет, приняв большое количество забортной воды, смог удержаться на поверхности моря в полузатопленном состоянии. Ради спасения судна, матросы вынуждены были сбросить с него всё, включая пушки и весь запас ядер, бомб и пороха.
Когда отгремели последние взрывы, чувство страха охватило английских и французских моряков. Глядя на морское пространство, обильно усеянное обломками погибших кораблей, все моряки эскадры адмирала Брюа стали истово славить Господа за то, что их миновала сия скорбная чаша.
Внезапное нападение русских моряков на вражескую эскадру, смогло полностью сорвать высадку вражеского десанта под Керчью, поскольку из семи тысяч французской пехоты находившейся на линейных суднах, удалось спастись чуть более полутора тысячи, все остальные, вместе с генералами Ниолем и Бретоном погибли среди морских вод.
После столь масштабных потерь, генералу Броуну не оставалось ничего другого, как отдать приказ о срочной эвакуации на корабли ранее высаженных солдат. Четвертый линейный корабль 'Куин', прикрытый со стороны моря цепью паровых канонерок, спешно принимал в свои недра шотландцев. Дети гор с большой опаской грузились на корабль, постоянно бросая тревожные взгляды на север, в страхе перед возможным появлением новых русских брандеров.
По злой иронии судьбы, огромный британский парусник, избежавший атаки брандеров, во время их нападения был абсолютно пуст. Весь привезенный им десант, успел сойти на берег.
Потеря свыше шести тысячи человек под Керчью после неудачного штурма Севастополя и оставления Евпатории, отразилось сильным политическим скандалом в Лондоне и Париже. Императору Наполеону и лорду Пальмерстону требовалось быстро объяснить причины столь масштабных неудач постигших коалиционные войска в Крыму. И если губительные последствия атаки брандеров в прошлом году в глазах общественности еще можно было как-то нивелировать и преуменьшить, то закрыть фиговым листком срам от нынешнего нападения врага было невозможно.
Столь масштабные потери армии можно было объяснить только наличием у русских 'чудо-оружия', благодаря которому русский флот, на котором европейцы поставили жирный крест смог внезапно нанести столь существенный урон самому могучему флоту в мире.
Желая спасти свою репутацию, адмиралы коалиции в один голос стали уверять что, вне всякого сомнения, на брандерах атаковавшие их корабли, находились люди, приговоренные за свои проступки к смерти. Русский царь Николай каким-то чудовищным образом сумел заставить их сесть на начиненные динамитом пароходы и атаковать ничего не подозревавших английских и французских моряков.
Эту наглую ложь немедленно подхватили представители свободной прессы, постаравшихся основательно извратив подвиг русских моряков на страницах своих газет. Французские и английские репортеры принялись соревноваться между собой в фантазиях о причинах побудивших экипажи брандеров атаковать корабли эскадры. Тут были и смертники, прикованные к штурвалу парохода цепями, зажженные на определенное время свечи посреди бочек с порохом и прочая бульварная атрибутика, в которую просвещенные читатели охотно верили. Да и как не поверить, если все это так похоже на ту правду, которую они желали услышать.
Проглотив удобную наживку, англичане и французы начали наперебой осуждать бездушие русского монарха измыслившего такую страшную вещь, как прикованный к штурвалу смертник. Больше всего лондонцев и парижан занимал вопрос, кого русский царь посадит на брандеры в следующий раз? Закоренелых каторжников или умалишенных, ведь никакой здравомыслящий человек не согласиться управлять таким кораблем смертоносцем.
Так высоко культурная Европа оболгала героев Керчи, однако как это бывает в жизни, ложь неизбежно обратилась против своих же создателей. То как смело и отважно русские моряки атаковали неприятельский флот на своих брандерах и смогли уничтожить его лучшие корабли, породило сильный страх в душах врагов, начиная от простых матросов и кончая адмиралами. С этого дня больше всего на свете они стали бояться русских брандеров, против которых великая армада коалиции оказалась полностью бессильной.
Глава V. В горах и в песках.
Перед тем, как начать давно запланированное летнее наступление на Кавказе, русский император решал довольно непростую кадровую задачу, с назначением нового наместника Кавказе. Прежний наместник, князь Михаил Сергеевич Воронцов, неплохо справлялся со своими обязанностями, но был вынужден оставить свой пост по состоянию здоровья.
Долгие годы семидесяти пяти летний Воронцов верой и правдой служил своему государю, но в ноябре 1854 года серьезно заболел, и пост царского наместника на Кавказе оказался вакантным. По давно сложившейся традиции, на этот пост назначались либо члены царской фамилии как великий князь Михаил Николаевич, либо высокородные аристократы, такие как князь Михаил Воронцов или Александр Барятинский. Не будь сейчас столь страшной войны, Николай Павлович легко бы продолжил эту традицию, но сейчас ему был нужен особый человек, на плечи которого можно было возложить столь трудную миссию, как летнее наступление.
Подобная щепетильность царя, была обусловлена довольно прозаической причиной, нехваткой войск. Нет, солдаты, слава Богу, у русского императора были, но больше того числа, которым располагал кавказский корпус, царь дать не мог. Войска были нужны в Крыму, на западной границе России, в Прибалтике, под Петербургом, а так же в далеком Оренбурге, для организации индийского похода.
Русских сил на Кавказе вполне хватало для отражения наступления турецких войск, как и для борьбы с Шамилем, но их было совершенно недостаточно для организации победоносного наступления на Анатолию. Так считал прежний наместник Кавказа Михаил Воронцов, того же мнения были полные генералы во главе с князем Горчаковым и графом Орловым, которые напрямую связывали успех летнего наступления на Карс, с получением кавказским корпусом дополнительных сил. Когда же император отказывал в предоставлении свежих полков, то они в свою очередь отказывались принимать командование кавказским корпусом, и Николай Павлович был вынужден терпеть этот тихий, генеральский саботаж.
Для успешного осуществления своего стратегического замысла, Николаю был нужен полностью посторонний человек, который бы без всяких пререканий в точности выполнил бы приказ императора и при этом, не смел, просить дополнительных войск.
Император долго корпел над этой задачей, но все же сумел разрешить её. После тщательного изучения всевозможных кандидатов, царь остановил свой выбор на генерале Николае Николаевиче Муравьеве, командире гренадерского корпуса. Это человек не был столь знатного происхождения как его предшественники, и назначение на столь высокий пост была для него подобно манне небесной.
Когда на личном приеме император объявил генералу о его новом назначении, Муравьев сначала не поверил своим ушам, а затем с радостью согласился с назначением на столь важный пост, горячо заверив государя, что не подведет и постарается полностью оправдать оказанное ему высокое доверие.
Потом, во время детальной проработки своей новой задачи, генерал подобно своим товарищам, пытался заикнуться об усилении кавказского корпуса но, Николай тут же одернул Муравьева, заявив о необходимости решать возложенную на него задачу теми силами, которые уже имеются на Кавказе. Николай Николаевич сразу осекся, более этого вопроса в беседе с царем не поднимал и незамедлительно отбыл на Кавказ для организации летнего наступления.
Главные турецкие силы, противостоящие кавказскому корпусу русских, были сосредоточены в анатолийском городе Карсе, который представлял собой неприступную крепость. По крайней мере, так горделиво заявляли репортерам британские военные строители, под руководством которых, в течение полугода турки проводили работы по укреплению карских позиций.
К началу лета 1855 года, гарнизон крепости насчитывал свыше двадцати тысяч солдат под командованием Вассиф-паши, который полностью смотрел в рот британскому генералу Вильямсу присланного в Карс из Индии по секретной договоренности с англичанами. Кроме гарнизона Карса, в распоряжении турок был, двенадцатитысячный отряд башибузуков Вели-паши стоявший под Баязетом и полторы тысячи солдат, насчитывал гарнизон Эрзрума прикрывавший тылы Анатолийской армии.
Общая численность русских корпуса на Кавказе составляла двадцать одну тысячу пехотинцев, трем тысячам драгунов и такому же числу казаков. Число орудийных стволов равнялось девяносто одному орудию, большая часть из которых относилась к легкой артиллерии.
Главным помощником и наставником вновь прибывшего командира кавказского корпуса и по совместительству наместника Кавказа, был начальник иррегулярной конницы, генерал Яков Петрович Бакланов. Подлинный русский богатырь и телом и отвагой, который в конце шестого десятка лазил со своим вестовым и двумя-тремя пластунами ночью по оврагам и кустарникам под ногами у неприятельских часовых. 'Если струсишь, — видишь вот этот мой кулак? Так я тебя этим самым кулаком и размозжу!' — говорил он своим казакам, которые его обожали и восторгались, что ни разу он никого не отдал под суд, а все вершил по совести.
Во многом благодаря его мужеству и храбрости в прошлом году русские войска смогли отстоять Кавказ и в новом 1855 году, генералу предстояло сделать много славных свершений. Предвидя скорое наступление кавказского корпуса на Карс, Бакланов еще в начале апреля, до прибытия на Кавказ Муравьева, вторгся на турецкую территорию и занял Аджан-Кале, важный стратегический пункт севернее Карса.
Не дожидаясь указания свыше, генерал лично провел рекогносцировку окрестностей крепости и по достоинству оценил силу и мощь вражеских укреплений. В сопровождении десятка казаков, Бакланов ночью подползал к передней линии постов противника, и проводил скрытное наблюдение, желая составить личное мнение о силе и слабости неприятеля.
