Чаганов: Война

— Поставят нас со старшиной к стенке если не убережём вас, товарищ Чаганов,— тяжело вздыхает лейтенант.— и правильно сделают...

'Вполне вероятно'.

— В общем так,— с трудом поднимается на ноги командир.— отряду подъём, перекатами по десять шагов по руслу выступаем к камышовому лагерю. Старшина, командуешь арьергардом. Мне выпала задача переносить неходячих раненых и их оружие, медленно со всеми предосторожностями минут за двадцать спустились к заросшему камышом устью ручья, где чуть не напоролись на японских солдат, вдруг загомонивших неподалёку. Сквозь жиденькую зелёную завесу с высоты своего роста я смог видеть двух вражеских пехотинцев: оба в тонкой серой обтягивающей форме, рыжих ботинках и касках в чехле. В одной руке они держали длинные с примкнутым штыком винтовки, а другой— растягивали мою шинель, изрешечённую осколками и политую кровью Рычагова.

Глава 3.

Район озера Хасан,

Штаб 118-го стрелкового полка.

31 июля 1938 года, 01:00.

— Доложите обстановку, товарищ Базаров.— Апанасенко опирается на край стола, всю поверхность которого занимает большая карта, столешница заскрипела и накренилась.

Сгрудившиеся вокруг карты командиры подхватили керосиновые лампы, стоящие по углам столешницы, по брезентовым сводам палатки заметались большеголовые тени. Командир 40-й стрелковой дивизий полковник лет сорока с орденом Красной Звезды подался вперёд и выдвинулся на свет из-за плеча Мехлиса, стоящего рядом командующим.

— Вверенная мне дивизия,— резво начал полковник.— силами 118-го полка при поддержке 40-го отдельного танкового батальона сегодня в 17:00 вступила в огневой бой с японцев милитаристами.

— Где 119-й и 120-й полки? Гаубичный полк?

— На марше,— из тени на помощь Базарову пришёл начштаба, майор.— прибытие ожидается сегодня, начиная с 16:00.

— ... Противник оказывает бешеное сопротивление...— продолжил командир дивизии.

— Собаки бешеные их что ли покусали?— Недовольно прерывает его Апанасенко.— Ты мне на карте покажи.

Базаров, начальник штаба дивизии, комполка и старший лейтенант танкист совместными усилиями, согнувшись над картой и забирая друг у друга резную деревянную указку, показывают армейскому начальству обстановку.

— Что вам известно о группе Мошляка?— Мехлис берёт за рукав комполка Солёнова и отводит его от стола.

— После того, как японцы отрезали его от основных сил полка ничего не известно. Состав группы: 20 штыков, два станковых пулемёта. Лейтенант Мошляк, опытный надёжный командир, коммунист.

— Та-а-к... понятно,— выпрямляется Апанасенко, грозно постукивая указкой по ладони.— давай я тебе, полковник, своими словами расскажу, что ты тут натворил. Ты без разведки противника, без артподготовки, на участке шириной в сто пятьдесят шагов бросил в атаку в лоб двадцать танков и две роты бойцов. Десять танков застряли в болоте и их сейчас добивают японцы, остальные— не смогли преодолеть противотанковых заграждений и отошли назад. У пехоты— двадцать пять убитых, сорок раненых. Тоже вернулись на исходные и ещё у тебя боеприпасы на исходе. Правильно я говорю? Да-нет?

Базаров молчит, опустив голову.

— Товарищ командующий, товарищ армейский комиссар 1-го ранга,— из тени появляются лысая голова и петлицы бригадного комиссара.— мы выправим положение. Мы вызвали на соревнование 32-ю дивизию полковника Берзарина, мы вам торжественно клянёмся, что первыми водрузим красный флаг на вершине сопки Заозёрной!

— Да итить... твою мать!— Апанасенко с силой стучит указкой по столу, пробивая дыру в карте, точно попав в злополучную вершину.

Тёмная полоса появилась над воротом гимнастёрки комкора и, расширяясь, быстро поползла наверх захватывая всё его лицо. Все, включая Мехлиса, с опаской вжимают голову в плечи и завороженно смотрят на остриё указки. В палатке становится так тихо, что снаружи проникает многоголосый комариный писк.

— Ну тогда слушай, чего я командовать буду...— с трудом справляется с гневом комкор.— война идёт, нет больше границы! Бить будешь вдоль берега реки Туманной, вот эту понтонную переправу разнесёшь на... понял нет? Ты сам ставишь задачи и даёшь цели своим пушкарям. Да пусть не скромничают, лупят на всю глубину докуда дотянуться смогут, хоть бы и на другой стороне реки, жэдэ станцию— в первую очередь. Чего сам не сможешь достать, обращайся к летунам, к Сорокину... я распорядился, чтоб твои заявки на бомбёжку исполнял вне очереди. Апанасенко переводит дух.

— А Берзарин будет бить тебе навстречу. Вот когда вы встретитесь вот здесь, окружите японцев, тогда вместе и пойдёте на штурм Заозёрной, если к тому времени они лапки вверх не подымут, понял да? Дальше, свяжись с моим начальником оперативного отдела, он тебе данные сообщит о выявленных огневых точках противника, что твой лейтенант по радио передал. Сам тоже на жопе не сиди: разведка— вот что для тебя главное. Ещё одно... ровно в два ноль-ноль организуй огневой налёт на своём фронте из всех стволов, самолёт разведчик будет сверху летать фотографировать всё, понял нет?

— Не было у Мошляка рации,— шепчет на ухо начштабу майор Солёнов.— да и не пойму я как разведчик будет ночью снимки делать? Темно ведь...

Тот недовольно шикает на комполка.

— Корпусное управление разворачивается в Краскино,— по тону Апанасенко стало понятно, что совещание заканчивается.— завтра в 16:00 жду вас там с предложениями по операции.

— Товарищ командующий,— адъютант поспешно прикрывает за собой полог палатки.— есть связь с Москвой!

У части собравшихся от удивления вытягиваются лица.

* * *

— Хорошо тут у тебя, капитан, прохладно,— Апанасенко с сожалением поднимается из удобного вращающегося кресла.— жалко, что твой ледник в дороге не работает, а то б нас с товарищем Мехлисом отсюда б пушкой не выбили, правильно я говорю? Благодарю за службу! Через полчаса выезжаем.

Вагонная дверь прицепа передвижного 'Айфона' мягко поехала в сторону и в лицо военным пахнул тёплый липкий воздух. От штабной палатки отделились две фигуры в морской форме и поспешили навстречу, но путь им преграждают рослые бойцы комендантской роты.

— Товарищ комкор, капитан 3-го ранга Горшков по-вашему приказанию прибыл ...— начал доклад высокий моряк, Апанасенко делает удивлённое лицо.

— Вы от Кузнецова?— Перебивает его Мехлис.— Пропустите, это по моей просьбе они здесь, Иосиф Родионович... пройдёмте в палатку. Так прошу всех покинуть помещение... Ваня, проследи чтобы нам никто не помешал.

В центре палатки у карты остаются четверо.

— Представьте вашего спутника, товарищ Горшков.— Мехлис берёт в руки указку.

— Старшина Пётр Бойченко, лучший пловец и вообще спортсмен в моей бригаде...

— Постойте-постойте,— Апанасенко хлопает себе по щеке, убивая комара.— это не тот ли Бойченко, который чемпион страны по плаванию?

— Это мой брат.— Расправляет плечи старшина.

— ... его команда каждый год побеждает гонки на шлюпках, ворошиловский стрелок, комсомолец, не женат,— продолжает доклад капитан 3-го ранга,— согласно распоряжения начальника Политуправления Тихоокеанского флота, мною также отобраны двадцать лучших матросов с кораблей 7-ой бригады. Также по его приказу отобрал две небольшие плоскодонки типа 'Кавасаки' и вооружил их пулемётом 'Максим' на носу.

Горшков замолкает, теперь уже все вопросительно смотрят на Мехлиса.

— О том, что вы сейчас услышите, никто кроме нас четырёх узнать не должен,— карикатурно большеносый деформированный профиль армейского комиссара на брезентовом куполе палатки заколыхался под ударами дождевых капель.— даже ваше начальство, эти сведения совершенно секретны. Вчера в полдень в районе сопки Заозёрная потерпел крушения наш самолёт У-2, на борту которого находился майор госбезопасности Чаганов. Пилот и пассажир выжили и попали в расположение разведгруппы лейтенанта Мошляка, Чаганов позднее выходил на связь по радио и сообщил об этом, но сеанс неожиданно прервался. Есть подозрение, что японцы начали охоту за ним с целью взять в плен. Чаганов является носителем высших государственных секретов, поэтому его попадание в руки врага необходимо не допустить в любом случае. Не жалея ни своей, ни чужой жизни, вы, старшина, обязаны спасти товарища Чаганова. Как заместитель наркома обороны, приказываю: группе старшины Бойченко на двух рыбачьих судах сегодня ночью пересечь озеро Хасан, высадиться на берегу в районе сопки Заозёрная, произвести поиск и найти Чаганова. Доставить его на борт судна и вывезти на нашу сторону. По возможности, организовать эвакуацию всей группы Мошляка в количестве 20-ти человек. Товарищ Горшков организует связь с группой и обеспечение её всем необходимым. Повторяю: без самого Чаганова или без... его тела вам, старшина, лучше не возвращаться. Товарищ Апанасенко, обеспечьте запрет на полёты авиации на этим районом.

* * *

'Что за чёрт? Скоро уже светать будет, а ДБ-3, звук двигателей которого третий час доносится с неба, как будто нарочно обходит наше новое убежище стороной'.

Вчера, счастливо избежав встречи с японским патрулём, мы, стараясь не шуметь, поднялись метров на двадцать метров вверх по склону по дну ручья и свернули в его старое русло, ещё больше заросшее травой и кустарником.

— Вмиг нас найдут,— перевёл дух Мошляк на развилке, глядя на глубокие следы на влажном песке, оставленные отрядом,— одна надежда на ливень...

И через час, как по заказу, разверзлись хляби небесные, едва мы успели разбить новый лагерь: неплохо расположились, на склоне, в углублении, образованном корнями упавшего под откос, дерева. Даже перекусить не успели, хотя в общем-то особо и нечем было... большая часть съестного осталась в вещмешках в старом лагере, где сейчас хозяйничают японцы. За какие-то минуты высохшее русло ручья превратилось в бурную горную реку, сметающую всё на своём пути, увлекающую за собой крупные камни и валуны.

Скрепя сердце, ввиду нехватки оставшихся в строю бойцов, Мошляк был вынужден поставить меня на 'собачью вахту' в нижний секрет вторым номером к пулемётчику Аниськину. Молодой обстоятельный боец грамотно выбрал позицию на пригорке: в сектор обстрела его 'Максима' попала большая часть, ставшего мне почти родным, галечного пляжа, сильно пострадавшего от мини-Хиросимы.

'Клюёт носом 'деревенский детектив'... Ничего, пусть подремлет немного, так даже лучше... его постоянное кряхтение и нервные почёсывания прекратились наконец и стали слышны далёкие звуки'.

Плоский фонарь идёт в карман галифе, инфракрасный фильтр от него заворачиваю в фетровый футляр и кладу в нагрудный карман— звук моторов бомбера, гулкие выстрелы и разрывы растаяли вдали.

'Не вышло подать знак... И что Мошляк упирается? Всё равно другого выхода из создавшейся ситуации, чем отправить меня вплавь за подмогой,— нет. Лукашенко совсем плох, а из лекарств в 'жилетке'— один аспирин... нет еды, мало боеприпасов. Ударить кулаком по столу? Не прокатит... устав бойцы знают на зубок'.

Со стороны воды слышится едва различимый стук мотора, но вскоре вновь наступает тишина.

'Интересно, Оля уже здесь? Вполне вероятно, что уже ставит на уши местное начальство. Провожая сюда, давала разные советы по выживанию, а под конец незаметно меня перекрестила... Ким, кажется, заметил, но виду не подал'.

С громким шипением в небо со стороны сопки взмывает осветительная ракета, освещая жёлтым светом всё вокруг, в том числе две деревянные посудины с пулемётами на носу метрах в трёхстах от берега. Они бесшумно по инерции, как "летучие голландцы", скользят к берегу. Толкаю в бок Аниськина и командую: 'Подъём'!

В то же мгновение с горы по воде ударил японский пулемёт.

— Вон он там, наверху!— Тычу рукой в сторону огневой точки врага, Аниськин крутит ствол, но он упирается в пригорок в трёх метрах от нас.

— Давай, разом взяли!— Вскакивает на ноги пулемётчик. Вместе с двух сторон берёмся за колёса, зарывшиеся в тяжёлый грунт, рывком поднимаем пулемёт и, скользя в грязи, тащим его наверх. Со стороны озера раздаются ответные очереди, ракета гаснет и наступает полная темнота.

— Где? Где? Не вижу...— крутит головой пулемётчик.

Глаза, привыкшие к темноте, снова слепит жёлтая ракета, взлетевшая с плоской вершины сопки.

'Сам не вижу...— замелькали в голове обрывки мыслей, разгоняемые адреналином,— как их разглядишь в этих зарослях,... а наши— как на ладони, не спрячешь большие лодки в камышах... Сколько от них до японцев? С полкилометра? Даже поменьше... Как нарочно поджидали. Ловушка?... Перебьют всех как в тире'...

Нос первой лодки утыкается в заросли камыша в десятке метров от остова У-2 к очередям пулемёта добавились винтовочные хлопки. Вода между лодками вспухает от десятков фонтанов, деревянная рубка брызнула битым стеклом и крупными щепками.

— Полундра!— Через низкий борт в воду посыпались люди в чёрных бушлатах, пулемёт на носу замолк.

Мотор, идущей следом лодки, громко затарахтел, она резко тормозит, останавливается в паре метров от зарослей и начинает медленно сдавать назад, при этом её пулемётчик продолжает палить в белый свет как в копеечку.

— Не вижу...— трясёт головой Аниськин.

— Какая разница, бей на звук, жги самураев!

Громкий глухой звук застучавшего 'Максима' закладывает уши ватой, брезентовая патронная лента рвётся из рук, огненная корона у дульного среза пулемёта подсвечивает дьявольским светом безумный профиль 'детектива' с вылезшими из орбит глазами и ощерившимся ртом. Двести пятьдесят патронов на ленте пропадают в ненасытном чреве пулемёта меньше, чем за минуту и вот я уже скольжу на заднице вниз по мокрой траве за вторым коробом.

'Последний, больше нет'.

У японцев, судя по звуку, недостатка в боеприпасах нет— к первому ручнику присоединяются ещё два с вершины сопки. Подхватываю свою длинную винтовку и— в обратный путь.

'Точно ждали их,... шинель!...— вдруг, как молния, пронизывает меня догадка,— сложили два и два... поняли что подстрелили крупную птицу... быть может даже фамилию мою сумели прочитать на подкладке... если так, то просчитали, что наши наверняка пошлют помощь... с другой стороны, должны были и на наш поиск выставить крупные силы... не успели до темноты, да и дождь мог помешать... тогда жди облавы с рассветом'...

— За смертью посылать...— бурчит себе под нос Аниськин.

'Да сколько меня не было то, минуту?... А как всё изменилось вокруг'. Предрассветная прохлада с гор достигла озера, сгущая невидимую дымку водяного пара, клубящегося над тёплой водой, в молоко непроницаемого для осветительной ракеты тумана.

'Как не повезло морякам! Всего бы десяток минут повременили и высадились бы по-тихому, а так постреляли всех как уток... понятно, что торопились, хотели успеть до рассвета'. Дальний берег озера окрашивается лёгким розовым цветом, как на акварели: чем ближе к зрителю, тем темнее тон. Японцы прекращают огонь, лишь изредка вновь возникшую тишину разрывает короткая беспокоящая очередь.

— Что тут у вас?— Близкий знакомый шёпот сзади застаёт нас с первым номером врасплох.

— Тут такое было, тащ старшина...— начинает многословно докладывать Аниськин. 'А может и не всех постреляли... остался кто-то в зарослях... в помощи нуждается'.