— Да вы взгляните, в каком он состоянии! Вы хотите, чтобы меня там... — Виллар вздернул указательный палец и беззвучно подвигал челюстями. — Да?! Вы этого хотите?
Дюжий охранник все еще стоял и, улыбаясь, дожидался решения старших.
— Мне плевать, профессор, — нежно объяснила Аури, разводя руками и манипуляторами. — Понимаете? В чрезвычайной ситуации, которая объявлена на станции, нет привилегированных. Поэтому Шутте пойдет сейчас с нами, — она кивнула в нашу с Варуной, Савитри и Шивой сторону, — и в моем кабинете ответит на несколько интересующих нас вопросов. После этого вы можете забирать его и делать всё, что пожелаете.
Виллар отступил. Детина в камуфляже пожал плечами и уехал на машинке, в которой едва помещался. Охранники, спасшие клоуна от кактусов, без труда развернули свою ношу и направили ее стопы к кабинету Аури. Профессор тем временем подошла ко мне и, взяв за локоть, осторожно, но крепко сжала руку:
— Рада вас видеть, молодой человек!
— Я вас тоже, профессор.
— Идемте, идемте. Эй, народ, ну-ка расступись!
И по свободному коридору между двумя стенками из людей, отошедших к стенкам настоящим, мы зашагали вслед за охраной и Шутте. За нами поплелся Виллар, которому не оставалось больше ничего, кроме этого.
Медиум
В своем кабинете Аури велела охранникам "Альфы" удалиться, а сама усадила обезумевшего Шутте в кресло, где он принялся вытаскивать из себя иголки, которыми был утыкан, будто кукла вуду.
Смерив меня взглядом, профессор Виллар прошел к своему клоуну и сел чуть поодаль.
Шива рассматривал соглядатая и чуть морщился, а Савитри держалась так, словно ей хотелось спрятаться за нашими с Варуной спинами.
— Эрих-Грегор, — произнесла Аури, когда все мы расселись, — вы осознаете, кто вы?
Толстяк отвлекся от своего занятия и вздрогнул, увидев нас:
— Где я?
— Вы у меня в кабинете.
Он почесался:
— А вы кто?
— Так вы помните, кто вы такой, или нет?!
— Конечно, помню, — жалобно мяукнул он, сжимаясь под грозным взглядом руководительницы "Беты".
— Кто вы?
— Я статист четвертой зоны Министерства.
— Постойте, какой статист?!
— Четвертой зоны.
— Курируют безопасность, — подсказал Виллар.
— Я знаю, что такое четвертая зона! — отозвалась Аури, даже не взглянув на коллегу. — Но почему статист? — тут ее осенило: — А сколько вам лет, Эрих?
— Д-двадцать семь.
Старшие переглянулись, а мы с Шивой и Савитри смотрели то на них, то на жалкого Шутте.
— Вы уверены, что двадцать семь? Подумайте, я не тороплю вас!
— Да, уверен! Конечно, уверен!
— Эрих-Грегор, ну вспомните же! — взмолился Виллар, переживавший о том, как будет отчитываться за Шутте перед своим начальством. — Вам сейчас почти пятьдесят четыре!
— Как так?! — соглядатай ощупал физиономию.
Если он и ломал комедию, то делал это мастерски, как положено настоящему лицедею. Но я все же был склонен верить тому, о чем утверждала Савитри, видя в нем теперь кого-то другого.
— Итак, с какой целью и кто вызвал четыре дня назад Танцора Шиву в кабинет профессора Виллара?
— А кто они такие? Ох, постойте! Что же я сижу? Я должен отчитаться перед господином Дэлургом!
С этими словами Шутте прытко вскочил на ноги.
— Стойте, стойте! — Аури с Варуной переловили его и заставили сесть обратно. — Министр Дэлург ушел со своего поста уже восемь лет назад.
— А я, кажется, понимаю! — сообщил вдруг Виллар. — Он почему-то отлично помнит события, случившиеся четверть века назад и не ориентируется в современных реалиях. Он все еще молодой статист в Министерстве, и на "Трийпуру" его командируют только пять лет спустя!
— Странно, почему именно этот период? — задумчиво потерла подбородок Аури.
— Можно я взгляну? — нерешительно предложила Савитри. — Симптомы напоминают инсульт, — и добавила в мой адрес: — Как у бабушки Дениса.
— Посмотри, Савитри, посмотри, — подбодрила ее профессор.
— Тогда мне нужно перевести его в наш сектор, вся аппаратура у меня в медкабинете.
Варуна удивился:
— Но зачем тебе в этом аппаратура, ты же...
— А просто так я понять его не могу, он выглядит странно.
С помощью карауливших у дверей охранников мы переместили Шутте на наш сектор. В кабинете Савитри шута уложили в устройство, отдаленно похожее на реинкарнатор, и док принялась за обследование. Минут через пять она развела руками:
— Нет, это не инсульт. Никаких физиологических повреждений, состояние организма соответствует нормам его возраста.
— Значит, повреждения только психические? — уточнил Виллар, поглядывая, как его компаньон выбирается из цилиндра.
— Пока не могу судить, — отозвалась дочь Варуны. — Приборы отклонений не зафиксировали.
— Сдается мне, обычными методами мы ничего не выясним.
С этими словами сам Варуна подошел к Шутте и, зачем-то оттянув ему нижние веки, заглянул в глаза.
— Что вы предлагаете? — профессор Виллар был начеку.
— Давайте рискнем?
— Что-о-о?!
— Давайте рискнем провести дознание методом группового гипноза?
— Да, я могу быть медиумом, — согласилась Савитри.
— Но обещай мне не переходить грань, ладно?
Савитри пожала плечами. Я понял, о какой грани он толкует, а вот Виллар встревожился не на шутку. Видимо, ему тут же померещились пытки каленым железом или дыба. Окончательно его довел Шива, который, поднявшись, смачно хлопнул в ладоши всеми четырьмя конечностями:
— Ну, приступим помолясь, как говаривал великий гуманист Торквемада! — и, подойдя к Шутте, уселся в подвинутое доком кресло.
Савитри усадила клоуна с другой стороны от себя и взяла их обоих за руки. Помолчав с минуту, она медленно заговорила своим волшебным голосом. Шива не сопротивлялся гипнозу, привычный погружаться в транс за годы общения с "Тандавой" и не боящийся измененных состояний. А вот с Шутте ей пришлось повозиться: он был слишком перепуган происходящим и изодран кактусами. Утомившись обращаться к его разуму и сознанию, док решилась на тот же прием, с помощью которого воззвала сегодня к моей памяти:
— Я обращаюсь к твоему телу, Эрих-Грегор Шутте!..
И Шутте тотчас поддался. Через несколько секунд, которые она отсчитала в обратном порядке, в трансе оказался и он.
— Эрих-Грегор Шутте и Танцор Шива! Вспомните подробно, что произошло четыре дня назад в 12.30 по станционному времени!
Савитри откинулась на спинку своего кресла и приподняла лицо к потолку.
— Я получаю вызов лично от профессора Виллара, — медленно заговорил Шива, касаясь пальцами переносицы. — Он приглашает немедленно подойти к нему. Это происходит во время перерыва между циклами. Я упреждаю об этом команду и отправляюсь в сектор "Альфа"...
Шутте задергался, оставаясь при этом на месте. Савитри пояснила:
— Я вижу Эриха-Грегора. Он подходит к столу и при помощи открытого огня — я не понимаю, что это именно за прибор — разжигает что-то наподобие курильницы. Оно дымится и...
— Ал-тарь... — пробормотал вдруг министерский соглядатай.
— От устройства исходит не очень приятный запах горящего растения, — не услышав его, продолжала Савитри, на лбу ее выступили капельки пота, а щеки покраснели. — Что это за растение, Эрих-Грегор?
— Я не знаю... не помню.
Девушка замерла, будто набираясь сил. Я взглянул на Варуну. Тот хмурился, но останавливать дочь пока не спешил. Хотя я видел, что ей плохо и становится все хуже.
— Я вхожу в кабинет профессора, — вступил со своей партией Танцор. — Что заметил сразу — странный запах, как будто что-то горело, но не прямо в комнате, а если бы натянуло воздухозаборниками издалека. Я оглядываюсь. Кабинет пуст. Тут за большой картиной разъезжаются створки двери, и из этого смежного помещения выходит Шутте.
— Запах усиливается? — проговорила Савитри.
— Да, запах становится сильнее.
— Я вижу, как Эрих-Грегор подходит к Шиве, — док покрепче вцепилась в руку дергавшегося Шутте. Он напоминал спящую собаку, которой снится погоня. — Шива что-то говорит ему...
— Я спрашиваю, где профессор Виллар. Шутте отвечает, что профессор задерживается, но вот-вот подойдет, нужно лишь подождать. Этот тип говорит без остановки, как будто задался целью заставить меня смеяться, но добивается противоположного. Я с трудом подавляю в себе раздражение.
— Спустя пятнадцать минут что-то начинает происходить... — Савитри примолкла, потом вдруг вздрогнула всем телом: — Не вижу, но я их чувствую! Прости и помилуй, да их множество!
— Кого?! — вскрикнули мы все, кто не был в трансе.
— Сотни, тысячи нитей! Они плывут в дыму курильницы, тянутся в Шиве, проникают в него, а он ничего не замечает!
— Что за нити? — переглянулись Варуна и Аури. — Что это за нити, Савитри?
— Я не могу понять. Я их только ощущаю. Они разрозненны, но, кажется, представляют собой что-то живое. Не одушевленное, но живое. И очень, очень отвратительное... Затем Эрих-Грегор выходит. Я начинаю слышать жуткую музыку, — она закричала и часто задышала, словно распятая между погруженными в транс мужчинами, но контакт рук не прервала, сдержалась. — Она ужасна, кто мог выдумать такой кошмарный мотив?! — отдышавшись, Савитри отерла пот с щек о плечи. — Шутте снова разжигает уже почти погасшую курильницу, а потом достает из стола профессора информационный кристалл... активирует голограмму...
Кажется, в этот раз вскрикнул и я. Шумно выдохнула Аури. Виллар как-то сжался. Только Варуна сделал жест, без слов гласивший: "Это я и подозревал!"
— Когда этот недоумок наконец убрался в смежную комнату, профессор Виллар включил свою голограмму и извинился за то, что вынудил ждать. После этого он начинает расспрашивать меня о том, как было бы лучше сыграть покушение Чандрагупты Второго на своего старшего брата с целью получения монаршей власти на севере Индии. Из комнаты снова выбирается этот клоун и начинает нести чушь, временами перебивая профессора. Но тот не обращает на него внимания. Я отвечаю, но чем дальше, тем больше осознаю, что мы попросту теряем время. В конце концов, с какой стати в подобных обсуждениях должны участвовать "наджо" — и даже не вайшва, а Исполнитель-Танцор?!
— Нити продолжают плыть, ложась на дым. Я чувствую, как они ускоряют свое течение... Шива и лжепрофессор продолжают о чем-то говорить. Я сейчас слышу только эту ужасную музыку... — Савитри снова утерла пот, склоняя голову то к одному плечу, то к другому и проводя щекой по ткани комбинезона.
Снова Шива:
— В конце концов я намекаю профессору, что лучше бы ему обсудить этот вопрос с подчиненными профессора Аури и с нею самой. Виллар соглашается и отпускает меня. Я ухожу к своему кару.
— Выждав немного, Шутте идет вслед за Шивой. Я все еще чувствую присутствие этих нитей и приглушенную музыку. Шива уезжает, Эрих-Грегор бросается к лифтам и чуть позже него оказывается в нашем секторе. Мы уже начали цикл в Гаване, и Шутте останавливается у двери нашего ангара. Шива, что ты ощущал все это время? Вспомни в деталях!
— Ничего особенного. Впрочем, одна странность все же была. Я никак не мог избавиться от злости. Обычно я отхожу очень быстро, но в тот раз готов был вернуться и избить этого клоуна. Очень жалел, что не съездил ему по морде у Виллара. А потом мы начали цикл в Гаване...
— Я продолжаю видеть Шутте. Он все еще у нашего ангара, — Савитри всхлипнула и покачнулась в кресле. — Вот он начинает озираться, чего-то пугается и мчится по коридорам. Как результат, он теряется, попадает в заросли в одном из тупиков и застревает там на четыре дня. Я продолжаю чувствовать нити, даже сидя в вимане вместе с вращающимся в "Тандаве" Шивой... Ах! Вот! Вот только что! Эти ощущения пропали! Система дает сигнал, что Танцоры достигли противоположного берега темпорального тоннеля... Я... приказываю вам, Эрих-Грегор Шутте и Шива: на счет "пять" вы проснетесь здесь и сейчас. Один...
Шива вернулся на несколько секунд раньше Шутте и первым делом спросил:
— Я не бранился?
По лицу Савитри текли струйки пота, а безжизненные обычно глаза лихорадочно светились.
— Остановись! — крикнул ей Варуна.
Она неловко, снопом, завалилась вбок. Мы подхватили ее почти одновременно — я и учитель.
— Всё! Хватит! Довольно! Стоп! — он похлопал дочь по щекам.
Савитри дернула ресницами, зрачки закатились, и она потеряла сознание.
— Отнеси ее в каюту и посмотри, чтобы с ней все было нормально, — велел Варуна, сгружая девушку мне на руки. — Как договаривались.
Я кивнул и торопливо понес ее по коридору в секцию жилых помещений. Мне хотелось поскорее вернуться и узнать, какова разгадка. Но в то же время меня тревожило состояние дока: вот уже второй раз я стал свидетелем того, что бывает при форсировании мозговой деятельности у Савитри. Она перенапряглась, хотя сложность задачи была средняя. И представлять не хочу, что может случиться, если она подключит всю мощь...
В каюте я уложил ее на кровать и укрыл пледом до подбородка. Кожа ее лица, смуглая от природы, теперь приобрела неестественную бледность и покрылась мраморными прожилками, как будто истончала до состояния кальки.
— Воды, — приказал я роботу-СБО, а сам, послушав, бьется ли сердце девушки — оно билось очень слабо, — принялся через плед растирать ее плечи, руки, туловище, ноги, чтобы разогнать кровь по жилам и согреть.
Это дало нужный эффект: веки задрожали, она снова всхлипнула, начиная приходить в себя.
— Выпей! — я приподнял Савитри с подушки, поддержав под лопатки, и напоил из принесенного роботом стакана. — Какая ты ледяная...
Она лишь что-то промычала, бессмысленно водя зрачками из стороны в сторону. Я стал растирать ей ладони, следя, как уплотняется, теряя прозрачность, кожа на лице, как обретает прежний цвет. Постепенно вернулся легкий загар и даже румянец, а под моими пальцами ощутимо затрепыхался пульс. Высвободив одну руку, Савитри осторожно, на ощупь, дотянулась до моего лица и стала касаться лба, носа, щек, губ. Тогда я поймал ее кисть и поцеловал в сплетение голубоватых венок на запястье. Девушка замерла, прислушиваясь к чему-то.
— Тебе лучше? — спросил я, снова пряча ее слабые руки под плед — согреваться дальше.
Она разлепила спекшиеся даже после выпитой воды губы и едва слышно ответила вопросом на вопрос:
— Ты ведь уйдешь, огонек, если я скажу "да"?
На самом деле я теперь разрывался на две части. Мне хотелось быть одновременно и там, и здесь.
Чтобы не врать, поскольку точного ответа не знал сам, я поцеловал ее, и на этот раз в губы, но так же невесомо, как в запястье. И, может быть, прибавил ей тем самым сил: Савитри выдернула руки из-под пледа. Ухватив меня за плечи, приподнялась и прижала свои губы к моим так чувственно, что мое недавнее намерение сломя голову лететь за разгадкой померкло, зато всколыхнулись совсем другие помыслы. Самое главное, что я наконец понял: именно этого, именно ее мне не хватало последние два года. Озарило, как откровение.
— Если не хочешь видеть мои мертвые глаза, — прошептала она, — погаси свет.