— Откуда у вас эти сведения? — удивился Муравьев.
— Вот уже две ночи подряд, вместе с пластунами я подбираюсь к вражеским позициям и провожу наблюдение. Поверьте моему слову, из вашей затеи не выйдет ничего путного. Вот смотрите.
Бакланов уверенно ткнул пальцем в схему турецких укреплений, разосланную на столе генерала.
— Нашей кавалерии и пехоте предстоит пройти три версты под огнем пятидесяти шести вражеских орудий. В результате этого девять из десяти будут ранены или убиты и если к Шорахским позициям подойдет полторы роты, это ничего не решит.
— По нашим картам расстояние до турецких позиций чуть больше версты и это вполне под силу нашим солдатам — не сдавался Муравьев.
— Ваше высокопревосходительство, я был за немедленный штурм в июне, и категорически против его проведения в августе. Вы не прислушались к моему голосу тогда, так услышьте его сейчас и вы не пожалеете. Клянусь своими сединами!
При упоминании об июне, самолюбие Николая Николаевича получило болезненный укол, и его лицо покрылось красным румянцем. Гордыня взыграла в его душе от слов казачьего генерала но, не желая опускаться до откровенной перебранки, уязвленный наместник обиженно спросил.
— Так, что же вы предлагаете любезный Яков Петрович? Просто так сидеть в осаде, полностью отдавая инициативу противнику?
— Зачем же отдавать? — удивился Бакланов — Омер-паша хочет оттянуть нас от Карса, начав наступление на Мингрелию? Очень хорошо. А что если мы сами применим этот же прием против самого Омер-паши?
— То есть? — насторожился Муравьев.
— В противовес вражескому наступлению на Мингрелию, не снимая осады, сами нападем на Эрзерум. Противник явно не ждет нас. Проходы через хребет Деви-Байну свободны и серьезного сопротивления в самом Эрзеруме не предвидеться. Я за это головой ручаюсь.
— Оставьте вашу голову при себе, она вам еще пригодиться — холодно молвил наместник, осаждая энергичного собеседника — даже если мы возьмем Эрзерум, то удержать мы его не сможем.
— Да по большому счету нам это и не нужно — поддержал Бакланова Ковалевский — главное уничтожить все запасы продовольствия анатолийцев, что станет последней каплей в чашу терпения солдат Вассиф-паши и уж точно заставит Омер-пашу изменить свои планы.
Ковалевский встал и, одернув мундир, обратился к Муравьеву.
— Разрешите мне принять участие в этом набеге, Ваше высокопревосходительство. Будьте спокойны, все сделаю в лучшем виде и даже лучше.
— Не знаю. Право не знаю, что и сказать господин генерал — растеряно произнес наместник, явно оторопевший от неожиданных слов Ковалевского.
— Дайте нам две недели и мы докажем свои слова делом — попросил Муравьева Бакланов. — Омер-паша за это время не успеет натворить больших дел, а мы отвлечем его, это точно.
— Не уверен в верности ваших расчетов генерал. Не уверен — скептически сказал Николай Николаевич, озабоченно поджав тонкие губы.
— А где уверенность, что наш штурм Карса увенчается успехом? — не сдавался Ковалевский, уже зараженный идеей Бакланова — если он окончиться неудачей наше положение под Карсом будет куда более худшим, чем нынешнее. А в случаи нашей неудачи под Эрзерумом это никак не повлияет на осаду крепости, и вопреки всему принесет пользу. Посудите сами, даже отбив наше нападение, Ибрагим-паша обязательно потребует себе подкрепления, а его негде будет взять кроме как из войска Омер-паши. Так, что при любом раскладе мы оказываемся в выигрыше.
Все члены военного совета с напряжением смотрел на наместника в ожидании его решения, но тот молчал. Видя в предложении Бакланова явный резон, Муравьев все никак не мог отказаться от своего прежнего намерения, однако веских контраргументов он привести не мог.
— Ваше предложение интересно господа, но мне нужно подумать и все взвесить — наконец выдавил из себя наместник, и генералы дружно покинули палатку главнокомандующего, оставляя Муравьева одного с его мыслями. Впрочем, Николай Николаевич, не долго размышлял, и повторно пригласив членов военного совета, объявил свое решение отложить начало штурма Карса на две недели.
Дальнейшие события полностью подтвердили правоту предложений генерала Бакланова. Разведка у турков была поставлена из рук плохо и потому, появление отряда генерала Ковалевского у перевала Деви-Байну было для них полной неожиданностью. Караульные заслоны Ибрагим-паши практически не оказали сопротивления русским драгунам, попросту подарив неприятелю столь важный рубеж обороны.
Ободренный успехом Ковалевский продолжал стремительно наступать на Эрзерум, грамотно используя фактор неожиданности. И везде его войскам, сопутствовал успех. Противник в панике отступал при одном только появлении русской кавалерии и генерал слал наместнику одну победную реляцию за другой, совершенно позабыв, что даже мышь, загнанная в угол может оказать серьезное сопротивление.
Укрывшиеся за стенами Эрзерума войска, оказали серьезное сопротивление русским солдатам уже порядком привыкшим, к легким победам. Засев на господствующей над крепостью высоте они дважды отражали наскоки русской кавалерии, что значительно укрепило у турецких аскеров веру в себя. Подошедший к Эрзеруму Ковалевский, решил немедленно брать высоты штурмом, хорошо понимая, что каждый день осады крепости играет только на руку врагу.
Не дожидаясь подхода артиллерии, генерал построил войска в штурмовую колонну и под прикрытием ночи стал скрытно выдвигаться. Русские смогли незаметно подойти к самому подножью высоты, когда случайная неосторожность выдала туркам их присутствие. У одного из солдат случайно выстрелило ружье, и звук выстрела всполошил часовых.
Немедленно из турецких окопов раздались торопливые выстрелы, которые с каждым залпом становились все более и более многочисленными. Опомнившись от испуга, турки бросились к пушкам и вскоре на атакующих обрушился град шрапнели.
Чем выше поднимались по крутому склону горы русские солдаты, тем сильнее становились их потери от яростного вражеского огня. Когда до турецких окопов осталось всего пятьдесят шагов, шеренги бойцов заколебались и только вмешательство самого Ковалевского, предотвратило их отход.
— За мной ребята! В атаку! — молодцевато выкрикнул генерал и, не обращая внимания на выстрелы противника, бросился в атаку, яростно потрясая шпагой. Ковалевский успел пробежать лишь четырнадцать шагов, когда одна из пуль выпущенных из турецкой траншеи сразила его наповал. Теряя силы, генерал стал стремительно оседать на землю, но за его спиной уже звучал гортанный торжествующий крик набегающих шеренг. Пробежав, вслед за командиром такие маленькие, но очень важные четырнадцать шагов, русские стрелки стремительно надвигались на врага и ничто, не могло остановить их движение вперед.
Бой был яростен и скоротечен. Едва только русские пехотинцы ворвался в траншеи, как турки моментально утратили свое былое мужество и обратились в бегство, стремительно разбегаясь в разные стороны под громкие крики 'Ура'!
Солнце уже расцвело, когда горящие местью за убитого командира русские, подняли на захваченную высоту свои пушки, и с остервенением принялись обстреливать Эрзерум. Бомбардировка крепости длился около двух часов. Именно на столько времени хватило мужества Ибрагим-паши, приказавшего выбросить на стенах белые флаги и выслать за ворота парламентеров.
Прошло еще два часа, и гарнизон капитулировал. Длинной цепочкой через распахнутые ворота, турки выходили из крепости, послушно складывая своей оружие в многочисленные кучи перед победителями. Офицеры сдали свои сабли, Ибрагим-паша свой генеральский бунчук и личное знамя, и все они, со страхом и почтением проходили мимо походных носилок, на которых покоилось тело покорителя Эрзерума генерала Ковалевского.
Получив одновременно радостные и печальные вести из Эрзерума, Муравьев посоветовавшись с генералом Баклановым, решил пойти на рискованный шаг и вопреки первоначальному плану, попытаться удержать крепость за собой. С этой целью он назначил Якова Петровича комендантом Эрзерума, с одновременным подчинением ему отряда погибшего Ковалевского.
Бакланов с честью справился с порученным ему делом. Прибыв в Эрзерум, он сразу распустил слух, что русские не намерены долго засиживаться в крепости и до первых снегов собираются идти ещё дальше в Анатолию. С этой целью, Бакланов почти еженедельно устраивал смотры своим солдатам, упорно поддерживая вражеских лазутчиков во мнении, что русские выступят на запад не сегодня-завтра.
Дезинформация казачьего генерала прошла на ура. Вместо того чтобы атаковать русский отряд, турки сосредоточили все свои силы на горных перевалах, усиленно окапываясь и строя защитные батареи. Обо всех действиях своего противника Бакланов был прекрасно осведомлен благодаря армянским осведомителям, которые с большой охотой помогали русским войскам всем, чем могли. И потому, время от времени, генерал посылал своих казаков в разведывательные рейды, дабы противник продолжал готовиться к скорому появлению главных сил русских.
Грозный Омер-паша тоже не сидел без дела и, реализуя свой план, стремительно наступал на войска князя Багратиона. Их встреча произошла 8 сентября на реке Ингури и Омер-паша, имея значительный перевес в людях, одержал победу.
Потеряв около пятисот человек, князь Багратион отступил, а затем и вовсе покинул Мингрелию. Преследуя противника, Омер-паша занял Зугдиди, где простоял три недели, постоянно получая подкрепления из стоявшего в Батуми отряда Энвер-бея.
Находясь в Зугдиди, паша распускал слухи, что вот-вот двинется на Тифлис и вырежет все христианское население. С каждым днем, он с нетерпением ждал известия о приближении войск генерала Муравьева, но все его ожидания оказались напрасными. Разгадав замысел противника, наместник Кавказа не сдвинулся с места, упрямо продолжая держать Карс в осаде.
Так в пустых ожиданиях пролетел август, закончилась вторая декада сентябрь, и положение войск Вассиф-паши стало катастрофическим. Продовольственные запасы в крепости стремительно растаяли подобно снегу под лучами жаркого летнего солнца. Благодаря казачьим разъездам, их поискам и патрулированию, беспрестанному рысканию в окрестностях Карса, блокада крепости стала настолько герметична, что было совершенно невозможно, оказать осажденным какой бы то ни было помощи провиантом.
Не имея возможности прокормить мирное население крепости, паша разрешил всем женщинам покинуть крепость и искать себе пропитание за её стенами. И тут Муравьев вновь проявил себя мудрым человеком. Узнав, что турецкие жены ищут себе пропитание, генерал разрешил их подкармливать на русских полевых кухнях и позволил свободно возвратиться в Карс.
Многие из женщин прятали часть выдаваемой им провизии под одежду и тайком уносили её с собой в крепость, для голодающих детей и мужей. Русские закрывали на это глаза, поскольку надеялись, что жаркие женские слезы и мольбы подвигнут гарнизон к капитуляции.
Николай Николаевич продолжал терпеливо стоять у Карса, сохраняя войско для возможной битвы с Омер-пашой, который упорно сидел в Зугдиди в ожидании прихода русских. Противостояние двух военачальников продолжалось до 2 октября, когда ворота крепости распахнулись и из них под белым флагом вышли турецкие парламентеры. Убедившись, что Омер-паша не собирается нападать на русскую армию осаждавшую Карс, генерал Вильямс рекомендовал Вассиф-паше сдать крепость. Получив согласие, англичанин сам поехал на переговоры и был принят Муравьевым с большим почетом.
— Я человек прямой и искренний, — начал Вильямс, когда его ввели к Муравьеву, — лгать не умею, не буду хвалиться изобилием продовольствия нашего и не домогаюсь скрыть от вас то бедственное положение, в котором ныне находится гарнизон Карса. Как честный человек, я исполнил обязанность свою до последней возможности, пока в состоянии был это делать, но ныне недостает у меня к тому более способов. Войско изнурено до крайности, мы теряем до 150 человек в сутки от нужды и лишений; также от голода и болезней погибают городские обыватели. Нам неоткуда более ожидать помощи, хлеба у нас осталось только на три дня. Предоставляю условия сдачи крепости на ваше усмотрение и при этом взываю к великодушию.
Муравьев был, очень тронут подобным откровением противника, и принял капитуляцию крепости без всяких особых условий, которые позволяло требовать его положение. Ценя мужественное сопротивление противника, генерал Муравьев позволил сдавшимся офицерам сохранить свои шпаги. 4 октября эти условия были формально приняты и подписаны турецким командиром Вассиф-пашой, после чего в руки победителей переходила крепость Карс с гарнизоном около 16 000 человек. Таковы были славные победы русского оружия в горах Закавказья.
Но не только среди седых вершин Кавказа велась борьба с грозным противником. В далеком Оренбурге, на стыке границ Европы и Азии, генерал-адъютант Василий Алексеевич Перовский готовился нанести свой удар. За плечами этого прославленного командира уже была слава покорителя кокандской крепости Ак-Мечети, но теперь его замыслы простирались далеко вглубь жарких песков Средней Азии. Если выход русских войск к Аралу и захват опорной крепости в низовьях Сырдарьи были обусловлены желанием, защитить русскую пограничную линию от набегов отрядов хивинцев, то нынешний поход имел совершенно иные цели.
В этот раз генералу Перовскому предстояло шагнуть далеко на юг. И шагнуть так сильно и мощно, чтобы итоги этого похода вызвали бы громадный переполох в Лондоне, главного вдохновителя и организатора этой войны. Такова была воля русского императора, и Василий Алексеевич с готовностью согласился выполнить её.
Получив от Николая Павловича полную свободу действия в намечаемом походе, генерал Перовский потратил много времени и сил для подготовки своего нового броска в жаркие пески азиатского юга. Долгие часы, сидя в своем оренбургском кабинете, Перовский решал вопрос, против какого из трех среднеазиатских ханств ему следует направить русские полки.
Конечно, самым простое и логичное решение было бы нападение на Хивинское ханство, главный источник напряженности на южных рубежах России. С этим беспокойным соседом у русских были свои давнишние счеты и начинались они с гибели экспедиции князя Бековича. В начале восемнадцатого века её отправили в Хиву по указу русского императора Петра Великого, где она и была полностью уничтоженная коварным хивинским правителем Шир-Гази.
В знак назидания силы и могущества владыки Хивы, с убитого Бековича была содрана кожа и долгое время, набитая соломой кукла, в парадном мундире стояла у подножья ханского трона. Кроме этого, хивинские правители не одно десятилетие состояли на тайном содержании английской короны. Именно британским золотом были оплачены многочисленные набеги хивинцев на русские пограничные укрепление и их постоянное подстрекательство казахских кочевников к выступлению против русского царя.
Сам по себе путь на Хиву был русским хорошо известен, ибо не одна ватага казачьей вольности пересекала степи и пески жаркого юга в походах за дорогими 'зипунами'. Правда не всегда исход этих походов был удачным но, благодаря казакам дорога на юг была хорошо проторена. Летом 1854 года именно по ней вышли полки генерала Перовского к Аралу и штурмом взяли кокандскую крепость Ак-Мечеть на берегах Сырдарьи. Теперь, став твердой ногой на берегах Арала, русские полки без труда могли преодолеть жаркие пески Кызылкума и достичь столицы старого врага.
