Пономаренко, кому я свой план подробно расписала, на депешу не ответил. Лишь сказал — встречай прибывших, все инструкции с ними. И около полудня 30 августа я на аэродроме смотрела, как из московского самолета выходят те, кого я меньше всего ожидала увидеть здесь!
Дядя Саша — комиссар ГБ Александр Михайлович Кириллов, давний друг моего отца, который меня когда-то и в Школу взял, и на Севмаш после, где в тайну "Воронежа" меня посвятил — и я с моим Адмиралом там встретилась, за что век судьбу буду благодарить. Дядя Саша очень долго был главноответственным за охрану Тайны (из будущего гостей), ну а году в сорок девятом его в Москву перевели, и я даже не знаю, он, в МГБ служа, в то же время "инквизитор" или нет? И чин его — выше моего!
-Ну что, егоза, рада? Только не обольщайся — за свое дело, ответишь сама. А я лишь тебе спину прикрыть, и разгрузить, касаемо связи с местными, ГБ и армейцами.
Отец Серхио, посол Его Святейшества Папы в Москве (и по нашей информации, имеет немалый чин в Священной Конгрегации, как сейчас та самая Инквизиция называется — а вы думали, нет ее больше? Еретиков на кострах больше не жжет — но никуда не делась, старейшая из секретных служб в мире). А к нашему-то делу он каким боком? Но если Пономаренко так решил...
-Есть основания считать, что здесь затронуты и интересы Святого Престола. И в этом деле — мы союзники. Я не буду вмешиваться в ваше расследование — но с дозволения вашего руководства, буду наблюдать. И возможно, смогу в чем-то оказаться полезным.
Валентин Григорьевич Елезаров — из "воронежцев", был там замполитом, сейчас у Пономаренко, и у нас в Академии преподает.
-Вот взгляну, как ты справишься, и зачет у тебя приму. Серьезно — вот как вы представляете, на нашем факультете, лабораторные и практические работы?
И Он, Мой Адмирал! Я ведь, как из Москвы во Львов улетала, то с ним не попрощалась, он в это время в Горьком был, где на "Красном Сормове" механизмы для атомарин делают. Я едва сдержалась, чтоб тут же, при всех, ему на шею не броситься. И знала бы, что он прилетает, так и оделась бы наряднее, а не в повседневном своем!
-Солнышко, я вот взглянуть хочу, какая ты на работе. Отпуск на три дня, Пономаренко перед Кузнецовым ходатайствовал.
Будто не видел, на Севмаше, когда я еще Смелковой была, а не Лазаревой! А я на борту "Воронежа" так и не побывала! Хотя там даже Ахматову прокатили, и в боевой поход! Как на север выберемся, то обязательно попрошу!
И еще народ — из "воронежцев" я лишь Борю Рябова узнала, спец по радиоэлектронике. Зато больше двадцати человек из нашей Академии, и парни, и девчата — те, кто со мной на московском процессе работал. И конечно, охрана — вижу те же лица, что с нами были на "Нахимове". Приказ Пономаренко — "ближний круг" только из своих. А то черт знает, кто еще у Линника (да и один ли он, пока на сто процентов неясно) в "птенцах" ходит? Ну все, Сергей Степанович, готовься быть битым!
Весь вечер ушел на работу в студии, с проверкой оборудования. Что-то можно было приспособить из имеющегося (радиоцентр же!), что-то уже успели сделать привлеченные армейские связисты — но Рябов со товарищи сотворили шедевр. Микрофоны, по числу участников, но в эфир выходят лишь два, мой и оппонента (причем его — отключаемый, могу ему глотку заткнуть, когда захочу). А остальные замкнуты в общую сеть — даже не микрофоны, а ларингофоны, как у летчиков, позволяют тихо говорить, на кафедре оппонента не слышно, а я услышу, в наушник слева, как суфлерские подсказки. И у меня тоже, микрофон для эфира и ларингофон для тихой внутренней связи, могу подсказку попросить, если сами не догадаются. А на вид оппонента, ничего особого, ну сидят зрители в зале для массовки, и что?
За полночь закончили, помещение опечатали. Я едва дождалась, когда мы с Михаилом Петровичем в "императорском" номере окажемся, вдвоем. И пусть лишь между нами останется, о чем мы говорили, и что делали. Лючия мне признавалась — что когда ее любимый Юрочка до нее лишь дотронется, она думать может лишь об одном, ну а в дальнейшем процессе имеет привычку кричать так, что "наверное и у вас слышно, ниже этажом"? Я, в отличие от нее, тишины не нарушаю. И как нам было хорошо!
Утром, нашлось время даже заняться кино — пара второстепенных, "камерных" эпизодов, оставшиеся можно было и в Москве доснять. Не удалось панскому "святому войску" взять Дрогобыч, и паны ругаются, орут на главинквизитора Крамера — ты на что нас подрядил? Вместо обещанного дохода, одни убытки, ладно что наемники передохли, не жалко и меньше платить — так все равно на поход потратились, кто нам возместит? А потерянную артиллерию, и пушки и обученных пушкарей, нам Церковь вернет? Крамер оправдывается, что за святое дело торговаться грех — ему отвечают, что раз бог справедлив, то богоугодное дело и оплачиваться должно соответственно. Говорите, в городе колдуны засели — так вы, ваше подлое святейшество, заверяли, что с нами бог, и кто тогда выходит сильнее? Грозите отлучением — смешно, вы тех, в городе отлучили, и что в результате?
-Короче, панове, ловить тут больше нечего — говорит самый главный и богатый пан Ржевуцкий — мне сегодня на обед курицу не могли найти, оправдываются, что всех мы уже съели, на полсотни миль вокруг! Из дома известия, требующие нашего присутствия. Я свое слово сказал, панове — война должна быть выгодной, иначе это совсем не война. Я ухожу, а вы все как знаете. Ну а святой отец может тут под стенами хоть до страшного суда сидеть, его право!
И соглашаются остальные паны. Каждый считает, если мои потери будут велики, мои соседи этим воспользуются и от меня что-то откусят! Решено в итоге, осаду снимаем и по домам — признали себя проигравшими. Крамер на бешенство исходит — но не слушает его никто. Хотя вопрос, а отчего он после снова не попытался, как объяснить?
-Хотел бы предостеречь вас от показа неправильной картины — сказал отец Серхио, прочтя сценарий — ведомо ли вам, что из числа приговоренных Святой Инквизицией, большую часть составляли лица духовного звания? Отчасти это было потому, что к сожалению, именно они, как люди образованные, более склонны к впадению в ересь, чем безграмотные землепашцы. Но также и для того, чтобы пресечь весьма печальные вещи, что начали творится в Церкви в те годы — сеньора Лючия знает, о чем я говорю — и ведь лица, погрязшие в грехе и разврате, нередко пытались найти оправдание своим богомерзким поступкам в своевольном толковании Святого писания, что как раз и есть ересь. То есть, деяния инквизиции были в значительной мере направлены на очищение Церкви от собственных заблудших овец — если не говорить об инквизиции испанской, которая совершенно особый случай, и за который мы не можем быть ответственны, так как она подчинялась не Риму, а испанской короне. Касаемо же вашего кинотворения — да, такие фанатики как Крамер, тоже были, и Церковь их терпела, поскольку они могли быть полезны, но никоим образом нельзя сказать, что вся Церковь была такая, и только такая. Скорее уж, отношение к таким неудержимым было, как в Англии к пиратам: вернулся с богатой добычей, получи почести и богатство — а если потерпел поражение, и еще создал проблемы для своих пайщиков, тех без всякого сожаления вешали "за пиратство и разбой". Это к вашему сюжету, отчего Дрогобыч так и не будет взят — не последует второй крестовой экспедиции, после провала первой, тем более что Чародей и иноземные колдуны исчезли неведомо куда. Просто, спустя какое-то время, приедет в город другой посланец Его Святейшества, для проведения расследования, всех расспросит, отпустит грехи — но подробнейшая опись происшедшего ляжет в архивы Ватикана. Ибо высшие Инквизиторы никогда не были тупыми мракобесами, касаемо познания окружающего мира.
И добавил еще:
-А то, что вы собираетесь провести, в давние времена называлось диспутом. Который чаще всего имел место в университетах, но также случался и при королевских или иных дворах, когда встречались мудрецы, выясняющие .кто из них более достоин. Исходные тезисы сторон могли быть любыми, кроме прямой хулы на Бога, Церковь и правящих особ — а дальше полагалось средствами логики заставить оппонента либо сделать заявление, противоречащее его собственному исходному, либо впасть в ересь. Но никто никогда не запрещал диспуты как таковые. Я сказал это господину Сталину и он со мной согласился.
Еще интереснее! Что там наверху творится — смычка коммунистов и церковников? Знаю, что Ватикан нам вроде как союзник — но не настолько же, чтоб к нашим сугубо внутренним делам и секретам допускать? В Москву вернусь, обязательно Пономаренко расспрошу!
Валентин Кунцевич.
Слышал я, что другие наши, с "воронежа", попав в этот мир, видят странные сны — "вещие", или нет? А у меня не было такого — до вчерашнего дня.
Какая-то не наша страна — юг, солнце, вроде бы Средняя Азия, или даже Африка или арабы, уж больно народ ободран. На большой площади, толпа местных, галдят, руками машут, явно агрессивны, но в драку не лезут пока. А на той стороне — Аня Лазарева, или кто-то очень похожая, на возвышении стоит и речь произносит, и не помню о чем, то ли не слышно, то ли язык непонятный. И в толпе крики — "неверная, враг" — сейчас взбесятся, и убьют.
А я смотрю с танковой башни — вдоль этого края вытянулись строем, десяток или больше, тяжелые, на Т-72 похожи, но не они (марку вспомнил, ИС-11, так не было вроде такой). И наши, русские ребята за рычагами. Ждут моего приказа. А мне тоже ясно все — если там эти черножопые, на Аню накинутся, бей пулеметами (на каждой машине по КПВТ и три обычного калибра), и жми на газ, ну а кто заглохнет или приказ не выполнит, я с того после шкуру спущу! И плевать, что после будет — мне Анина жизнь своей дороже, а уж тем более, всей многотысячной оравы этой голодрани, я вам сейчас такой тяньаньмень устрою, ваш аллах или кто там еще задолбается врата перед душами сдохших грешников открывать!
А толпа вдруг смолкает, опускается на колени. И расступается перед Аней, освобождая проход. И идет она ко мне, под крики "святая". А я приказываю по рации, башни повернуть на тридцать градусов, моя машина и кто от меня справа, вправо, а кто от меня слева, влево, это на случай если толпа снова взбесится, Аню огнем не задеть, а лишь отсекать, кто сбоку. Вот уже близко она идет — и тут какой-то бородатый моджахед вскакивает и на нее с ножом, затем и вся толпа поднимается как море. И я ору — бей, заводи, вперед, ну будут сейчас трупы штабелями и кишки на гусеницах, молитесь своему богу, уроды. И просыпаюсь — так и не успев увидеть, что было дальше. Вот такой сон — к чему, не знаю. Из "того", оставленного нами мира — так нет там на вооружении танков ИС-11. Страна, на Афган похожа, но не он, местность вроде ровная, гор не видно, однако морды скорее арабские, не черные. Будущее уже этого мира, или еще какая-то "параллель"? Или все ж игра воображения? Навеяное тем, что жизнь одной Ани лично для меня, жизней хоть тысячи местных стоит (особенно "не наших"). А я ее в сегодняшней битве прикрыть никак не могу!
Потому что разговор в прямом эфире, и против Сталина, при живом Сталине — это, ну даже не знаю с чем сравнить! Хотя в этой реальности и идет либерализация-реабилитация помаленьку и потихоньку — но слышал я, что касаемо определенного круга тем, Вождь наш дорогой и любимый, чувства юмора начисто лишен! Так что Аня на кон ставит — все: все свои заслуги, репутацию, авторитет, а то и жизнь. Если проиграет.
Я смотрел, как Аня со своим Адмиралом гуляют по парку на Замковой горе. Держась за руки, как дети — вот итальяночке нашей нравится, когда Юрка, "рыцарь" ее возлюбленный, ее за талию обнимает, под расстегнутой накидкой, Мария со мной под руку ходит, мой локоть на миг отпустить боится — ну а Анна Петровна и наш Отец-Адмирал, только так. Хотя самые старшие из всех. Но сказал один умный человек, что стареем мы, когда сами того хотим. Ну а я, Мазур (мой зам), и еще пятнадцать "песцов" бдили, рассыпавшись вокруг, изображая гуляющих (это не считая привлеченных местных кадров — вот запомнят львовские товарищи визит группы лиц, посвященных в тайну уровня "ОГВ"). Вокруг природа зеленеет, день солнечный, обстановка самая мирная. А я вспоминаю (читал) что Николай Кузнецов со товарищи, перед тем как очередного важного немца убивать идти, гуляли по лесу, "чтоб нервы не взвинчивать до предела — они нам крепкие понадобятся". Так что не прихоть это была, а важное дело, львовский парк в этот последний день лета, каштаны шелестят, птички щебечут — ну а мы, команда лучших в СССР убивцев, следим, чтобы эту идиллию не нарушил никто.
-Вы, товарищ Кунцевич, непосредственной охраной Анны Петровны займитесь — сказал мне Кириллов — ну а я в общем подстрахую. Вам ведь ясна разница между ЧП с тяжкими политическими последствиями — и с относительно умеренными, которые можно загасить?
"Площадь Тяньаньмень" на тридцать лет раньше, это "умеренные потери"? Патрулей и войск на улицах не больше, чем обычно — но все места, потенциально опасные с точки зрения беспорядков, взяты под наблюдение. И если где-то начнется буча, через пять минут примчится ОМОН — а здесь это не гоблины с дубинками и щитами, а егерская спецура, натасканная давить лесную нечисть, бунтующих зеков и всевозможные банды; тут на Галичине именно они, а не армейцы, большей частью и искореняли схроновую сволочь, причем часто пленных не брали совсем — кто раньше из лесу не вышел, мы не виноватые. Ну и бандеры, пленных омоновцев живьем варили в котле. Так что если, услышав радио, найдутся желающие бунтовать, то случится кошмар правозащитника (которых пока и нет в природе). Хотя Пономаренко ведь предупреждал, что возможной целью всей вражеской провокации как раз это и является, кровавую баню устроить, о которой заграница заговорит? Но наверное решили, что повторение киевского бунта, это еще хуже, ну а там, нехай клевещут?
Вокруг радиостудии охрана милицейская — наши в штатском, формой не светят. Нам выделена не комната даже, а небольшой зал, две кафедры с микрофонами, и три десятка кресел и стульев для зрителей (вернее, помощников — играть предстоит всем, хотя оппонент Ани этого знать не будет). Аня успела переодеться и прическу сделать (чтоб радионаушник не было видно — один, ей же надо и зал слышать), платье как на концерт, из струящегося и блестящего шелка (девочки из киногруппы срочно шили, под руководством Лючии), к плечам как накидка пришита, шлейфом спадает со спины до подола (и проводок под ней так удобно скрыть). Лючия, тоже нарядная и причесанная, восходящая звезда экрана, в первом ряду расположилась, на подругу смотрит с восторгом — не сомневаясь, что мы победим. Адмирал тоже в первом ряду, но с краю. Рядом папский посол — вот и мне любопытно, а католики тут при чем? Но раз Пономаренко решил — значит, зачем-то надо? А "жандарм" Кириллов поодаль уселся, скромненько не светясь. Елезаров позади Адмирала, в окружении своих студенточек из Академии, будущих ань и лючий — движения, манеры, стиль одеваться и даже взгляд похожий, как Аня говорила, "пантерочки мы — со своими пушистые, мурчим, врагу в горло клыками". Штеппу вижу, идеолога украинства недорезанного, в третьем ряду его усадили. Ну и остальные наши, как с киногруппы, так и только что прилетевшие. Телевидения нет, оно пока лишь в Москве, Питере и Киеве имеется — но останется вся картина в истории (и для протокола), мы ведь "киногруппа", или кто?
