— Волчьих ям... Хм. Да уж. После того, что случилось с Леденящей Смертью, я бы не рискнул повстречаться с дагарами на открытом пространстве. Что ж, передай своему брату, что он может рассчитывать на Черных Клинков. Но мне понадобится несколько дней, чтобы собрать клан.
Брезжил рассвет, когда Шенгар, а с ним и двое товарищей, появились под стенами крепости, по орочью сторону реки. Усталый, промокший, но безмерно довольный.
По дороге ему таки удалось произвести диверсию. Протащить среди белого дня бледную поганку к походной кухне ему, как это ни печально, не удалось. Способности даже лучшего из следопытов имеют свои пределы. Пришлось изобрести для дагаров сюрприз менее действенный, зато гораздо более красочный.
Лишь только опустилась на горы ночная тьма, Шенгар появился в окрестностях вражеского лагеря с двумя свернутыми безрукавками. Внутри этого импровизированного мешка, тщательно перемотанного веревкой, явно находилось что-то большое и тяжелое. Со стороны лагеря слышались голоса, конское ржание, перекличка часовых. Сверток на плечах завозился, задергался.
— Не волнуйся, серый брат, я тебя скоро отпущу, — пообещал Шенгар.
Судя по глухому ворчанию, донесшемуся из-под толстого слоя меха, внутри не были согласны со столь фамильярным отношением.
— Да ну тебя к ушастым в котел, — отмахнулся орк. — Сам попался, дурачина!
Очень скоро он был уже в самом центре дагарской стоянки. Здесь, в темном пятне за шатрами, он размотал свою ношу, за шкирку поднял брыкающегося пленника и перерезал путы на лапах и морде. Зверь вырывался, щелкая зубами, но Шенгар крепко держал его за складки шкуры. Подтащил к границам освещенного круга — и с размаху вышвырнул прямо к кострам.
Матерый горный волчище, перепуганный обилием людей, огня, звуков, запахов, прижал уши и с жутким воплем бросился бежать, куда глядели его волчьи глаза. К особенному удовлетворению Шенгара, в этом же направлении оказалась ближайшая коновязь. Кони немедленно отреагировали на появление хищника. Они ржали, становились на дыбы, били копытами, вредя при этом не столько волку, сколько своим же привязанным по соседству собратьям. Одна из лошадей сорвалась и понеслась прочь галопом с надрывным ржанием.
Волк, испугавшийся еще больше, развернулся и рванул в противоположном направлении, но там уже приближались возбужденно кричащие люди. Так он метался из стороны в сторону, поднимая хаос и панику на своем пути. Скоро половина лагеря представляла из себя невообразимый бардак. Ржали лошади, перемещались факелы...
Шенгар не стал дожидаться окончания представления. Свернул веревку, сунул подмышку безрукавки товарищей, послужившие мешком для волка. И под шумок тихонько двинулся прочь из вражеского стана, по дороге подрезая рога у луков, опрометчиво брошенных хозяевами, сорвавшимися на поимку зверя, и подпарывая подпруги седел.
Как выяснилось позднее, результатом этой бурной ночи оказалось с десяток покалеченных лошадей, вывороченная коновязь, куча мелкого урона вроде побитой посуды, большого котла, промятого конскими копытами, и заваленный эльфийский шатер — туда серый бедолага по ошибке заскочил в поисках тихого спокойного местечка посреди творящегося светопреставления.
В общем, Шенгар остался доволен результатом своего похода.
Сонный Орог (полночи гадавший, что за переполох приключился посреди вражеской стоянки), душераздирающе зевнул:
— Мог бы сразу сообразить, что это ты там развлекаешься.
— Это еще не все, братишка, — радостно доложил Шенгар. — Скоро у меня будет для тебя подарок.
— О, Владыка всемогущий, за что мне такое наказание!
— Не бойся, тебе понравится.
"Подарок" явился через два дня. В глубокой ночи вспыхнули на дальних скалах походные костры Черных Клинков.
— Надо же, и впрямь понравился, — удивился Орог.
— Вообще-то, — признался Шенгар, — есть один неприятный момент. — Чтобы окончательно примириться с Баргаром, пришлось пообещать ему по хорошему клинку в обмен на каждого из переманенных воинов.
— А вот хочешь я тебя удивлю, брат? — хитро прищурился Орог.
— Ты? Меня? Братишка, ты, конечно, Белый Вождь и все такое... Но по-моему ты просто завоображался.
— А вот и попробую. Хоть по два клинка, мне плевать.
— С чего это ты вдруг так расщедрился?
— Не скажу, — усмехнулся Орог. — Всему свое время.
— Подлец!
— Сам ты тварь неблагодарная!
— Закладка книжная!
— Вонючка алхимическая!
— Волосы покрась, с ушастиком перепутают!.. Что, съел? Ха!
— Да пошел ты к Творцу в задницу! Скажи лучше, сколько воинов привел Баргар на этот раз?
— Около двух сотен.
— А сколько у них дагарских мечей?
— Понятия не имею. В отряде самого Баргара из двадцати воинов они были у шестерых.
— Хм. И хорошо, и плохо одновременно. Ладно.
С этими словами Орог удалился, оставив брата на редкость озадаченным.
Когда они увиделись вновь, пару часов спустя, у ног Орога лежала порядочная куча мечей старого орочьего образца. Еще пять были отложены в сторону.
— Что это? — удивился Шенгар.
— Это, — Орог указал на пять отложенных мечей, — плата по твоему обещанию. А это, — он пошевелил носком сапога большую груду, — ты оттащишь Черным Клинкам просто так. В качестве подарка.
— Что?!
— Что слышал.
— Братец, я тебе что — собака ездовая?! Притащи языка, оттащи оружие... Между прочим, на глазах у врага!
— Я думаю, у тебя хватит ума на эти глаза не попасться. Так тебя что-то не устраивает?
— Что-то?! Да решительно все! Я запамятовал, или кто-то всю зиму твердил, что Стальные Когти должны оставаться единственным кланом, вооруженным сталью?
— Тогда присмотрись к этим мечам повнимательнее.
Шенгар молча вытащил клинок из груды. Один, другой, третий.
— Братец, ты весь железный мусор в округе собрал? — поинтересовался он.
— Почти. Те пять, как ты видишь, нормальные. Своих союзников Стальные Когти тоже не забывают.
— Орог, меня Баргар за твой подарок порежет на лоскутки! Еще два-три боя, и половину из них можно смело тащить Гаршаку на стрелы. Он же тоже не дурак, в конце концов!
— Вот и прекрасно. Нам же не надо, чтобы Баргар возомнил, что сможет без нас обойтись. Так ему и скажи — увы, пока все, что можем. Потом будет лучше и больше.
— А что мы скажем, когда наступит это потом?
— Коли будет вести себя хорошо, получит свое оружие.
— Брат? — грозно осведомился Шенгар. — Ты не забыл, что безмозглый балбес, который всех водит за нос — это я? А ты у нас — большой вождь, тебе не положено.
— Как раз вождям и положено. Иначе это не вождь, а чучело с правом голоса.
— Так я правильно все понял, а?
— Зависит от того, что ты понял.
— Так да или нет? А то вместо того, чтобы тащить твои дурацкие мечи, я сейчас отправлюсь к Харлаку и узнаю все сам.
— Да. Не совсем. Но в трех случаях из пяти.
— Фух, — счастливо выдохнул Шенгар. — Наконец-то.
— Не обольщайся раньше времени, брат. Им еще работать и работать. Пока что это барахло, — Орог кивнул в сторону кучи, — гномьи клинки по сравнению с тем, что получается у Гаршака. И потому успех пока — строжайшая тайна. Даже для своих. Сейчас толку с него все равно ноль, так что прибережем на черный день.
— Разумно, — согласился Шенгар. — В общем, беру с собой троих. Пора обрадовать наших союзничков.
ГЛАВА 5.
— Что за злой рок! — Тандегрэн с силой врезал кулаком по бревну. — Дважды очутиться в ловушке в одном и том же месте!
— Успокойся, друг мой, — проговорил Ярен. — Кто знал, что эти урук-хаи договариваются так же легко, как ссорятся! Похоже, единственный вариант в нашем случае — пойти на переговоры.
— Переговоры? — кисло усмехнулся эльф. — Тебя ли я слышу, старый вояка?
— Увы. Не всегда с мечом в руке можно получить все, к чему стремился. С годами начинаешь это понимать. Кто знает, что они могут предложить!
С этими словами Ярен развернулся и пошел к своему шатру.
Тандегрэн проводил старого товарища внимательным взглядом. В голосе дагара, впервые за все время общения, ему почудилась фальшь. "Что-то мнительным я стал совсем", — подумалось эльфу.
А между тем, он был совершенно прав. Ярен действительно кривил душой, утверждая о том, что не знает орочьих предложений. Оказавшись вне поля зрения чужих глаз, пожилой дагар глубоко вздохнул и достал из-за пазухи свернутую вчетверо бумажку.
На схематичной карте, изображающей Лесистые горы, цветными чернилами были обведены две соседние области. Внутри южной, вплотную примыкающей к эльфийским землям, красовалось нечто, отдаленно напоминающее человека на лошади. Рисунок в северной области, по всей видимости, должен был изображать орка. Дарования художника оставляли желать лучшего. Но только ничего смешного в этих нелепых картинках не было: они однозначно передавали суть послания.
Эту карту Ярен обнаружил рано утром лежащей у своего изголовья. Сознание того, что враг не только сумел пробраться в лагерь, но и стоял в шаге от него, спящего, совсем не внушало оптимизма.
Вообще, чем дольше дагар общался с нелюдьми, тем больше неприязни они в нем вызывали. Когда-то давно он с интересом принял Тандегрэна, и эльф не показался ему слишком уж необычным. Он был хорошим воином, надежным товарищем, он относился с уважением к дагарским правилам и обычаям, он не был чересчур заносчивым и самонадеянным, как это частенько бывает с нобилями-людьми. В общем, эльф сочетал те признаки, что дагары ценят в себе и других. Тогда он показался Ярену вполне приятной личностью. Правда, Тандегрэн упомянул как-то, что ему около сотни лет, но в то время это казалось незначительной мелочью. Настоящее значение этих слов Ярен осознал лишь сейчас. За прошедшие годы сам он успел состариться, а эльф выглядел и вел себя так, словно миновал какой-то незначительный временной отрезок. Для него он и был, наверное, незначительным. Интересно, как это — знать, что впереди тебя ждут еще века жизни? Масштабность отведенного эльфам времени не укладывалась у Ярена в голове. С пугающей ясностью он осознал, насколько чужды человеческому роду эти, столь похожие внешне, существа. В молодости он не имел привычки критически оценивать происходящее. Он восхищался воинскими талантами Тандегрэна, совершенно не задаваясь вопросом, откуда они берутся. Взгляд пожилого человека позволял смотреть глубже. Эльфы лучше видят и лучше слышат, их движения быстры и бесшумны. Несмотря на внешнее изящество, они вовсе не слабы, даже сильнее среднего человека. Велика ли заслуга в том, чтобы, обладая этими качествами, а вдобавок — неограниченным временем для совершенствования, превзойти людей в чем бы то ни было?
А теперь появился еще один нечеловеческий народ, орки. Вот кто вызывал у Ярена уже неподдельный страх. Дикий, иррациональный. Что можно сказать о существах, способных завалить коня ударом кулака, и видеть ночью так же легко, как днем? Никакая тренировка не позволит человеку достичь подобного. Сегодня ему подбросили карту. Завтра, с такой же непринужденной легкостью, могут перерезать горло. Выставляй хоть сотню часовых, орки все равно окажутся в преимуществе.
Тот, кто нарисовал эту карту, прекрасно знал, в какое искушение вводит дагара. Предстоящее сражение будет тяжелым и кровопролитным. Сулящим огромные потери обеим сторонам. Какая-то из них вообще может быть уничтожена. Ярену недвусмысленно предлагали этого сражения избежать. Получив не только новую родину для своего народа, но и признание права на нее еще одними будущими соседями. Куда более беспокойными, чем эльфы.
Цена вопроса — отказаться от обещаний, данных Тандегрэну. В долгой жизни наемника существовало много нарушенных обещаний. Хоть дагары и слыли самыми честными воинами, которых можно получить за деньги, им тоже доводилось отступать от данного слова. При самых различных обстоятельствах. Сейчас же речь идет о таком священном вопросе, как обретение собственной земли...
С другой стороны, Тандегрэн — старый боевой товарищ. Одно дело подвести какого-нибудь жирного барона, неспособного забраться на лошадь без помощи слуги, и совсем другое — обмануть того, кто сражался с тобой бок о бок, не единожды спасая твою жизнь.
Ярен не чувствовал себя вправе решать такие сложные вопросы самостоятельно.
Он вытащил из седельной сумки украшенный богатой вышивкой мешочек и достал из него девять костей, различающихся по цвету и размеру. На гранях костей были начертаны знаки, каждый из которых имел собственное значение.
В отличие от некоторых соплеменников, Ярен не привык дергать духов рода по пустякам. К тому же, в его наборе были лишь основные кости, называемые именами ближайших родственников, но отражающих при этом всех членов рода, схожих по возрасту и положению. Ярен знавал одного главу, собравшего целую кучу родни, вплоть до невесток и троюродных племянников. Как он умудрялся совещаться со всей этой толпой, Ярен представлял с трудом, если и его девять духов редко являли общее мнение по задаваемым вопросам.
Недолго поразмыслив, дагар отложил обратно в мешочек "сестру", "мать" и "дочь" — небольшие кости желтых и розовых оттенков. Не женское это дело — говорить о чести. Поступить так же с "бабкой", крупной коричневой костью, он не решился. В конце концов, бабка, как и дед, символизирует не только живых стариков, но и являет собой образ священного предка по женской линии, покровителя рода, собравшего мудрость многих поколений.
"Пусть говорит за всех женщин, так и быть", — решил Ярен. Следующим этапом в мешочек отправился зеленый "младший брат": спрашивать совета подчиненных глава рода не собирался.
В задумчивости глядел дагар на яркую небесно-голубую кость: "сына". Как наставник и судья в вопросах чести он, разумеется, не годился. Но сын обозначает и будущее вообще, являясь такой же собирательной костью, как бабка и дед. Только представлял он не умерших предков, а еще не рожденных потомков. Да, он явно имеет право высказать свое мнение.
Не колебаясь более, Ярен добавил "сына" к "бабке", "деду", "отцу" и "старшему брату" и расстелил перед собой кусок тонкой светлой кожи с начерченным на нем кругом. Достал из ножен кинжал и окропил собственной кровью пять костей и круг. Извинившись перед духами рода за вынужденное беспокойство и вознеся им благодарственную речь, дагар собрал кости в горсть и обратился к ним с первым вопросом:
— Вы видели горы, которые могут стать нашими. Я хотел узнать, что думаете вы об этом месте.
Ярен встряхнул кости между двух ладоней и осторожно раскрыл руки над куском кожи. Каким аккуратным ни было это движение, большая темно-синяя кость выкатилась за пределы круга. Суровый дед, помнивший их настоящую родину, отказывался говорить на эту тему. Ярко-алый отец, наоборот, горячо одобрял идею обосноваться в Лесистых горах. Реакция старшего брата отличалась большей сдержанностью, но он также соглашался с правильностью выбора. "Не знаю", — говорила волнистая линия на грани "сына". В отличие от деда, не пожелавшего отвечать, сын просто затруднялся дать оценку. А вот значение "бабки" толковалось как "плач" или "скорбь". Запоздало Ярен пожалел, что не включил в гадание дочь, отвечающую за будущее наряду с сыном: теперь он не мог определить, относятся слезы бабки к печали за погибшую родину или к неудачности сделанного выбора. Но перемена участников уже начатой беседы грозила страшным гневом духов-покровителей.
