С минуту я пестовал мысль довести компанию до патруля милиции, но, сожалея, отказался от этой идеи: наши люди не только целеустремленные, но еще и находчивые — все поставят с ног на голову. Ребята просто обвинят меня в краже... м-м... бумажника — и гордо удалятся, пообещав отомстить при встрече.
И все бы ничего, кабы не основательность милиции в подобных делах. Пока установят личность, да найдут кого следуют, наступит утро; а рассвет надо встречать вдали от лишних глаз. Разумеется, я покину стражей порядка до того, как сей миг наступит, но — к чему мне лишние хлопоты?
Топтуны подустали; дыхание у ребят сбилось, стало хриплым, неровным. Бегут теперь молча — силы берегут. Но когда добегут — вот тогда себя покажут! Не по природной испорченности, а просто из принципа: зря бежали, что ли?
Я снова оглянулся, оценивая расстояние. Как раз то, что нужно!
Создав иллюзию, я отбежал в сторону.
Мой двойник остановился, развернулся и на парней глянула оскаленная волчья морда с красными огоньками в глазах. Крепилась эта голова на медвежье тело с типичными для медведя когтистыми лапами.
Если честно, медвежье когти я никогда вблизи не видел, но, на всякий случай, сделал их подлиннее. По-моему, получилось здорово! Манипулируя сознанием четверки, я оставался "невидим". Это было проще простого: преследователей интересовал только зверь.
Ребята остановились, ошеломленно таращась на невесть откуда взявшееся чудо-юдо. Страшилищу играть в гляделки быстро надоело и, утробно заревев, оно стало приближаться.
Три хулигана дали деру; последний, парализованный страхом, обмочился.
Монстр догнал бегунов, отвесил каждому по оплеухе. Вскочив, двое из них приготовились к схватке, еще один решил со мной расстаться — сначала ползком, потом на четвереньках, затем на своих двоих. Я ему не мешал.
"Оборотень" играючи столкнул бойцов друг с другом, швырнул их на землю (на самом деле, это я постарался, но тс-с: военная тайна) и на какое-то время вышел из поля зрения.
Ребята вскочили, готовые подороже продать жизнь, но — врага уже не было. На улице остался только трясущийся, нервно выбивающий зубами приятель. Еще один представитель команды проявил столь невиданную прыть, что теперь оставалось только гадать, куда он девался.
Я мог бы его найти: чечеточная дробь беглеца слышалась мне более чем отчетливо. Но какой смысл? Урок и без того оказался более сильным, чем хотел: вместо восстановления гармонии получился другой искаженный ее рисунок.
Вздохнув, я направился домой, по пути терзаясь думами о своем несовершенстве.
Глава 79
В опустевшей, но по-прежнему родной квартире я провел больше суток. Днем, ясен перец, спал, ночью — развалившись на диване, смотрел телевизор, чувствуя себя на верху блаженства.
Впрочем, иногда становилось чуть-чуть тоскливо — одному в квартире. Все-таки здорово соскучился по близким. Так что я решил отыскать семью как можно быстрее — ближайшим же вечером: наступившая ночь мало подходит для доверительного общения с администраторами гостиниц. Может, тамошние служащие и примут нового постояльца, но делиться информацией о прочих жильцах — "нет уж, извините, и вообще, нечего людей будить!"
Так что чуток подожду. И то сказать, хотелось задержаться здесь подольше: очень уж комфортно было в родных пенатах. Все здесь было привычным и ласковым: скрип дверных петель настенного шкафа, цвет мыльницы в ванной комнате, регулярное потрескивание в динамиках телевизора, подлокотник кресла, на котором я однажды выцарапал свое имя. Ух, как мама тогда ругалась! Пардон, ОРАЛА! Я носился по всей квартире, уворачиваясь от бешено мелькающего полотенца...
Улыбаясь, я гладил подлокотник кончиками пальцев. Тот негромко поскрипывал, как бы заявляя: обиды, мол, не таю, но и ты меру знай.
В пленительной ностальгии прошла ночь. С рассветом я, любимый, растянулся на диване в ожидании сна.
Сон пришел, но, увы, вместе с какими-то охламонами, ввалившимися в квартиру во второй половине дня.
Руководила этой публикой мама — поправка: то были не охламоны, а наидостойнейшие люди из всех достойных! — которая быстренько провела ревизию в подшефных помещениях. Обнаружила в зале спящее чадо и минут пять трясла его за плечи, приговаривая: "Ке-еша, ты кушать будешь?", "Кеша, ты меня слышишь?", "Ну, ответь хоть что-нибудь", "Кеша, ты будешь есть? Я сейчас макароны отварю".
Потом мама смирилась и повела на кухню гостей. Точнее, как следовало из разговора, будущих постояльцев, потому что нельзя оставлять квартиру без присмотра на неопределенно долгое время.
До тех пока все не уладится, новыми жильцами становились сын тети Риммы и ее будущая сноха, которые решили пожить вместе до регистрации брака.
За предоставленную возможность мои родители ухватились с радостью; взяли с влюбленных целых два обещания: вовремя платить по счетам и освободить помещение по первому требованию. Жених с невестой эти условия приняли и все решилось просто великолепно! — если не считать дрыхнущего на диване Иннокентия.
В процессе поедания макарон мама торжественно пообещала, что все уладит и даже набросала записку, с которой я обязательно ознакомлюсь, когда проснусь.
Влюбленные заявили, что вещи они привезут в десять вечера, чтобы Кеша мог нормально выспаться. Наверное, им просто не хотелось объяснять мне, кто теперь здесь хозяин.
Чуток посидев, народ ретировался.
Я проснулся в половину девятого. Точнее, начал просыпаться. С трудом ворочая одряхлевшее тело, повернулся на диване и грузно шмякнулся на пол. Я сказал "ой?" Нет? Ну, тогда ... ой!
Передвигаясь по-собачьи, я с грацией бывалого моряка добрался до кухни, где помогая себе всеми видами конечностей, взгромоздился на табурет и вчитался в "плывущие" по бумаге строчки.
Помимо всего прочего мама сообщала, где их с папой и Надей нужно искать. Но сначала я должен был подогреть макароны, которые мне оставили — и все съесть!
Конечно, макароны удостоились лишь мимолетного взгляда. Скомкав записку, я отправил ее в мусорное ведро и побрел в ванную — прихорашиваться.
Почему-то мне хотелось подольше ощущать себя обычным человеком. Я и на улице вел себя как полагается: на транспортной остановке сел в маршрутку и, пригревшись в салоне, слушал музыку, мысленно подпевая певице с очередной "Фабрики звезд".
Увы, водитель счел композицию недостаточно интересной. Совсем скоро из динамиков стал доноситься голос Задорнова, в очередной раз вещающий о вреде бездумного заимствования западного образа жизни. Как всегда, особенно пикантные места сатирик сопровождал импозантным грассированием, безотказно притягивавшим слушателей — по крайней мере, одного из них — меня. Было очень интересно и салон я покидал с неохотой.
Вид возвышающегося гостиничного здания прибавил настроения: как-никак скоро встречусь с семьей.
Внутри холла, неподалеку от входных стеклянных дверей тянулась внушительных размеров стойка, за которой сейчас находился только один работник — молодой парень в тщательно отглаженной белой рубашке.
— Здравствуйте. Чем могу помочь? — сказал он, как только я приблизился.
— Меня зовут Иннокентий Скиба. Здесь живут мои родители и сестра. Можно узнать, в каком номере? — спросил я, стараясь держаться как можно увереннее.
— Ваш паспорт, пожалуйста.
На протянутую ко мне руку я отреагировал просто:
— Чего?
Рука убралась обратно.
— У вас есть удостоверение личности?
— Неа, — хмуро сознался я, ибо до сей поры не было необходимости таскать паспорт с собой.
— Извините. В таком случае я не могу вам помочь.
Парень демонстративно углубился в лежащую перед ним бумагу. Я растерянно изучал табличку на стойке: "Дежурный администратор Петренко Анатолий Александрович".
— А если я сниму у Вас номер?
— Без паспорта? — парень удивленно вскинул голову. — Боюсь, это невозможно.
Я полез в карманы. В одном обнаружилась пригоршня мелочи, в другом — несколько смятых купюр. Все мое богатство равнялось приблизительно двумстам рублям. Больше — у меня просто не было. Выложив и высыпав деньги на стойку, я подвинул кучку к Анатолию Александровичу.
На бесстрастном лице администратора лишь на секунду мелькнуло что-то, похожее на улыбку — слишком хорошо оказался вышколен. Я подождал официальной реакции.
— Извините, не имею права брать эти деньги.
— Хорошо, — согласился я, сгребая деньги обратно. — Но вы можете позвонить в номер, назвать меня и попросить спуститься?
— Могу, — парень кивнул. — Но в номере их сейчас все равно нет: недавно вышли. Все, чем я могу вам помочь, это посмотреть, не оставлена ли записка.
— Если можно, — я улыбнулся. — меня зовут Иннокентий Скиба. Иннокентий Михайлович, если это важно.
— ...Вот, нашел, — администратор протянул мне сложенную вдвое бумагу.
Я развернул ее, пробежал по строчкам взглядом. Вздрогнул, вчитался еще раз, более внимательно.
Послание гласило: "Что-то потерял? Жду в полночь на месте гибели Фаргела. Карини".
— Когда оставили записку?! — требовательно крикнул я, всматриваясь в Петренко шальными глазами.
— Сегодня. Буквально за полчаса до вашего прихода.
— Кто?!
— Не знаю. Какая-то женщина. А что...
— Где моя семья?!
— Пожалуйста, не кричите. Я не...
— Говори!! — рявкнул я, подчиняя администратора своей воле.
— Они куда-то вышли вчетвером. У дверей задержались. Тогда эта дама и оставила для вас бумагу.
— Куда они пошли?
— Я не знаю.
Я впился в его память. Да, так все и было. И он действительно больше ничего не знает.
Глухо замычав, я зажмурился, с силой сжав кулаки.
— Вам плохо? — обеспокоился парень. Вместо ответа я развернулся и выскочил на улицу. Идиот! Кретин!! Если бы я оказался здесь хоть немного раньше!!!
Пошел дождь, с каждой секундой набирая силу. Мне было все равно. Шлепая взад-вперед по лужам, я напряженно размышлял.
Карини назначила встречу. Мол, хочешь увидеть близких живыми — приходи. Место гибели Фаргела — конечно, крыша детского сада, где учитель подложил Старейшим свинью. Решила, значит, и с Фаргелом заочно поквитаться: гляди, мол, чего стоит твоя жертва!
Неясно одно: откуда она знала, что записка попадет в мои руки именно сегодня? От моей мамы Карини могла узнать, что я скоро появлюсь. Но чтоб сегодня...
Старейшая должна была проконтролировать ситуацию: либо звонком в гостиницу, либо с помощью своих клевретов, один из которых следил за входом и сейчас уже спешит с докладом.
До рандеву остается два часа. Это время можно потратить на поиски охотников или на предварительное разведывание поля боя: Карини наверняка приготовила пару сюрпризов. А если она рассчитывает на грубую силу, сюрпризы могу приготовить я. Вопрос, конечно, спорный, но это уже на месте будем разбираться.
Она оставила мне мало времени. Я должен выбрать: поиск союзников или занятие выгодной позиции.
Лучше отыскать охотников, только где? Эти конспираторы еще подумают, надо ли им вылезать. А на мой мысленный зов соберется вся нечисть в городе. Кто кому должен будет тогда помогать?
Можно позвонить Диме. Дима свяжется с Дроботецким, тот — оповестит остальных. Но, Боже мой, пока это произойдет, мы потерям даже шанс на внезапность! Только лучше варианта все рано нет. Я достал мобильник, нашел в списке Димин номер. Пошел вызов.
Длинные гудки. Противные длинные гудки! Блин, Дима, куда тебя понесло?
Досадливо нажав сброс, я отправил приятелю сообщение. Здесь я сделал все, что мог.
Что можно противопоставить Карини? Чеснок, осину, серебро? — прикосновение ко всему этому одинаково губительно и для меня. Оружие, стреляющее серебром или осиновыми стрелами? Есть только у охотников.
Опять пришел к тому, с чего начал.
Фаргел как-то пообещал Старейшим, что убить меня будет сложно. Надеюсь, он знал, что говорил, потому что я... дико боюсь. А деваться все равно некуда.
Бросив себя в высоту, я развернулся в нужном направлении и, ускорившись, помчался изо всех сил. Не знаю, быстрее самолета или нет, но через пару минут уже был над нужным местом. Помедлил, разглядывая окрестности детского сада — никаких признаков жизни. Только ветки деревьев колышутся под проливным дождем.
Я пал вниз. Шагнул под крышу. Рядом раздался ехидный смешок.
— Ты предсказуем, новичок. Сразу прибежал.
Глава 80
Блин, как неудачно получилось!
Я повернулся на голос:
— Где они?
— Маленькая военная хитрость, — чуть присев, Карини изогнула локти, начала сближение. Я попятился. — Они оказались миллионными жильцами в этой гостинице — так я им сказала. Разумеется, они согласились посетить ресторан за счет заведения: люди такие жадные...
Карини прыгнула.
Я метнулся в сторону. По пути врезался в балку, из-за чего ноги вырвались далеко вперед, плавно переходя в набор высоты. Когда я рухнул на спину, скрюченные пальцы Карини свистнули чуть выше, потом ударили вниз, но меня там уже не было.
Жаль, что здесь нет моих близких. Чтобы защитить их, я дрался бы с удесятеренной силой. У меня могли бы быть шансы. А так... пришлось признать, что Карини переиграла меня по всем статьям. Но просто так складывать лапки глупо: пока живу — надеюсь!
Я скакал по чердаку, изворачивался, приседал, резко менял направление. Оказавшись по разные стороны от центрального столба, мы какое-то время сражались в азартную игру "Угадай, откуда я выпрыгну?!" Потом Карини просто снесла преграду.
Рассудив, что если все разрушить, то прятаться мне будет негде, Карини взялась за дело с присущей е решительностью. Лишаясь опоры, над головой, треща, ломался шифер, громадными и мелким кусками падал вниз. Кое-что я успевал перехватить на лету и метал в Старейшую. Мы носились по чердаку как два тайфуна. Пыльная взвесь кружила вокруг, заволакивая обзор желтовато-серым облаком.
— Вы что там делаете, мать вашу?! — через какофонию звуков пробился к сознанию чей-то раздраженный голос. Сторож интересуется, не иначе!
Развлекаемся! Устраиваем Олимпийские игры, если угодно! Тре... — присев, я уклонился от захвата, — тренируемся перед дальним забегом.
Карини наконец снесла все, что можно и, вытянув руки, с ликующим рычанием бросилась в атаку. Момент был выбран подходящий: мне, стоящему на краю, бежать было просто некуда.
Я УСПЕЛ поднырнуть под ее руку! Оказавшись за спиной Карини, ухватил ее за талию, потом за плечи, за руки. Пару секунд мы боролись. Наконец Старейшая извернулась, размахнулась — зря, потому что я тут же пнул ее, сбрасывая с крыши.
— Какого х... — начал было сторож — и осекся: поднявшаяся с земли Карини была неподражаема: глаза горят, рот с алчущими клыками открыт, из горла вопли рвутся.
Что-то пробормотав, сторож метнулся в здание; закрылся на два оборота замка и один крючок; придвинул к двери мебель и побежал вызывать милицию.
И пришлось бы смертному плохо, кабы не я: как только Старейшая перенесла свое внимание на человека, я прыгнул в небо и, улепетывая изо всех сил, понесся в центр города.
