Клейн молчал, размышляя. Конечно, Бартак был подонком и предателем, конечно, это именно она открыл ворота Орде — иначе с чего бы он тут разгуливал при оружии... да уж, он не похож на пленного.
— Клейн, не дури, ты слишком умен, чтобы глупо погибнуть. Давай поговорим.
— О чем? — наконец, решил вступить в диалог центурион. — О чем с тобой разговаривать, предатель? Я вижу, ты уже получил награду?
— Ты об этом? — Бартак любовно погладил золотой значок. — Нет, Клейн, это не награда. Это, знаешь ли, принадлежит мне по праву. А Ториксу... видишь ли, Ториксу этот значок уже не нужен. Награда будет другой, и, поверь мне, куда более весомой, чем жалкая плата Императора. Он не слишком высоко ценит нашу кровь.
— Можно подумать, ты ее проливал, — хмыкнул Клейн. Разумеется, сказано было достаточно громко, чтобы Бартак услышал.
— Не стоит стараться меня унизить, — побагровел он. — Вы не в том положении, чтобы бросаться оскорблениями.
— Слушай, Сард, давай к делу. Ты же здесь не для того, чтобы поболтать со мной, верно?
— Верно, Клейн, верно. Я принес предложение. Хорошее предложение, щедрое.
— Неужели Орда опять намерена торговаться? Кажется, теперь мы в куда более худшем положении. Какой смысл в этой сделке?
— Я рад, что ты понимаешь ситуацию, — усмехнулся Бартак. — Но урги поступают благородно. Они не изменяют цену. Прежние условия остаются в силе. Ты и твои люди могут выйти из башни, без оружия. И сможете уйти на все четыре стороны.
— А если нет?
Произнеся эти слова, Клейн вдруг содрогнулся и почувствовал, как по коже пробежал холод. Именно эти слова сказал Д'Лемер — и, похоже, больше он не скажет ничего. Легат, видимо, погиб — уцелевшие легионеры сообщили, что видели его в последний раз окруженного ургами... сомнительно, чтобы Д'Лемер, каким бы мастером меча он ни был, сумел вырваться из этой мясорубки. И вот теперь он, центурион Клейн, на попечении которого оказались остатки гарнизона, пойдет тем же путем?
— Подумай сам, Клейн, зачем лишняя кровь? Этот командующий силами Орды, его зовут Ар-Бейр... знаешь, он нормальный мужик, даром что клыкастый. Я сам слышал, как он говорил, что глупо зря проливать кровь, когда все уже решено. Неужели ты думаешь, что сможешь удержать башню?
Повисла долгая, тяжелая тишина. Клейн понимал, что Бартак, какой бы сволочью он ни был, говорит правду. Выбор у остатков легиона был невелик — или сдаться, или геройски пасть всем, до последнего человека. Второй вариант Клейну нравился куда меньше... Хотя, следовало отдать должное, сдаваться ему тоже не нравилось... пусть и не потому, что он считал это постыдным — в конце концов, обстоятельства бывают сильнее, и с этим необходимо считаться. Но... но Император таких объяснений не понимал и не принимал. Если сейчас сложить оружие, на его, Клейна, карьере можно поставить крест. Оставалось только решить — что важнее, карьера или жизнь. Раздумывал он недолго.
— А какие гарантии?
— О, ради светлой Эрнис, Клейн, какие тебе еще гарантии? Не сдадитесь, вас вырежут еще до полудня.
— Нам надо подумать.
— Конечно, приятель, я понимаю... только не слишком долго. А я здесь подожду, ладно? Как чего надумаешь, позовешь.
Бартак демонстративно повернулся спиной к донжону, и сел прямо на труп какого-то урга. В решении, которое примет Клейн, он не сомневался ни мгновения. Будь на месте центуриона Д'Лемер, или даже этот выскочка Торикс — скорее всего, они стали бы драться до конца. Это было бы глупо — но что поделать, не каждый способен рассуждать трезво. А теперь, раз и Гиселла, и Торикса, и Д'Лемера нет в живых — ничто не мешает осторожному и предусмотрительному Клейну верно использовать свой последний шанс.
Откровенно говоря, Бартак и сам не понимал, зачем ургам отпускать фактически уничтоженных легионеров. Правда, задавать вопросы вождю Ар-Бейру он поостерегся... сыграли свою роль воспоминания недавних дней. Бартак чувствовал, что там, где Д'Лемер всего лишь лишил его звания, вождь ургов вполне может лишить и головы. А, значит, язык надо было держать за зубами.
Сам он, пожалуй, предпочел бы, чтобы никто из легионеров не вышел бы из этих стен живым. В этом не было ничего личного — просто в таком случае не останется ни одного свидетеля его позорного понижения, и, следовательно, он сможет с полным основанием считать себя по-прежнему центурионом. И даже можно будет вернуться к войскам — к тому же де Брею, к примеру. А уж придумать убедительную историю, почему он остался в живых один из всего гарнизона, Бартак сумеет...
— Эй, Сард!
Бартак встал, медленно, с ленцой, обернулся. В узкой прорези бойницы он разглядел лицо Клейна.
— Ну как, решили?
— Решили, решили... позови этого... как его... вождя. Хочу услышать, что он подтвердит твои слова.
— Не доверяешь мне, — хмыкнул Бартак. — Ну как же, понимаю... хорошо. Жди, позову.
Прошло не так много времени, и окончательное решение было принято. Ар-Бейр оказался высоким — на голову выше среднего человека — ургом, закованным в тяжелые доспехи. Видимо, доверия своих сородичей к прочности собственной шкуры он ни в малейшей степени не разделял. На имперском вождь говорил свободно, и в его речи не раз использовались обороты, ясно говорившие, что язык вождь учил отнюдь не среди завсегдатаев пивной... среди его учителей явно были люди благородной крови.
Вождь подтвердил слова Бартака.
— Каждый из вас, кто согласится сложить оружие, может беспрепятственно покинуть цитадель. Без оружия. Орда победила, и я не намерен больше лить кровь.
Большего вряд ли удалось бы добиться. С точки зрения Клейна, предложение ургов и так было верхом идиотизма... или человеколюбия. Ворота донжона медленно открылись. Один за другим покидали башню легионеры, бросая клинки во все растущую и растущую кучу у ног вождя. Тот оставался недвижим, спокойно провожая взглядом выходящих из крепости бойцов. Многие из них были ранены, немало нашлось и таких, кто почти не был в состоянии самостоятельно передвигаться. Им помогали идти товарищи... Они шли мимо замерших в строю ургов — их были тысячи и тысячи, плотным строем, плечом к плечу. Урги стояли, почти не шевелясь, их взгляды были прикованы к медленно идущим мимо них легионерам.
Клейн, как и полагалось командиру, покинул крепость последним. Перебравшись через все еще дымящиеся остатки моста, он оглянулся на стены крепости, где служил так долго. И где ощутил горечь поражения... Увидел несколько фигур на стене — одна из них, массивная, сияющая металлом, принадлежала вождю, вторая — невысокая, все еще носящая цвета Империи...
— Я найду тебя, Бартак, — прошипел сквозь зубы Клейн. — Найду...
Ар-Бейр махнул рукой. Клейн подумал, что вождь отдает им прощальный салют... что ж, он прав, легион хорошо сражался, и не его вина, что безмерно превосходящие силы Орды сумели выиграть этот бой. Центурион тоже отдал честь — коротко, четко... он всегда гордился своей выправкой.
И только потом понял, что жестоко ошибся... жест Ар-Бейра отнюдь не был прощальным салютом.
Вождь что-то коротко прорычал, и махнул рукой. Бартак не знал языка, на котором была отдана команда, но ее смысл тут же стал ему понятен. Как, и тем, кто сейчас двигался там, за стенами крепости.
Орда навалилась сразу со всех сторон. Взметнулись топоры и мечи, слитным хлопком ударили арбалеты. Большая часть легионеров были убиты именно им — этим залпом. Ургам даже не надо было особенно целиться — и почти каждый болт находил свою жертву. А потом в дело пошли клинки...
Клейну удалось ударить несущегося на него урга в челюсть — удар подкованным башмаком был страшен, ург отлетел на шаг назад, когтистые пальцы разжались, выпустив меч. Центурион подхватил оружие, тяжелое, непривычное, успел нанести удар, второй — его скрутили, набросив на голову сеть. Получив несколько сильных пинков по ребрам, Клейн услышал треск сломавшейся кости. Волны боли затопили сознание...
Сознание вернулось вместе с потоком холодной воды, обрушившимся на лицо. Центурион открыл глаза, чувствуя, как в боку пульсирует острая боль. Рука рефлекторно попыталась нашарить меч...
— Не дергайся, тонкокожий, — раздался знакомый голос. Клейн поднял взгляд на говорившего — так и есть, он не ошибся. Это был вождь Ар-Бейр, собственной персоной.
— За что? — прохрипел Клейн, ощущая во рту привкус крови. — Ты же дал слово, тварь... Или твои слова ничего не стоят?
— Прежде, чем ты сдохнешь, мокрица, я поясню. Я дал слово, и я его сдержал. Я обещал, что вы выйдете беспрепятственно из цитадели, и вы вышли. Вам же никто не препятствовал, верно?
— Ты говорил... — голос вырывался из горла с трудом, во рту становилось все солонее, густая струйка побежала по подбородку. — Ты говорил, что не хочешь больше лить кровь...
— Ты считаешь, я говорил о вашей крови? — ург изобразил чудовищный оскал, который, видимо, означал насмешливую гримасу. — Я говорил только о крови ургов, мокрица. И ни о чьей больше. Да, тебе будет интересно узнать... еще вчера я послал полусотню хороших воинов. Они догонят ваших беженцев... А знаешь, почему ты все еще жив?
Клейна это волновало мало. Вряд ли эта жизнь будет долгой.
— Я хотел, чтобы ты увидел перед смертью, как будут убиты все твои легионеры. Я думал, что ты трус, а Вечный не любит трусов. Я хотел зарезать тебя... но ты проявил храбрость. Ты сражался с моими солдатами голыми руками... за это ты будешь удостоен высокой чести.
— И какой же, — криво усмехнулся Клейн. — Отпустишь?
— Оглянись...
И центурион увидел. Увидел чудовищный штабель тел ургов, обложенных вязанками хвороста. Многочисленные солдаты подносили все новые и новые вязанки, другие обильно поливали дрова маслом — учитывая, что запасы цитадели были почти исчерпаны, скорее всего, это масло они принесли с собой. И над этим штабелем возвышался одинокий столб, с приколоченной к нему цепью.
— Думаешь, стану молить о пощаде? — Клейн сплюнул на песок кровавый сгусток. — Не дождешься...
— Это хорошо, — серьезно кивнул вождь. — Отважная жертва более угодна Вечному. Я предпочел бы, чтобы на этот костер взошел этот ваш Д'Лемер... он настоящий воин. Но и ты тоже будешь достойным приношением Ему.
Он шевельнул когтистым пальцем, и двое солдат подхватили Клейна и потащили его к погребальному костру. На то, чтобы прочно примотать его цепью к столбу. Ушло совсем немного времени. Клейн не сопротивлялся — силы совсем оставили его. Он бессильно повис на цепи, мутным взглядом осматривая внутренний двор цитадели. На мгновение взгляд задержался на ничего не выражающей физиономии Бартака. Клейн хотел еще что-то сказать, насчет того, что предателю воздастся по заслугам, не в этой жизни, так в другой — но слова уже не хотели покидать горло. И он попытался вложить всю свою ненависть во взгляд — все, что ему оставалось.
Ар-Бейр сам поднес первый факел к пропитанному маслом хворосту. Пламя вспыхнуло, жаркое, коптящее... Тут же в костер полетели десятки факелов, и огонь почти мгновенно поднялся стеной, полностью скрыв столб с привязанным к нему центурионом. Бартак ждал вопля, хотя бы стона — но только гудело пламя, да ревели урги, провожая соплеменников в последний путь к Вечному.
Столб черного дыма поднимался высоко. День уже был в самом разгаре, и этот знак, свидетельствовавший о том, что приграничная крепость Мист пала, виден был, наверное, на всю округу. Бартак смотрел на дым, как зачарованный, не в силах оторвать взгляда. И поэтому не заметил, как двое дюжих ургов встали по бокам от него. Только когда их сильные руки стиснули его, он вернулся к реальности.
— Что?.. Почему?..
— На кол, — коротко приказал Ар-Бейр.
— Но, вождь! Я же... я же сделал все, что вы приказали!
Ург ухмыльнулся, обнажив желтые клыки.
— Ты предатель. Вечный не любит предателей. Ты не удостоишься чести подняться на небо с дымом погребального огня. Я обещал тебе золото? Возьми... — с этими словам вождь бросил на землю к ногам Бартака увесистый мешок. — Оно твое... пока ты жив. Не волнуйся, ты будешь жить долго. До заката, может, и до утра. А если жизни в тебе столько же, сколько подлости — то протянешь и завтрашний день.
Бартак визжал, вырывался, брызгал слюной, обрушивал на голову вероломного урга все мыслимые и немыслимые проклятия.
А потом пришла боль...
13. Разгром
Никогда не стоит забывать, дети мои, что завещал нам Вечный, каких деяний ждет он от своего народа. Каким должен быть путь в первой жизни тех, кто впоследствии удостоится чести сесть с Вечным за один стол в высоких чертогах Ург-Дора?
Я, Ур-Шагал, провидец и летописец — но я не шаман, не жрец Вечного. И я не могу ответить на вопрос, что более достойно — с блеском одержанная победа над крепостью людей, или сдержанное слово, дарованное побежденным милосердие. Мало кто из нашего народа задается этим вопросом, все славят великого Ар-Бейра — великого вождя, сумевшего разбить людей в их же собственной крепости... великого вождя, победившего благодаря предательству, и после приказавшего перебить беззащитных, сложивших оружие. Что ж, не мне судить, дети мои — судить вам, ибо мудрость гласит, что лишь имена истинно великих сохранят века.
А до тех пор Ар-Бейр ведет Орду к новым победам. Что ж, я должен отдать ему должное — он хорошо изучил манеру людей вести войны. В том числе сумел понять и, во многом, перенять их представление о чести. Ибо известно всякому, что люди готовы на любую подлость, если она принесет им победу в бою... Засады, ложные отступления, ловушки — это свойственно всем людям, в том числе и прославляемому ими Железному Арманду. Увы... они часто побеждают, и, во многом, благодаря хитрости. Так что же тогда, выходит, Ар-Бейр все-таки прав? Не знаю, не знаю...
Генерал Таркин мрачно оглядел стоявших перед ним навытяжку людей. Их было десять — десять легатов, за спиной каждого из которых был полностью укомплектованный имперский легион. Немалая сила даже сам по себе — а сейчас и здесь, собранные в один кулак, они олицетворяли собой саму Империю. И, казалось, нет такого врага, что смог бы устоять перед слаженным ударом десяти имперских легионов.
Именно, казалось. Лонг Таркин прекрасно понимал, что сейчас им придется столкнуться с чем-то посерьезнее дружины мятежного барона, или толпы озверевших крестьян. Орда, расположившаяся на том берегу реки Беловодной, не только не уступала легионерам в численности, а и намного превосходила силы Таркина. И уже одно это внушало опасения — что ни говори, но до сего дня легионерам как-то не приходилось сражаться в меньшинстве. Да еще в столь явном — пожалуй, ургов было больше раза в полтора.
Хотя, по большому счету, Таркина смущало не это. Проблема была в том, что основные силы, которые должен был привести де Брей, все еще задерживались, и это означало, что орда получила неплохой шанс расправиться с имперской армией по частям. Уже было доподлинно известно о падении четырех приграничных крепостей. Собственно, какое-то сопротивление оказал только Мист, остальные укрепления урги взяли с ходу, по-видимому, подобравшись незамеченными чуть не к самым стенам. Таркин вздохнул — да, расслабилась Империя. После того, как еще недавно, можно сказать, считанные дни назад урги униженно просили мира, никто и не думал, что это будет лишь хитростью.
