Полуночница (общий файл)

— Нормально,— буркнула девочка, и, не без усилия встав с моей кровати, выбежала из спальни.

— Госпожа Сильвинесса!— раздались голоса снизу.

Вздохнув, я переоделась в красное платье (что заняло если не полчаса, то минут двадцать точно) и вышла к посетителям. Ими оказались серые плащи, обещавшие поменять сломанную дверь на новую. Жаль, Светана с ними не было. Я бы с удовольствием сказала ему пару ласковых. Если б этот тупица сыскарь не пошел к Лованне...

Впрочем, поправила себя, не сыскарь тупица, а я. Полюбить девчонку... хуже не придумаешь. Мать хреновая. Мало мне проблем, так еще одну добавила.

И ведь не разлюбить за пару дней... да и возможно ли вообще разлюбить?

Я мрачно наблюдала, как блюстители закона суетятся с дверью. От грохота закладывало в ушах, но поток покупателей после разлетевшейся новости о геройском противостоянии бандитам не уменьшался. Одной из первых пришла Деара Болив. Эта гувернантка уже не работала в приюте, а преподавала в Институте благородных девиц. Но ни обо мне, ни о Лованне, ни о других она не забывала. Вот и теперь Деара в строгом сером наряде с белым шарфиком первым делом поинтересовалась о наших делах.

Я подала ей чашку шоколада с молоком и поделилась соображениями насчет Королевской Малой академии.

— Думаю, Лованна в ней получит больше возможностей, чем в Институте благородных девиц,— добавила я.

— Это очень благородно с вашей стороны дать ей деньги на хорошее образование,— помолчав, чопорно сказала Деара. Мое красное платье, видимо, было для нее своеобразным вызовом, говорила она гораздо сдержаннее, чем обычно.— Правда, решать Лованне. Девочка должна сама сделать выбор.

Я не спорила.

— Да, а где учились вы?— прищурилась Деара.

— У одного человека,— я поспешила к следующему покупателю, пока Деара не начала выпытывать подробности. Рассказывать о Наузнике я не собиралась никому.

Новую дверь, наконец, поставили. Я была довольна не столько проделанной работой стражников, сколько наступившей после беспрерывного шума относительной тишиной. Относительной, потому что приходили новые и новые покупатели, дверь стояла нараспашку. Кто-то шутил, кто-то хвалил шоколадный напиток, кто-то жалел, что не прирезал бандитов самолично. К последней категории относились родственники других пострадавших от грабежей. Вскоре перед прилавком появился словоохотливый Шимил из лавки "Велосипеды", на которую банда Михула также позарилась.

— День добрый, госпожа Сильвинесса! Рад видеть вас в хорошей форме! Мне, пожалуйста, шоколад с перчинкой. Плачу за него пятьдесят империалов.

— Но...

Однако я так и не успела сообщить, что данный шоколад стоит вдвое дешевле.

— У меня подарок для вас,— оповестил Шимил и, не умолкая, потащил к выходу из магазина. Там я замерла перед новеньким блестящим велосипедом с черным, удобным седлом, передним и задним фонариками, прекрасными педалями...

— А еще багажник,— хлопнул по нему Шимил.— Лучший велосипед в моей лавке. Как только я узнал о вашем подвиге, я сразу понял, что просто обязан сделать вам этот подарок. Он — лишь бледная тень моей благодарности за то, что вы сумели задержать двоих из банды Михула. Но даже это лучше, чем ничего.

— Но не стоит...

— Стоит, госпожа Сильвинесса, стоит,— снова перебил меня Шимил.— И не спорьте. Берите велосипед, не раздумывая. Он ваш. Скоро Лефат будет говорить, что сама Вишенская ездит на велосипеде из моей лавки! А вы ездите, я знаю. В вашей Шалийской империи все умеют кататься на велосипедах.

Другие покупатели, стоявшие в это время в очереди и слышавшие его слова, захлопали в ладоши, одобряя подарок, хотя улавливалось раздражение тех, кто считал велосипед совсем не подходящим для женщины. Мне ничего не оставалось кроме как принять транспорт и вкатить его под свист в помещение. Одновременно я размышляла, где бы достать женский велосипедный костюм. Мужской продавался в каждом магазине одежды, но вот женский в Лефате считался неприличным. Лишь совсем недавно женщинам в городе официально разрешили велосипедные прогулки. Впрочем, я не видела ничего неприличного ни в коротких юбках, ни в шароварах, ни в бриджах. Если у кого-то стройные ноги, почему бы их не показать? Скрывать нужно толстые ляжки.

Я уже собиралась любезно попрощаться с Шимилом, как тот хлопнул себя по лбу и выбежал. Через минуту он держал передо мной легкие башмаки для езды на велосипеде и... бриджи от велосипедного костюма.

— Рубашка и шляпа, думаю, у вас имеется,— сказал он с лукавой улыбкой.

Пока дамы-покупательницы приходили в себя от такой нескромности, а мужчины ухмылялись, я наговорила Шимилу море комплиментов и пообещала провести завтрашний праздник на велосипеде.

Безумный день продолжался. Едва очередь любопытных рассосалась, пришли журналисты, жаждущие взять у меня интервью. Им хотелось знать, что я думаю о сегодняшней политике, чем занимаюсь в свободное время, люблю ли бездомных котят и так далее, и так далее. В конце концов, я раздала им по чашке шоколада и выпроводила за дверь. И тут же появились преподаватели из приюта. Стрелки показывали всего пять вечера, а я уже выдохлась, как собака. Бесспорно, сегодняшняя прибыль от продажи превзошла все мои ожидания, но я не радовалась, несмотря на то, что еще вчера прыгала бы от счастья. И дело было не в том, что я сегодня не выспалась.

Энергия тки...

Когда попробовала потянуть паутинку у одного из посетителей и подпитаться, меня замутило. Все нутро взбунтовалось, требуя одну лишь девочку. Больше пить чужие эмоции я не пыталась. Но и смириться с таким положением дел не могла. Должен быть выход из этой зависимости, из этого растущего голода.

Снова хлопнула дверь.

— Здравствуйте, Сильвинесса.

Я узнала негромкий, вкрадчивый голос. Леска, супруга мага-сенатора, конечно же, являлась одной из наиболее уважаемых клиенток. В "Жидком золоте" ее всегда встречали радушно. В Лефате она де-факто считалась одной из красивейших женщин. Все наряды Леска подбирала тщательно и одевалась со вкусом. Ее элегантности позавидовала бы любая королева.

И всегда Леска держала при себе любимую трость, говоря, что это — подарок мужа. Но тот, у кого был наметан глаз, заметил бы, что трость внутри полая. В ней Леска прятала тонкое, острое, как бритва, лезвие. На всякий случай. Невольно я вспомнила о своем жале.

Тем временем Леска уселась за столик. Я налила ей шоколад высшей марки, всегда приберегавшийся для важных клиентов. Леска, посмаковав его, одобрительно кивнула.

— Рада видеть вас живой,— немного погодя сказала она.— Это с моей стороны не простая вежливость, а искренние слова.

— Спасибо,— серьезно поблагодарила я.— Сегодня меня были рады видеть столько людей, что я даже начала подозревать, не хотят ли они получить скидку на товар. Но пришли вы, и я теперь спокойна.

— Ах!— выдохнула она, отсмеявшись.— Разумеется, для меня скидки не имеют никакого значения. А ведь когда-то...— Леска помолчала, раздумывая, говорить или не стоит.— Вряд ли для вас это будет новостью. Все знают, что когда-то я росла в том же приюте, где теперь ваша помощница Лованна. И деньги, разумеется, с неба не падали. Все доставалось либо тяжким трудом, либо воровством. Я тогда выбрала последнее. К счастью мне повезло встретить Искена. Как сейчас помню, я попыталась украсть у него золотые часы, не зная, что выбрала жертвой мага. Конечно, он поймал меня. И был так добр, что вытащил из преступной дыры.

Она пригубила чашку.

— Почему он это сделал?— я видела Искена пару раз, и не сказала бы, что он мягкосердечный. Скорее, властный и суровый. Один из немногих, кто не Шерхай.

Леска наклонилась ко мне.

— Ему надоели дурочки из богатых семей.

— Однако,— только и смогла сказать я.

Допив шоколад, Леска, отставив чашку, скрестила руки на груди.

— Должна заметить, Сильвинесса, что если бы вы не помогали приюту, я вряд ли обратила бы внимание на вас. И тем более не стала бы откровенничать.

Она достала из своей сумочки два билета, положила передо мной.

— Завтра праздник. Приглашаю вас побродить с Лованной в галерее возле Серебряных прудов. Там вы увидите картины известнейших мастеров всех времен. Смотреть на живопись придут весьма высокопоставленные лица.

Лучше бы я не помогала приюту. Опять Лованна, хитник побери!

— Благодарю, но...— я помолчала и выдавила.— Может не получиться прийти.

— Впервые вижу вас такой нерешительной,— улыбнулась Леска.— Сделайте девочке и себе приятное.

И смерть Лованны может быть приятной, хотелось сказать мне. Весь мир словно сговорился помочь мне высосать из нее остатки жизни.

Воистину, не зло убивает, а доброта. Священная доброта, которую воспевают идиоты-жрецы, тащит из огня и не видит, что впереди полымя. Даже когда ей прямо говорят, она попросту не слышит. Жаль, я сама поняла слишком поздно.

Посмотрев на часы, Леска встала. Я, выдавив улыбку, кивнула ей на прощание.

Рабочий день подошел к концу. Уже пора было закрываться.

Снова хлопнула дверь.

— Мне приступать к своим обязанностям, госпожа Сильвинесса?— поинтересовались за моей спиной на шалийском наречии.

Вириет... Совсем забыла о нем. Со вздохом я повернулась к нему. Седые волосы и морщины отнюдь не делали его стариком; скорее, опытным воякой.

— Добрый вечер.

Вириет с кислой миной промычал в ответ что-то похожее и взял быка за рога.

— Шли бы вы к подружкам или соседям. Так было бы спокойнее.

— От них болит голова.

Вириет хмыкнул.

— А от бандитов ничего не болит?

— Им, по крайней мере, нанесла ответный удар.

— Это не милые и порядочные соседи, уважаемая Сильвинесса. Это — банда, которая может вернуться. И не к лицу шалийке затевать с ней борьбу. Очень не к лицу.

— Шалийке?— я села за стол.— Да, в империи меня ждало бы всеобщее осуждение. Хорошо, что я в Лефате.

— А вам не приходило в голову, почему мы, шалийцы, против того, чтобы женщина нашей страны владела оружием?

— Приходило. Женщина нашей страны должна рожать детей и готовить.

Так долго Вириет, кажется, еще не смеялся.

— О нет. Женщина...

Охранник осекся и, втянув воздух со свистом, злобно заговорил.

— Женщина жестока. Женщина — это кошка, которая никому ничего не прощает. Ум ее гибок, изворотлив, я бы даже сказал, змеиный. И драться она будет бесчестно, потому что не имеет понятия о доблести и славной битве. Женщина, а особенно шалийка, не станет щадить никого. Она пойдет по трупам, и ей будет безразлично, что она кого-то убила, потому что всегда сможет себя оправдать. Ведь она — женщина. И самое отвратительное, уважаемая Сильвинесса, что женщина не умеет убивать. А все-таки убивает, делая это не профессионально, но с душой. Она берет на себя право лишать жизни, тогда как должна дарить ее.

Он перевел дыхание.

— Я служил империи там, где проходит граница с Удеррамером. Лет двадцать назад, если не больше, когда шел спор между императором и басилем, как называют своего владыку удеррамерцы. Наша армия была готова по первому же приказу броситься в атаку. Но никто не был готов к битве с женщинами. Удеррамерские воительницы, чтоб их Хитник сожрал и подавился костями, знали это и открыто насмехались над нами.

— А вы, конечно, были белые и пушистые,— протянула я, всем видом показывая недоверие.

Вириет пожал плечами.

— Мы хотим видеть женщину, которая лучше нас. Выше нас. Зачем нам еще мужики в юбках? И задумывались ли вы хоть раз, каково мужчине убивать ее?

— Вириет... Вы будете меня охранять или докучать моралью?

— Я буду охранять это здание, если вы перестанете валять дурака, покинете магазин и пойдете к какой-нибудь подруге.

— Ни за что.

— Тогда какой смысл в охране? Здесь вас все равно убьют.

Я прищурилась, начиная испытывать жуткое раздражение.

— Вы так уверены в этом?

— На девяносто девять процентов и девять десятых.

Я подошла к нему чуть ближе, чем было позволено приличиями. Вириет продолжал спокойно смотреть на меня с непробивным упрямством, но в его позе появилась напряженность.

— За что вы меня так не любите?

— А за что вы уволили Сартора?— так же тихо полюбопытствовал он. Я отпрянула от него, как от прокаженного.— Отличный охранник, настоящий мужик... любил вас. Разве что на руках не носил. А чем ответили ему вы, женщина? Мне его чисто по-человечески жаль. Он за месяц спился бы, если б не нашел работу у Зельвия Шерхая. И вы еще хотите, чтобы я вас охранял?

Хоть Вириет и был опытным воякой, но не успел увернуться от оплеухи, звонкой, беспощадной. Он едва не упал, удержавшись лишь благодаря стенке. Пока он тряс головой, я свистящим шепотом высказала все, что думала.

— Этого хочет Тэйса, я ничего не хочу. Нечего перекладывать с больной головы на здоровую. А Сартор...— имя я даже не выговорила, а прошипела.— Наш бедненький Сартор убийца. И ему еще крупно повезло, что он отделался только увольнением. Он, конечно, утверждал, что защищал меня от вора, но я видела его глаза. Он мог прогнать вора, мог понять, что это был ребенок из приюта, которому не на что жить. Нет, ему надо было выстрелить в удиравшего мальчишку! И сбросить труп в Тойпу.

Мы помолчали некоторое время, приходя в себя. Вириет осторожно потрогал щеку.

— Он не говорил, что вором был мальчик...

— Плевать ему, мальчик это или кто-то еще,— буркнула я.— Он хотел убивать. Моя вина, что я тогда его не остановила... Не думала, что до этого дойдет.

— А... в Управлении не знают?

— Нет. И надеюсь, не узнают,— я проницательно взглянула на Вириета.— А также Тэйса с Гледом.

Охранник кивнул.

— Шалиец шалийку понял,— усмехнулась я и протянула Вириету руку.— Мир?

— Пир,— откликнулся он, чуть помедлив, и пожал ее.

Вскоре я наливала ему золотой шоколад, хотя неприязнь наша друг к другу отнюдь не прошла.

Тикали часы, помогая сосредоточиться в нужном направлении, а не на эмоциях.

Итак.

По всему выходило, что про оставленное мне Наузником наследство бандиты не знали. Иначе более тщательно подготовились бы к встрече со мной, как с полуночницей.

Однако облегчение не приходило. Либо Сартор Зулед, с которым я не поддерживала отношения вот уже полтора года, либо кто-то еще навел шайку на мой дом.

Пожалуй, Сартор мог контактировать с бандой.

А если Лованна просто случайно проговорилась? Тоже вряд ли. В приюте первым делом детей учат молчать.

Значит, Сартор?

— Вириет, как получилось, что Сартор стал охранником у бывшего мага?

Он глотнул шоколад, пожав плечами.

— Бывший маг,— пробормотала я.— Бывшим его могли сделать только верховные чародеи Чернолесья. Те же Шерхаи.

— Мне они не отчитывались, а сплетни вам расскажут в харчуге,— грубо ответил Вириет.— Знаю только, что это случилось давно, больше десяти лет назад.

Шерхай... все потомственные маги Чернолесья носили номен Шерхай, означавший, что они из одного рода. В роду насчитывалось до двадцати семей, но когномен — имя своей семьи — маги не называли, предпочитая до поры до времени не вспоминать его. Возможно, причиной послужило то, что каждая семья претендовала на первенство в роду и власть. Порой дело доходило до войн, хотя и не таких масштабных, как, например, между враждующими родами. Однако сейчас, при относительном перемирии, семьи не спешили изъявлять ни малейшего притязания на исключительность. Номен помогал быстрее достичь согласия, тогда как когномен порождал ненужные раздоры.