Полуночница (общий файл)

В свое время дед никогда не отказывался "сделать реверанс".

ВЫРВАННАЯ СТРАНИЦА

Если тихонько потянуть за паутинку и представить ее на миг закладкой чужого фолианта...

Неохотно подчиняются страницы, раскрывая сердце книги, сердце Лерца. Слишком много крови, вместо чернил, слишком горько читать:

...за что?

Ответом служит печать — зачеркнутый треугольник в круге. Там, где он появляется, кровь исчезает, и жизнь начинается с чистого листа, с новых вопросов. Правда, рано или поздно это приводит к тому, что стирается страница, истончившаяся и поношенная.

Глава 4

ОТВЕРЖЕННЫЙ

Вообще-то, в реверанс можно играть и вдвоем — было бы желание. Но парная игра при открытых картах болвана быстро надоедает. Сразу становится понятно, какие взятки у партнера. Неудивительно, что Одар и Типан искали еще одного участника и, в конце концов, нашли в моем лице (как? Вы не знаете, кто такой болван? Разве у вас всегда находился полный комплект игроков и ни разу не приходилось прибегать к болвану, т. е. к несуществующему лицу, которому тоже сдаются карты?).

Жекува взял у подошедшего официанта блестящую, новенькую колоду и положил ее на стол, в центре. Одар и Типан, сидевшие напротив, переглянулись, перевели взгляды на меня. Они ждали.

По правилам тасовать должен приглашенный в игру, чтобы у него не возникло никаких подозрений о крапленых картах и прочее, и прочее. А формально пригласили меня, хотя я первая упомянула про реверанс.

Я взяла колоду и начала тасовать, постепенно убыстряя движения. Пальцы сами вспомнили все фокусы с картами, но я сдержалась. Не стоило сильно привлекать к себе внимание. Достаточно того, что я участвую в довольно сложной игре, которой не пренебрегали в высшем свете.

Возле столика уже сгрудилась небольшая толпа наблюдателей. Краем глаза я заметила, как Лерц повернулся в мою сторону. Оставалось лишь настолько заинтересовать его, чтобы он подошел к столику тоже.

— Взятки?— повернулся к Одару Жекува. Тот на мгновение задумался, а затем уверенно произнес:

— Семь.

Две карты слетели с моих рук и легли перед Одаром. Жекува кивнул, официант внес запись в блокнот.

— Три взятки,— глухо сказал Типан, прежде чем все повернулись к нему. Я чуть помедлила, но положила перед ним две карты. Напряжение и ложь Типан скрывал умело. Ложь, потому что у него была веревка, скорей всего, срезанная на Мосту висельника. Я нутром чуяла ее тонкую тки.

В Лефате многие игроки искренне верили в то, что веревка, на которой повесили преступника, привлекает удачу. Они срезали ее конец, делая затем этот жалкий кусок дряни своим талисманом, что, конечно же, превращало игру в нечестную. Я имела право тотчас же отказаться от реверанса с Типаном (да и с Одаром тоже). Но, если я сейчас выскажу свои подозрения, многие задумаются над тем, как я узнала о веревке, которую Типан, скорей всего, прячет не в нагрудном кармане, а, извиняюсь, под штанами.

Да и своей цели — привлечь Лерца — я не достигну. Скандал только отпугнет его.

— Господин Сильвен?— нарушило тишину угодливое обращение Жекувы ко мне.

Две карты легли прямо передо мной одновременно с заявлением.

— Ноль.

Окружающие наблюдатели оживились, зашептались. Изумление проскользнуло в глазах Одара, Типан разве что не подпрыгнул. Но самое главное — Лерц тоже услышал. Он даже привстал, с особым вниманием разглядывая мою персону.

— Ноль взяток?— переспросил Жекува.— Совсем без них? Это не совсем по правилам...

— Где в правилах указано, что ноль взяток запрещено в реверансе?— спокойно поинтересовалась я у толпы, и та притихла. Те игроки, что были поумнее, ухмыльнулись. Они догадались, чего я хотела: сыграть вничью. Всего взяток в реверансе у каждого игрока могло быть не больше десяти, и поскольку Одар решил иметь семь взяток, а Типан — три, мне ничего не оставалось, кроме как обнулить свою цифру, чтобы иметь возможность если не выиграть, то хотя бы не проиграть.

Вот только эти игроки тоже ошибались. Я стремилась удивить Лерца, заинтересовать его так, чтобы он сам подошел ко мне. Можно спросить, почему я не воспользовалась гипнозом, но ответ очевиден: аура Лерца давно подчинена магам. Если я начну тянуть из него паутинку, те сразу же поймут, кто это делает.

Наконец, я раздала другим и себе по десять карт и развернула свои широким веером. Козырную масть в реверансе выбирали сами игроки, и у каждого масть была собственная.

— Ежи,— назвал Одар, как того требовали правила. Ежи — сокращенно, масть ежевика.

— Черные,— Типан, козырная масть — черника.

Я еще раз внимательно изучила свои карты, сдерживая улыбку. Туз, король и дама одной масти — вишня. Моя любимая масть. Недаром я взяла себе фамилию Вишенская.

— Без козырей.

Этого и следовало ожидать, учитывая то, что моя взятка равняется нулю, но мало кто полагал, что мне начнет везти сразу же.

— Покажите,— немного резко потребовал Типан.

Я пожала плечами и равнодушно бросила вишневого туза, короля и даму на уже выложенные игроками карты. Первую взятку получил Одар. При этом у меня осталось семь карт, а у Типана — девять. Прекрасно.

Игра закрутилась по новой.

— Яблы,— Одар, козырная масть — яблоки.

— Вишни,— Типан.

И мой голос:

— Ежи.

— Держу.

Вторая взятка досталась снова Одару.

И третья.

А вот четвертая — вспотевшему Типану. Я усмехнулась про себя. Надейся, надейся на свой талисманчик, на свою веревочку под штанами. Пока твоя "удача" выгодна мне.

И тут из глубин моего естества вырвался голод, дикий, неукротимый, скручивающий стальную волю в два узла. Кровь, которую впитал этот злосчастный кусок веревки. Кровь тянула к себе. Я буквально чувствовала, как меняются мои зрачки, становясь похожими на кошачьи, на коленях под столом потяжелело от появившегося смертоносного жала.

Никогда, в который раз с горечью подумала я, никогда моя сущность не будет свободна от голода вампира. Сколько ни вколачивай железо в нервы, погнутся, как гнулись раньше. Даже смерть не способна освободить, лишь сделает голод сильнее. Страшнее.

Так стоит ли?..

Пальцы сжались в кулак. Благо, карты я уже не держала — они лежали на столе. Ладонь царапали ногти, ставшие невероятно острыми. Но боли я не ощущала. Это был предел, за которым — лишь упоительная бездна.

Бездна черных глаз. Умных. Старых.

Глаз Лерца, подошедшего к игральному столу.

Я смотрела на него, и постепенно ко мне возвращалось самообладание, а с ним — дыхание. Голод отступал неохотно, огрызаясь, угрожая, что вернется. Снова я лишила его власти. Я ощутила что-то похожее на облегчение. Я боялась поверить в то, что еще оставалась человеком. Иногда мне казалось, что в борьбе с самой собой я проиграла давным-давно.

Я с усилием отвела взгляд от Лерца, не подозревавшего, какую услугу он только что сделал мне и другим. Своим присутствием он вернул память, которую голод отнимал. Подсказал, кто я и зачем здесь нахожусь. Медленно, как во сне, подняла карты, которых у меня оставалось лишь три. Никто не заметил дрожь рук, а если и заметили, то списали на волнение. Игра продолжалась.

Я хмуро глянула на Типана, сосредоточенно смотревшего на свою взятку. Ты у меня дождешься, гусь лапчатый. Ты у меня попляшешь так, что и балету не снилось. Если я тебя потом не повешу на веревке, из-за которой едва не утратила человеческое лицо, считай, что тебе повезло. Но сколько бы веревочке не виться...

— Вишни,— назвала я любимую масть.

И снова пошли ежи, черные, яблы... Игра закончилась примерно через час со словами Жекувы, ни на минуту не отходившего от стола.

— Ничья.

Все правильно. У меня — ноль взяток, у Одара — семь, у Типана — три. Никто не проиграл, но никто и не выиграл. Последнее особенно возмутило толпу наблюдателей. Ничья в коммерческой игре — исключение из правил. Подтасовка. Практически обман. Кто-то требовательно воскликнул.

— Повтор!

Одар и Типан вопросительно посмотрели на меня. В их взглядах читалось подозрение, не шулер ли я? Каждый прокручивал в памяти ход игры, удивительно гладкой и... честной. Я саркастично усмехнулась.

— Повторить ту же игру, чтобы получить ничью вновь?

— И что вы предлагаете?— холодно поинтересовался Одар.

Я выдержала паузу.

— Вы не доверяете мне. Я не доверяю вам. Значит, нужен еще один человек. Со стороны. Который смог бы сыграть вместе с нами.

— Согласен,— после некоторых раздумий произнес Одар. Типан кивнул. В толпе тоже одобрили мое предложение.— Кто желает сесть с нами за один стол?

— Простите,— опередила я,— но я не доверяю присутствующим здесь. Ведь они знают вас и вполне могут вам... симпатизировать. А я все же тут впервые.

Жекува едва не задохнулся от возмущения, надо заметить, весьма притворного.

— Вы хотите сказать?..

— Я хочу сказать, что не доверяю присутствующим здесь, разве что...— мой взгляд остановился на Лерце.— Разве что отверженный может подойти как человек посторонний.

Только сейчас заметив, что он среди них, люди поспешили расступиться, образовав вокруг Лерца пустое пространство. Кто-то суеверный постучал по столу. В игральном зале воцарилась тишина. Бывший преступник, изгой, которому не полагалось садиться за один стол с другими, отщепенец, которого следовало презирать, теперь судья?

Но в то же время правильно — человек посторонний... и разбирается в тонкостях игры. Это сообразили даже те, что собирались возразить. Определенно, дураков в зале не было.

— Что ж, если господа не против...— Жекува оглянулся на Одара и Типана. Они не протестовали.— И если не против Лерц...

Отверженный хмыкнул.

— Забавно,— впервые подал он голос, и, надо признать, довольно приятный, низкий.— Только сейчас меня соизволили спросить, согласен ли я.

Он обвел взглядом толпу и повернулся к Жекуве. Осклабился.

— Я не против сыграть с этой троицей шулеров в финт.

Толпа снова оживилась. Игра финт пользовалась авторитетом наравне с реверансом, хоть и считалась неприличной.

— Троица шулеров?— возмутился Одар, чуть не опрокинув стул.— Это как понимать?!

— Понимайте как экспрессию,— произнес Лерц со снисходительной иронией.— Должен заметить, ваша игра доставила мне простор для фантазии. А такое случается редко.

— Иначе говоря,— сказала я,— вам понравилось.

Лерц посмотрел на меня, насмешливо и... нагло. Отчего-то показалось, что он знает обо мне все.

— Понравилось,— согласился он и сел рядом, ожидая, когда официант подаст ему колоду карт.

— А мне нет,— глядя на Типана, я бросила на стол кусок веревки.

Эффект превзошел все ожидания. Зал замер. Даже отверженный, повидавший многое, на мгновение оцепенел.

— Я отказываюсь играть с вами, Типан, Одар,— произнесла я ровным голосом, с благодарностью вспоминая свое умное жало.— Эта веревка висельника доказывает правоту слов Лерца. Вы — шулеры, а я, сев играть с вами, невольно стал вашим соучастником.

Пока Одар пытался выдавить хоть слово, Типан вскочил и вмиг поплатился за свою горячность. Штаны, тайно вспоротые жалом, позорно свалились с него на пол, выставив на всеобщее обозрение дырявые трусы.

Звенящая тишина лопнула мгновение спустя. Громовый хохот едва не обрушил стены харчуги.

Жекува схватился за живот и согнулся в три погибели не в силах позвать охрану. Не упал он только благодаря тому, что схватился за край стола.

Лерц, содрогаясь, со стоном сполз вниз, выпучив глаза и в шутку зажимая нос.

Официант трясся, закрыв лицо подносом, с которого слетели все бумаги. Поднос вибрировал в такт его смеха.

Кто-то фыркал, кто-то вытирал выступившие слезы. Молодые попросту ржали, цинично и беспощадно. Игроки постарше держались за бока и гоготали. Дамы давились визгливым смехом.

Даже Одар смеялся.

Среди общего веселья я чувствовала себя пауком, ткущим сети. Сколько энергии тки! Я впитывала в себя смех, ощущая невероятную легкость, тогда как Типан краснел все больше. Буря эмоций! Хорошо как!..

— Ой, умру!..— простонала одна из дам, держась за стенку, и я опомнилась. Она уже задыхалась. Ей казалось, что так и не сможет прекратить смеяться, тогда как, на самом деле, я пила ее энергию, доводя до изнеможения. Еще одна минута, и она валялась бы с мертвой, но счастливой улыбкой на полу.

Наконец, охрана увела из зала Типана с Одаром, как выразился Жекува, "поучить уму-разуму". Думали увести за компанию и меня, но сообразили, что я помогла обнаружить нечестную игру. Жекува предложил сыграть с кем-нибудь еще. Я раздраженно перебила.

— Лучше понаблюдаю.

Харчевник пожал плечами и оставил меня в покое.

Уже не опасаясь навлечь на себя подозрение, я подошла к столику одинокого Лерца. Он вновь сидел в полумраке. Его черные глаза казались пустыми. По спине пробежали мурашки. Аура Лерца, подчиненная магии, отталкивала. Он казался то заклятым врагом, то безумцем. Я, помешкав, села перед ним. Он продолжал глядеть на меня, как если бы смотрел в одну точку. Потом еле слышно произнес.

— Сильвен... имя, означающее "лесной человек". Дикий человек. Неуправляемый. Скрытный. Таким был, например, Сильвен Бажий Мокама.

Я окаменела. Уголки губ проклятого Лерца приподнялись.

— Помню,— продолжил он,— ваш тезка был заядлый игрок. Но не настолько удачливый, как вы. Однажды он обнаружил, что древний дворянский род Шалийской империи обеднел по его вине. В высшем свете о Сильвене говорили и писали с сочувствием. В низшем...— он пожал плечами,— как всегда, злорадствовали.

Я молчала.

— Да, тот Сильвен проиграл миллионы,— Лерц закурил и выдохнул с дымом.— Поговаривали, что если б его жена не умерла раньше от холеры, все осталось бы по-прежнему, но увы...

Подошел официант с подносом и осведомился, не желаем ли мы выпить. Лерц кивнул и взял два бокала красного полусухого вина — один для меня, второй для себя. Официант отошел. Я не сводила глаз с отверженного. Он смаковал вино с довольным выражением лица.

— Да, так о чем это мы... обедневший вдовствующий дворянин Сильвен... он жил не один, с сыном, чье имя, кажется, Кив Бажий Мокама. Последний был женат... хотя почему "был"? Кив и сейчас женат на гордой и прекрасной Динире. Это Сильвен был, к сожалению. Умер, оставив сыну скудное наследство.

Лерц вздохнул.

— Говорили, что из-за долгов Кив и Динира не смогли отдать свою старшую дочь Бажию Первую даже в монастырскую школу. Не то что в пансион. Я ей сочувствую. А вы?

— Мне...— я сглотнула.— Мне не жаль.

Лерц приподнял бровь.

— Вам не жаль бедную девушку, которую лишили образования и к тому же сделали товаром на ярмарке невест? Хотя...— он затянулся,— надо сказать, Бажия неожиданно для всех проявила норов. За неделю до собственной свадьбы внучка Сильвена сбежала из родительского дома. А ведь в женихи ей тогда попался хороший толстосум...

— Мне не жаль,— жестко повторила я.— Не думаю, что вам хотелось бы разжалобить меня этой неприятной историей.

— Неприятной,— согласился отверженный,— но занимательной. Даже в чем-то поучительной. Ведь Бажия выбрала свободную бедность, а не мезальянс с богачом низкого происхождения, к которому ее принуждали родители.