Фанфик на "Князь Барбашин"

— Ваша Светлость, полагаю, вы зря переживаете на этот счёт. Думаю, данцигские бюргеры столкнувшись с выбором между выгодой и местью, предпочтут выгоду. Мой господин уже не первый год, вопреки ганзейским постановлениям, возит через Данциг добытую в Верхней Венгрии медь в Антверпен, а оттуда в Португалию, и городской рат, будучи хорошо осведомлённым о происходящем, тем не менее, предпочитает закрывать на это глаза. Ибо оный транзит меди приносит городу хороший доход, лишаться которого заинтересованным лицам очень не хочется. Главное соблюдать некоторые приличия, например, оформлять груз на готовых к сотрудничеству данцигских купцов. И пусть все и всё знают, но формальности соблюдены, а ослепляющий блеск золота способен на самом деле ослеплять. Так что, если ваши люди не будут слишком сильно выпячивать свою службу на вас, то власти просто сделают вид, что знать не знают, кому принадлежат прибывшие суда.

На это Андрей не нашёл, что возразить. Разумеется, сохранялся немалый риск, но клятый немец знал, чем соблазнить. Страна хронически нуждалась в привозе меди, олова, свинца и даже железа. И если удастся наладить постоянный канал поставок хотя бы одного из этих металлов, то польза от этого будет просто огромной. Не говоря уже о барыше для собственного кошелька. Плюс ещё Гданьск, с его выгодным расположением и торговыми связями. Он не помнил где именно, но ещё в прошлой жизни читал, что во второй половине шестнадцатого века около половины судов проходящих Зунд шло в Гданьск или из него. И это никак не проигнорируешь. Да, он, как говорится, от души повоевал с этим городом, успев оттоптать немало мозолей его жителям. Но, как сказано в Священном писании, время разбрасывать камни, и время собирать камни. В этом году, если память Андрею не изменяла, между Россией и Литвой должно быть наконец-то заключено долгожданное перемирие. А где наступает конец войне, начинается торговля. И тут Штольц прав, выгоды последней, способны "залечить" сердце даже самого обиженного русскими коммерсанта. И контракт с конторой Фуггеров давал неплохой такой шанс навести мосты с гданчанами. В результате пришлось задержаться ещё на день, пока все условия договора не были согласованы и утрясены. С остальным должны были справиться приказчики, и наконец-то можно продолжить путь.

* * *

*

Не смотря на чудесную весеннюю погоду, настроение у архиепископа гнезненского и примаса Польши Яна Лаского было просто отвратительным. И в немалой степени ответственным за это был сидящий напротив него, в массивном деревянном кресле, находящийся в самом мрачном расположении духа его королевское величество Сигизмунд I Ягелло, чьё лицо время от времени искажалось гримасой раздражения, стоило ему зацепить взглядом расстеленную поверх широкого стола карту Короны Польской, Великого княжества Литовского и части сопредельных земель. И в глубине души примас даже сочувствовал своему государю. Полтора года назад рождение у того столь долгожданного сына и наследника многие, включая и счастливого отца, восприняли как знак свыше, что несчастья Польши наконец-то заканчиваются, и наступает время побед и процветания. Увы, словно насмешкой над этими ожиданиями, как гром среди ясного неба, почти сразу за этим пришли известия о захвате русскими Быхова, поражении литовских войск на Днепре, и последующем падении Киева. Одновременно с этим южные поветы подверглись страшному нашествию татар, которые объединившись с московитскими полчищами, доходили даже до Львова и Замостья, вынудив в срочном порядке перебросить на юг собранное против тевтонов рушение. Чем, последние, не преминули воспользоваться, захватив Вармию и даже, с помощью проклятых русских морских разбойников (вот ещё одна напасть!), вынудили Гданьск признать свою власть. К счастью, в прошлом году крымский хан наконец-то понял, как опасен коварный северный деспот, и повёл свои орды на Москву. Взять её, к сожалению, не взял, но напугал русских достаточно сильно. Грустно, но воспользоваться этим литвины не смогли. Истощённые годами войны они лишь радовались предоставленной им передышке, и просили Корону о помощи. Увы, как раз оную поляки и не могли им предоставить, даже имей такое желание. Помимо войны с Тевтонским орденом, над Польским королевством нависла новая опасность — в соседнюю Венгрию, в которой правил племянник их короля, вторглись турки. И некогда славное и могучее Венгерское королевство, а ныне находящееся в упадке и раздираемое внутренними распрями, стало рассыпаться под их ударами как построенный из песка замок. И если оно, не приведи Господь, рухнет, то южные рубежи королевства Польского оголятся перед иноземным вторжением и последствия этого могут быть самыми печальными. А значит надо посылать войска на помощь Людвику II Венгерскому, дабы помочь тому удержать страну. И ведь не откажешь. Не будет поляков, придут немцы. И ещё неизвестно, кто хуже в качестве соседа под боком, магометане или цесарцы. Это только такой простак, как Шидловецкий, может мечтать о союзе Польши с Империей. Глупец! Никогда волк не подружится с ягнёнком, а лиса с петухом! И немцы для земель славянских, такие же враги, как и турки. Но, ничего, если сегодня всё пройдет, как он замыслил, даже канцлеру придётся смириться.

Для начала надо сосредоточить все имеющиеся силы на одном направлении, чтобы одним могучим ударом уничтожить врага, получив возможность после этого заняться другими проблемами. Ведь давно известно, что ни одно государство не способно эффективно воевать сразу на нескольких направлениях. Отсюда вывод, сейчас нужно замириться, пусть даже ценой уступок, с одним из противников, и примас даже знал с кем именно. В конце концов, литвины сами виноваты в своих несчастьях, с упорством, достойным лучшего применения, отвергая все предложения поляков об объединении Польши и Литвы в единое государство. С московитами бы лучше так воевали, как противостоят попыткам инкорпорации своего государства! Вот только есть одно препятствие на пути к миру на востоке в лице короля, который как литовский великий князь просто бесится от тех требований, что предъявили эти варвары. И его можно понять — Полоцк, Витебск, Орша, Смоленск, Могилёв, Киев и все земли восточнее Двины, Друти и Днепра, добрая четверть княжества! И то, что это всего лишь перемирие нисколько не успокаивало его величество. Сколько уже было таких перемирий, в надежде накопить сил, и уж в следующий раз не только отвоевать потерянное, но и загнать диких московитов обратно в их дремучие леса. Но вот начиналась очередная война, и снова поражения и потери. Опять очередное перемирие, купленное новыми территориальными уступками. Самое время задаться вопросом: доколе?

Вот только Ласкому не было никакого дела до бед литовских. Он поляк, и польские интересы для него на первом месте. И его величество должен помнить, что Польское королевство стоит выше Литовского княжества. Да, ещё было бы неплохо, если княжество окажет военную помощь Короне в борьбе против крыжаков. Не только же полякам помогать неблагодарным литвинам, путь и те оплатят хотя бы часть своих долгов. Их войска в такой ситуации не помешали в Пруссии, и Лаский даже знает чем можно приманить литвинов к совместной войне. Всё же слушать разговоры литовских придворных его величества бывает весьма полезно. Иногда можно услышать много интересного. Не смотря на своё происхождение и сан, а может, даже благодаря этому, Ян Лаский хорошо понимал всю важность для государства иметь свободный выход к морю. И если у Польши есть хотя бы Гданьск, то у Литвы нет даже этого. Не считать же за таковой эту деревушку Палангу, несерьёзно даже. Это при том, что из внутренних районов княжества течёт к морю аж две судоходные реки — Западная Двина и Неман. Вот только, как назло, устья обеих рек находятся не под литовским контролем. По Западной Двине все сливки снимает владеющая нижним течением реки Ливония, а устье Немана держит в своих руках орденский город Мемель. Отчего литовское панство и рыцарство несёт немалые утраты, особенно после потери Подвинья. Так что, если пообещать литвинам Мемель, они ради такого дела нападут на тевтонцев со своей стороны, и вряд ли орден выдержит двойной удар. Вот только для этого им необходимо развязать руки на востоке. К сожалению, московиты упёрлись, и отказываются идти на смягчение своих требований. Но, что же, тогда придётся заставить пойти на уступки литвинов. Да, будет трудно, но сейчас главная опасность, это Тевтонский орден! Прежние польские короли допустили большую ошибку, не добив крыжаков, и пора исправить этот недочёт. Стереть орден в пыль, окончательно присоединив земли Восточной Пруссии к Польше. Только так, и не иначе! И плевать, что по этому поводу думают император и король. Впрочем, эти свои мысли, примас предпочитал держать при себе, а внешне он старался никак не проявлять свои эмоции, продолжая разговаривать с королём со всей почтительностью.

— Ваше Величество, согласен, что предложенные московитами условия перемирия крайне бесстыдны, но там, где другие кричат о позоре, лично я вижу новые возможности! — его слова, сказанные им тихим, но внятным и вкрадчивым голосом, заставили Сигизмунда с удивлением посмотреть на примаса. А тот, словно ожидая такой реакции, продолжил:

— Мы все видим уступаемые города, замки и земли, — кивок в сторону разложенной на столе карты. — Но упускаем тот факт, что великий князь Московский не вечен, а сына, который мог бы продолжить дела отца, у него нет.

Морщины на лице Сигизмунда стали разглаживаться, кажется, он начал улавливать мысль, которую стремился донести до него предстоятель польской церкви.

— Но у Василия есть младшие братья? — голос короля звучал глухо, свидетельствуя о его немалом волнении.

В ответ на это Лаский позволил себе улыбнуться краями губ.

— Всё верно, ваше величество. Вот только тут случай, когда для страны было лучше, если бы их вообще не было.

И не дожидаясь вопроса со стороны короля, продолжил:

— Первый из братьев, по имени Юрий, по отзывам людей его знающих, ничтожество и бездарь, который не может разумно даже своими владениями управлять, загнав доставшееся ему от отца княжество в разорение и долги. При этом властолюбив без меры, и, как говорят, спит и видит, когда сменит своего старшего брата на троне Московии. И если ему повезёт стать во главе Москвы, то эту страну ждут далеко не лучшие времена.

Сигизмунд согласно кивнул. На примере соседней Венгрии он хорошо знал, к каким бедствиям способен привести государство слабый правитель. Кто сейчас помнит, что всего каких-то три десятилетия назад Венгрия была сильнейшим государством среди всех окрестных стран, чья армия регулярно громила тех же турок и гнала цесарцев с их же собственных территорий? Да почти никто! Зато бесконечные венгерские "рокоши" {рокош — венгерское слово, позаимствованное поляками у своих южных соседей. — Авт.} известны ныне всему христианскому миру. И к чему это привело? Вон, племянник без устали строчит послания с просьбами о подмоге. Пишет, что своими силами не справиться ему с турками. Покойный Матьяш Корвин небось в гробу весь извертелся от таких известий.

— Следующий брат, Андрей, хотя и более умён и способен, чем предыдущий, — продолжал, тем временем, Лаский, — но слабоволен и находится под полным влиянием своего окружения. И нет сомнения, после кончины Василия, многие попытаются сделать именно его великим князем в обход Юрия, которого на Москве открыто презирают. Таким образом, страну неизбежно, как это бывало не раз в подобных ситуациях, охватит междоусобица, которая предоставит вам удобный случай не только вернуть всё беззаконно отнятое московским тираном, но, ежели Господь явит нам свою безграничную ласку, то и водрузить свою хоругвь над самой Москвой!

На лице короля появилась задумчивость, окончательно вытеснив прежнюю хмурость. Было видно, что слова примаса пришлись королю по душе. И это был хороший признак. Лаский давно был знаком с его величеством и хорошо знал, что Сигизмунд крайне не любит, когда на него давят. И чем сильнее его пытаются принудить к чему либо, тем яростней его упорство в отстаивании своей позиции. Но если, вот так, походя, заронить в душу его величества некую понравившуюся тому мысль, то он сам взлелеет её, позволив вырасти и завладеть своим сознанием. Вплоть до того, что сам станет считать себя автором этой идеи. Губы примаса вновь тронула лёгкая улыбка, которую он постарался скрыть низким поклоном. Настроение заметно улучшилось. Пока всё шло по плану. Оставалось ещё подготовиться к завтрашней встрече с прибывшими "послами" великого княжества Литовского, но если король к этому моменту будет на его стороне, то им не останется другого выхода, как принять факт того, что помощи больше не будет, и Вильно остаётся ничего иного, как пойти на заключение перемирия с Москвой.

* * *

*

К счастью до самой Москвы добрались без особых приключений. Но вот уже у самого въезда в город, не обошлось без чрезвычайного происшествия. Движение по дороге уплотнилось, по самое не могу, и чем-то напоминало Андрею полузабытые городские автомобильные пробки. Но как и тогда, так и сейчас, в такой ситуации, находились люди, кто нахрапом и силой распихивал людей, расчищая себе путь. Проблесковых маячков у них не было, не придумали их ещё, но их с успехом заменяли богатые одежды, породистые кони и часто нехилые такие свиты. Таких типов Андрей не любил ещё по своей прежней жизни, поэтому, хотя его положение и давало ему такое право, предпочёл двигаться со своими людьми в общем потоке. И надо же такому случиться, стоило только расслабиться в предвкушении уже совсем скорого прибытия домой, как заработал приключение на свою... голову. Появившаяся словно ниоткуда группа из семи всадников начала усиленно пробивать себе путь, не стесняясь ругани и активно работая плетьми. Один из них, тёмно-рыжий отрок пятнадцати лет, гарцующий на прекрасном белом аргамаке, налетел на плюгавого мужичонку, что вёл под узды запряженную в телегу такую же неказистую лошадь, и, проорав что-то не по возрасту зычным голосом, со всего маху огрел мужика плетью. От неожиданности тот пошатнулся и упал, да так неудачно — прямо под копыта барбашинского коня. И чтобы не затоптать несчастного, Андрей вынужден был резко натянуть поводья, благо скорость движения была небольшой, и несчастного случая удалось избежать. А внутри, после этого, шевельнулось что-то тёмное, появилась злость, и, развернувшись, он тяжёлым взглядом посмотрел на ударившего мужика парня, который, без всякого смущения, собирался продолжить своё движение.

— Что встал, не видишь, кто едет! — мальчишка нагло глянул на одетого в скромные дорожные одежды всадника, в котором незнающий человек вряд ли бы признал лицо княжеской крови. — С дороги!

Зря это он, если Андрей до этого ещё пытался сдерживаться, то после этих слов кровь резко прилила к лицу и его "понесло".

— Ты на кого руку поднял, пёс! — буквально прорычал он, а в глазах мальчишки появилось недоумение. — Меня, князя Барбашина-Шуйского плетью! Да я тебя за это, курва, на куски порву!

Если до этого рыжий был просто удивлён реакцией этого странного мужчины, внезапно оказавшегося представителем известной княжеской фамилии, то сейчас пребывал в состоянии настоящего шока, чувствуя, как по его спине пробегает неприятный холодок. Он искренне не понимал, что же он натворил такого. Ну да, оскорбил по незнанию словесно неизвестно откуда взявшегося тут князя. Ну, повинится, прощения попросит. Может тятьке виру придётся выплатить. Неприятно, но не смертельно. Но почему тот вдруг заявляет, что плетью огрели именно его, а не какого-то жалкого смерда? И ярость его неподдельная, вон весь, какой багровый от злости, поневоле мысль в голову лезет, может действительно случайно плетью зацепил? Тут повинной не обойдёшься, и голову снести за такое могут. По лицу растекается предательская бледность, а за спиной князя уже зазвенели вытаскиваемые из ножен сабли — его люди, уловив настроение своего господина, были готовы по его первому слову порубить обидчика в капусту. И у него даже надежды на своих товарищей нет, те как услышали, кто перед ними, тут же отъехали в сторону, усиленно делая вид, что они так, просто рядом проходили, и с этим рыжим даже незнакомы.