Талу бездумно приоткрыл массивную дверцу — но внутри корпуса-призмы в самом деле ничего не было, лишь какие-то ржавые рамы и пыль...
Они вернулись в темный туннель и пошли дальше, к центру крепости. Анмай отпер очередную дверь и завел Талу в новый лабиринт коридоров, теперь почти темных. Металлические блоки их стен тоже были темными, но в центре каждого блестело нечто вроде круглого зеркала диаметром в ладонь, точнее, короткой зеркальной трубки, прикрытой толстым стеклом. Талу немедля заглянул в одну, но увидел лишь первобытный мрак.
— Это тоже матрицы памяти? — удивленно спросил он. — Какие-то они тут странные...
Анмай усмехнулся.
— В некотором роде. Были. Насколько мы смогли понять, тут стояли плазменные процессоры — то есть, процессоры на плазменных кристаллах, стабилизированных решеткой силового поля. Через эти трубки можно было наблюдать за их работой, а может, даже считывать напрямую какую-то информацию. Сейчас, конечно, тут ничего не работает. Задающие матрицы давно деградировали, а от самих процессоров, понятно, не осталось и следа.
— Здесь тоже жили... сознания? — тихо спросил Талу. По коже у него бегали мурашки — казалось, что вокруг витают призраки. А может, так оно и было...
Анмай пожал плечами.
— Да, скорее всего. Это место ещё более старое, чем первое.
— Как же они попали из своих тел туда?
— С помощью считывающих машин, разумеется. А поскольку таких древних изделий не осталось, для нас это почти что магия.
— Я могу увидеть эти машины? — спросил Талу.
Анмай снова усмехнулся.
— Можешь. Они-то тут сохранились. Отчасти.
Он повел Талу дальше, вглубь лабиринта. Наконец, они вышли к небольшому залу. Вход в него был заперт решеткой. В центре зала было нечто вроде бассейна, прикрытого толстым стеклом; в его глубине просматривались массивные очертания. Над бассейном, тоже за толстым стеклом, виднелись прямоугольные корпуса. Темные.
— Это плазменный тактовый генератор, — пояснил Анмай. — Он синхронизировал всю сеть. Сейчас он тоже, конечно, не действует.
— Как же сознания попадали в неё? — вновь спросил Талу.
— Тело только что умершего помещали туда, — Анмай показал на "бассейн", — а потом молекулярный томограф сканировал мозг. Информация записывалась в персональный блок. К сожалению, здесь осталась только механическая часть. Вся электроника снята.
— Жаль, — заметил Талу. Жить вечно ему очень хотелось, но он, честно говоря, не знал, захотел бы он жить так, в железной коробке...
— Да, жаль, — Анмай вздохнул. — Будь у нас хотя бы один сканер и запасные матрицы — мы смогли бы попасть в будущее...
Они вышли в новый кольцевой коридор, в котором сходились все восемь радиальных туннелей. Его внутренняя круглая стена была металлической, с четверкой закрытых бронированными дверями проемов — на все четыре стороны.
Анмай остановился возле одного из них, и, отодвинув заслонку, стал нажимать прозрачные кнопки цифрового замка. После восьмой дверь, ведущая в центральную шахту пирамиды, открылась перед ним автоматически — и так же автоматически захлопнулась, едва они вошли.
Ступив на платформу открытого лифта, Талу посмотрел вниз. Отмеченные венцами ламп стены шахты убегали в бездну, суживаясь в точку — дна видно не было. Метрах в трехстах наверху она кончалась — последнее кольцо огней ярко освещало какую-то платформу, закрепленную между направляющих лифтов.
— Что там? — спросил Маоней, глядя прямо вверх. Снизу плохо было видно, но на платформу тянулись какие-то кабели. — Бомба?
Анмай вдруг вздрогнул — неожиданное зрелище.
— Да. Термоядерный заряд. Я привез его с Хаоса, чтобы Цитадель не досталась мятежникам. Его мощность — 120 мегатонн. Теперь, если набрать девять цифр на моем браслете — в радиусе двадцати миль не останется вообще ничего.
Талу взглянул на браслет квантовой связи на левом запястье Анмая — и невольно передернул плечами.
— То есть, ты можешь в любой миг покончить со всем этим? — спросил он. Голова у него пошла кругом. В то время, как они сражались и совершали подвиги, исход уже был предрешен...
— Не в любой, — Анмай вдруг усмехнулся. — Только в тот, когда меня поблизости не будет. У меня, знаешь, нет желания огорчать Единого Правителя. Кстати, теперь ты — один из двадцати файа в Цитадели, которые знают это. Думаю, ты понимаешь, что полагается за разглашение... такого?
— Догадываюсь, — буркнул Маоней. Он прекрасно понимал, что если он проболтается — Анмай пристрелит его собственной рукой и будет кругом прав. — Я буду нем, как рыба. Правда.
— Хорошо. Ладно, — Анмай взглянул на часы. — Мне надо хотя бы немного поспать, иначе я совсем обалдею.
— А я? — спросил Талу. Он до сих пор не представлял, где он будет тут жить и что вообще будет здесь делать.
— Я отведу тебя в жилой отсек, — это недалеко, тут, внизу, — Анмай бессовестно зевнул.
Талу перегнулся через перила — и, вновь передернув плечами, отвернулся. Насмешливо взглянув на него, Анмай нажал кнопку на длинной узкой панели. В животе у Талу ёкнуло, когда пол резко ушел из-под ног, потом его прижало к полу, когда платформа затормозила своё стремительное падение, и он с облегчением спрыгнул с неё. Набрав код, Анмай открыл дверь и они вышли в просторный, трапециевидный туннель — с наклоненными внутрь стенами из громадных стальных плит. Скрытые плафонами мощные лампы заливали его ярким бело-зеленым светом.
Талу удивленно осмотрелся. Потолок тут был из таких же стальных плит, пол тоже. Всё покрашено в зеленый цвет, но на полу краска кое-где вытерлась, обнажив блестящий металл. Похоже, тут часто ходили или ездили. В стены были врезаны порталы поперечных туннелей, там туда-сюда сновали люди.
— Ну вот, — сказал Анмай, всё ещё стоя в открытом проеме. — Это верхний из жилых уровней. Найди Мирру Ллуубис — она тут всем заправляет. Она отыщет тебе комнату.
— А Йарри? — спросил Маоней.
Анмай усмехнулся.
— Он от тебя никуда не денется, пока что. Он уже тоже где-то тут, наверное. Ну — здесь я исчезаю.
Броневая дверь шахты гулко захлопнулась.
.........................................................................................................
Вздохнув, Талу побрел вдоль туннеля. К его удивлению, воздух здесь, глубоко под землей, был вполне сносный — разве что сыроватый. Дышалось однако легко и он подумал, что жить здесь вполне можно. Какое-то время.
На перекрестке коридоров он наткнулся на деву лет двадцати, в шортах и пёстрой кофте. Она остановилась, с любопытством глядя на него.
— Где мне найти Мирру Ллуубис? — почему-то смущаясь спросил Талу. За эти дни он успел забыть, что в мире существуют девы.
— Ты новенький, да? — дева всё ещё внимательно его разглядывала, потом махнула рукой в ту сторону, откуда вышла. — Там, сто шестая комната, — она отвернулась от него и бодро зашагала дальше.
......................................................................................................
Ещё раз вздохнув, Талу направился в указанную сторону. Здесь и в самом деле было многолюдно, на него смотрели и он невольно ёжился. Сейчас он ощущал себя едва ли не дезертиром. Собственно, так оно и было, и то, что он был тут отнюдь не по своей воле, вовсе не улучшало его настроения.
Вот же гадство, подумал Маоней. Там, наверху, я душу готов был продать, чтобы оказаться здесь. Здесь я хочу обратно — хотя уже знаю, что там снова захочу сюда. Ну не идиот ли?..
Он вдруг понял, что не представляет, куда идти дальше. Номеров на дверях тут не было, он не знал даже, с чего начать. Пришлось вновь спрашивать дорогу. Какой-то парень отправил его в очередной коридор. Здесь номера уже были и Маоней быстро дошагал до указанной Анмаем комнаты — но в ней никого не оказалось. Дверь, понятно, была заперта и он несколько минут топтался у неё, привлекая любопытные взгляды и в самом деле чувствуя себя идиотом. Наконец, ещё одна дева отправила его в столовую. Её Маоней нашел уже почти без труда — по запаху еды. Здесь оказалось шумно и людно, и Талу на пару секунд даже впал в ступор — в какой-то миг ему показалось, что он снова в Академии. Найти тут кого-то было делом явно непростым, к тому же, он вдруг понял, что сам зверски хочет есть — и, усмехнувшись, встал в очередь.
.........................................................................................................
Кормили тут не так, чтобы очень — кашей, к тому же, ощутимо пригоревшей. Но жаловаться было грех, к тому же, каши было много. Маоней слопал всё до крошки, после чего двинулся назад, к сто шестой комнате. На сей раз, к счастью, Мирра Ллуубис была там. Она оказалась чрезвычайно энергичной женщиной средних лет, которая сразу же выдала Талу ключ от его комнаты, а затем отправила его в каптерку — за матрацем и прочим. Каптерка, конечно, оказалась где-то в другой стороне жилой части подземелья, к тому же, здесь Талу пришлось отстоять даже небольшую очередь. Наконец, обнимая свернутый в рулон матрас, он свернул в новый коридор, оказавшийся очень длинным, с множеством одинаковых дверей. Отведенная ему комната, конечно, оказалась в самом конце, у торцевой стены. Талу отпер массивную дверь, зашел внутрь. Вздохнул.
Комната оказалась просто коробкой из шести крашеных в зеленый цвет стальных плит, размером два на три метра. Главенствующим здесь предметом обстановки был массивный и сложный стальной же унитаз, водруженный на что-то типа низкого пьедестала, отчего у Талу возникло обидное чувство, что его поселили в сортире. Впрочем, все комнаты тут были такие. Должно быть, во времена Империи Уарка здесь содержали рабов, подумал Талу. Уж в любом случае эта комната заслужила бы одобрение у начальника тюрьмы самого строгого режима. Унитаз, раковина и голая железная кровать — вот и вся обстановка. Дверь из дюймовой стали — даже с люком-кормушкой, правда, запиравшимся задвижкой изнутри. Сама дверь в дополнение к замку была снабжена массивным засовом. При желании здесь можно было держать оборону, отстреливаясь из пистолета и бросая через кормушку гранаты в собравшихся перед дверью врагов. Правда, ни гранат, ни даже пистолета у Талу не было, не было, правду говоря, вообще ничего...
Вздохнув, он раскатал постель, и, сбросив сандалии, плюхнулся на неё, глядя в потолок. Со светом тут тоже оказалось не очень — всего одна тусклая лампочка над дверью, причем, без выключателя — что уже окончательно сближало комнату с тюремной камерой. Воздух тоже, наверное, был так себе — но к нему Маоней уже принюхался. В любом случае, мысль о том, что над ним метров сто скальной породы, а вокруг два кольца фортов, грела душу.
.......................................................................................................
Минут через десять вдруг лязгнула входная дверь — Талу забыл запереть её — и внутрь заглянул Йарри. Он с усмешкой окинул взглядом растянувшегося на постели Талу.
— Уже устроился?
— Ага, — буркнул Маоней. — Заходи. В гости, так сказать.
Йарри зашел, прикрыв за собой дверь.
— Невесело у тебя тут.
— А у тебя лучше?
Йарри усмехнулся.
— Нет. Так же.
— Ты где устроился?
— Здесь, в соседней комнате.
— А, — чего-то такого и стоило ожидать, конечно... — Ну и что мы будем здесь делать? Жрать и гордо восседать на унитазе? Так я от такой жизни уже через пару дней загнусь.
— То же, что и раньше, то есть, до войны, — Йарри бросил Талу пластиковую карточку. — Служба внутренней безопасности. Поиск предателей, шпионов, шептунов и всякое такое. Так что кончай валяться. Идем на инструктаж. Спецов твоего профиля осталось вовсе не так много.
— Давно мечтал, — буркнул Маоней, поднимаясь. Но это и в самом деле было дело, которое он выбрал для себя сам. Не слишком любимое массами, но нужное. Чужие не могут предать, вспомнил он. Предают только свои.
.......................................................................................................
— ...Это отвратительно! — закончил Янат, взмахнув для убедительности руками. — Хьютай не должна была так поступать! То, что она сделала в Тайзине, в Ахайларе, в Пелипае... этому нет оправдания! Пусть там и были какие-то мятежники — но простых мирных граждан там было гораздо больше!
Стоит ли щадить палачей ради их жертв?.. — захотелось спросить Талу, но он промолчал, глядя на своего очередного "клиента". Янат Найурр был, если так можно сказать, образцом для своего поколения — рослый, гибкий парень пятнадцати лет от роду, с тонкими чертами лица и такими большими глазами, что они казались почти ненастоящими. Одет он был лишь в тунику с короткими рукавами из грубой серой ткани. Перетянутая на узкой талии красивым пестрым поясом, она едва достигала середины бедер. Ничего больше, кроме ременных сандалий и браслета на левой руке, на нем не было, хотя в комнате совсем не было жарко. Она помещалась рядом с выпуском воздушной шахты, так что по полу дул очень даже ощутимый ледяной сквозняк. Талу невольно поёжился, представив, каково приходится Янату в его куцей тунике и сандалиях на босу ногу, — юноша дрожал, обхватив руками бока. Но он сам выбрал это место для приватного разговора — и, надо сказать, выбрал довольно разумно, потому что просто так никто в такую вот холодину не сунулся бы. Правду говоря, Талу услышал его речи краем уха — Янат что-то горячо втолковывал соседу по столику в столовой. Разобрать это толком в висевшем там шуме было нельзя — но у Талу сработал тревожный звоночек. Он выследил Яната до его комнаты, узнал у соседей его имя, а потом познакомился с ним — попросту попросив поднести какой-то хлам. Всё остальное было, как говориться, делом техники — "случайно" оброненная фраза о "бедной Тайзине" вызвала неожиданно бурную реакцию, а потом запоздалый испуг. Талу однако горячо заверил юношу, что тоже потрясен совершившимся зверством, но не знает, что делать. В ответ Янат, воровато оглянувшись, пообещал рассказать ему "настоящую правду", после чего, отчетливо смущаясь, пригласил на встречу в "тайном месте", которое оказалось в итоге этой вот комнатой. Всё это могло оказаться обычной вспышкой подросткового максимализма, какие не раз случались и у самого Талу, — однако как раз это он и должен был выяснить...
— Я слышал, — понизив голос, начал он, — что Хьютай сама устроила эту аварию на плато, чтобы устранить Совет, который мешал ей править, — всё это он придумал только что и тревожно замер: за такие вот слова можно было запросто получить в морду, и не только в неё. Но Янат, как говориться, "клюнул".
— Да, я тоже так думаю! — горячо заявил он. — И у неё ещё хватило совести сказать, что до выборов нового Совета она будет править справедливо и мудро! Таких лицемеров я уже давно не встречал. Обычно тот, кто рвется к неограниченной власти, не объявляет себя добрым и справедливым владыкой.
— А сразу говорит "Я — Боль! Я — Смерть!", да? — не удержался всё же Талу. Ему захотелось спросить, как много лицемеров Янат встречал в своей, безусловно, очень длинной жизни, — но тут он всё же промолчал.