Хуже всех перенесли этот удар французские и английские генералы, которых просто поставили перед фактом выхода России из войны. Они понимали, что поменять прямо сейчас свои планы в связи с изменившейся обстановкой они просто не в силах, а значит им только оставалось ждать прибытия новых германских дивизий, и прорыва фронта.
Но как, когда и где? Ответа на эти вопросы у них не было, к тому же действительность оказалась намного хуже, чем они ожидали. Оказалось, что немецкие генералы еще за полторы недели до заключения сепаратного мира начали отводить свои дивизии, сначала с австрийского, а затем с русского фронта, на переформирование. В тыл ушло, в общей сложности, около пятнадцати дивизий, а вместо них жидкой цепочкой вдоль линии русского фронта растянулись запасные батальоны. Это был большой риск, но он стоил мощного и внезапного удара, способного не только переломить ситуацию на французском фронте, но и стать первым шагом к победе в этой войне.
Весть о выходе России из войны испугала не только генералов, но и солдат союзников, вызвав у тех уныние и страх. Вопрос: почему мы должны воевать, если русские вышли из войны? — сразу появился в солдатских головах и не способствовал поднятию духа. Положение еще больше осложнялось из-за недавних солдатских выступлений во французских и английских частях против плохой пищи и санитарных условий. Последнюю точку поставила французские разведка, которая не заметила прибытия новых немецких дивизий, а генеральный французский штаб, основываясь на ее данных, не сумел вовремя подтянуть резервы.
Немецкие пушки загрохотали в четыре часа утра. После шести часов непрерывного обстрела артиллерия замолчала и в брешь, развороченной снарядами, обороны нескончаемым потоком хлынули германские солдаты. Неожиданность и мощь удара сыграли свою роль — в первые несколько часов были захвачены две линии окопов и тыловые коммуникации, разорвав связь между французскими частями. Закрепляя успех, в прорыв было брошено два уланских полка. Внезапное появление германской конницы в тылу вызвала волну паники у солдат, что стало следствием бегства целых подразделений, которые бросая оружие и амуницию стали разбегаться — кто куда. О контратаке, которая должна была закрыть брешь в обороне, можно было забыть, а на утро немцы, усиленные двумя новыми дивизиями, снова пошли в атаку, расширяя линию прорыва, и во второй половине дня французское командование, опасаясь окружения, дало приказ частям отходить. В этот самый момент германский штаб бросил в бой еще четыре уланских полка, которые ударили в спину торопливо отступающим полкам и дивизиям французов, вызвав новый приступ паники у солдат. Следующие два дня германские дивизии, пополняемые все новыми свежими силами, продолжали идти вперед, вбивая все новые клинья во французскую оборону. Потеря связи, нескоординированные действия не дали французским генералам предпринять контратаки, чтобы сдержать стремительно наступающего врага. Судорожные попытки перейти в контрнаступление иногда срывали сами французские солдаты, которые, не понимая, что происходит и уже не верящие своим офицерам, начинали отступать, только завидев приближающегося врага. Германское командование, видя смятение в рядах противника, кинуло на деморализованные части еще четыре кавалерийских полка. Не успели они врезаться в ряды французов, как след за ними были кинуты в наступление еще две новые дивизии, которые расширили полосу фронта, которые и закрепили успех, заставив врага откатываться назад снова и снова.
Стремительность продвижения врага, отсутствие связи между частями не давали возможности французам объединиться для организации отпора, а в довершение ко всему
беспорядочно отступающие части наткнулись на четыре, идущих скорым маршем, свежие дивизии из резерва, что вызвало среди тех и других неразбериху и хаос. Беспорядочность отхода противника дала германским частям беспрепятственно захватывать все возможные стратегические пункты обороны противника, включая мосты и железнодорожные пути, а также запасы продовольствия, фуража и склады с боеприпасами.
На четвертые сутки противник остановился, и французские генералы решили, что растянутые коммуникации и оторванность от тыла оборвали их стремительный рейд, но при этом опять просчитались. Немцы только сделали вид, что остановились и закрепляются на захваченных рубежах, а сами воспользовались тем, что связь между союзниками благодаря стремительному наступлению была полностью оборвана и неожиданно ударили во фланг позиций англичан. Удар оказался ошеломляющим. Зажатые с двух сторон британцы, стоило им только понять, что их взяли в тиски, в панике, бросая оружие, побежали. Уже знавшие о разгроме и отступлении союзников, упавшие духом англичане морально были готовы к поражению, что и привело их к бегству сразу после первого удара германцев.
Двойной разгром армий союзников в течение недели подорвал не только веру солдат в победу, но и их генералов. Неожиданное отступление англичан заставило, сорвали и без того слабые попытки французов контратаковать противника. Союзные генералы и не подозревали, что эти удары, обрушившие англо-французский фронт, являются началом германского генерального плана по захвату и оккупации Франции под кодовым названием "Парижская прогулка".
В эти сумбурные дни я неожиданно получил письмо — приглашение на день ангела Елизаветы Михайловны Антошиной. В конверт была вложена плотная картонная рамка типографского исполнения, изукрашенная сердечками и маленькими ангелочками, а в нее был вставлен текст, написанной рукой самой именинницей. Мне очень не хотелось провести день в окружении любвеобильных мам и их дочек, но нельзя было нарушить данное мною обещание. Вместе с приглашением передо мной стала новая проблема. Что дарят девушкам — девочкам в день их рождения?
"Так что ей подарить? Хм! Если не знаешь, попроси совета у знающего человека. Вот только у кого? — мысленно перебрав всех своих немногочисленных знакомых, понял, что только императрица, мать четырех дочерей, может мне в этом помочь. — Вот только она не тот человек, к которому можно так запросто обратиться с подобным вопросом. Впрочем, можно позвонить Светлане. Кому как не ей знать заветные мысли своей сестренки".
До дня рождения оставалась неделя, но поиски подарка могли затянуться, поэтому медлить не стоило. Я снял трубку. К телефону подошла горничная, которая сказала, что хозяин сейчас в магазине, а Светланы Михайловны нет дома. Обещала быть к вечеру.
Светлана Антошина мне нравилась. Чувства, которые я к ней испытывал, нельзя было назвать любовью — скорее увлечением. Мне было интересно ее слушать, разговаривать и спорить с ней. В иные моменты, когда она в азарте начинала спорить, я смотрел в ее горящие от возбуждения глаза и думал, что страстности этой девушке, похоже, не занимать. При всем этом она была настоящей красавицей.
"Да, она интересный человек, и... великолепна как женщина. А что дальше? — обычно на этом мои мысли обрывались. — К тому же у нее жених".
Хотя сам-то я знал, что не это было препятствием, а ее довольно прохладное отношение ко мне. Ей был интересен образ сильного и храброго человека, но не более того, так как нетрудно было видеть, что моя логичность и прагматизм были ей чужды. Ей были нужны романтические встречи, театральные премьеры, поэтические вечера и жаркие споры о вечных ценностях. Мы были разными людьми, и винить тут было некого.
На следующий день я прибыл во дворец и меня быстро провели к императору. Разговор у нас пошел о нововведении, которое мне хотелось внедрить в систему государственных заказов. Я предложил создать комиссию, которая будет печатать через официальные органы печати необходимые государству заказы, а с ними условия и требования, которые требуются от производителя данного вида продукции. Тот из соискателей, кто представит наиболее выгодные условия, получает государственный заказ. При этом оформление контрактов должно тщательно проверяться и только затем регистрироваться. Император заинтересовался моей идеей. Какое-то время мы еще говорили, потом государь посмотрел на часы и сказал: — Извините, Сергей Александрович, но мне надо идти. Пришло время выполнять отцовские обязанности. Дочери хотят продемонстрировать мне какие-то необыкновенные наряды.
— Разрешите откланяться... — только я это сказал, как вспомнил о подарке. — Извините меня, ваше императорское величество, но можно вам задать один вопрос?
Император кинул на меня любопытный взгляд.
— Слушаю вас.
— Что может понравиться девочке в пятнадцать лет в качестве подарка?
— Она из состоятельной семьи?
— Лиза Антошина. Братья Антошины, имеют несколько магазинов в Петербурге, торгуют антиквариатом.
— По-моему, я слышал о них. А ваша проблема, — государь усмехнулся и нажал кнопку звонка, — решается просто.
Когда на пороге вырос дежурный офицер, император сказал: — Телефонируйте в ювелирный магазин Фаберже. Скажите, что к ним сейчас приедет господин Богуславский.
У него есть заказ.
Когда адъютант вышел, император сказал:
— Езжайте, Сергей Александрович, туда прямо сейчас отвезут.
— Не знаю, как вас благодарить, ваше императорское величество.
Экипаж уже ждал меня на выезде. Не успел я сесть в коляску, как кучер хлопнул кнутом, и лошади рванулись с места. Спустя какое-то время мы остановились у большого ювелирного магазина Карла Фаберже. Зайдя в магазин, я только успел представиться, как меня сразу препроводили в кабинет известного ювелира. После короткого знакомства, мастер сказал, что у него в мастерской есть два изготовленных яйца, которые он будет рад мне предложить.
— Они были изготовлены для высокопоставленных лиц, но по определенным обстоятельствам их не смогли забрать. Скажу сразу, что они не столь затейливы и изящны как те, что делаются под заказ нашего государя, но при этом осмелюсь вас заверить, имеют свою особую красоту. Разрешите вам их показать, Сергей Александрович?
Когда их принесли, я почти сразу выбрал яйцо в нежно-голубых тонах, оплетенное серебряными ажурными нитями.
— Теперь мне хотелось бы услышать ваши пожелания по поводу сюрприза, спрятанного внутри яйца.
— Вы сможете сделать и поместить внутрь серебряную фигурку девочки — ангелочка?
— Удачное решение вопроса, Сергей Александрович. Вам, как я понял, нужен подарок к воскресенью? — я кивнул головой. — Сделаем. Прошу вас прийти за заказом в пятницу. Часам,...м-м-м, к шести-семи вечера.
— Карл Густавович, озвучьте, пожалуйста, цену. Хоть приблизительно.
— Извините, милейший Сергей Александрович, не могу. Это вам подарок от государя-императора.
Приехав в назначенное время забирать подарок, я не смог удержаться от похвал мастеру. Некоторое время он с довольной улыбкой выслушивал мои дифирамбы, а затем сказал:
— Помните, вы тогда спрашивали у меня про цену. Так вот, что я вам скажу, милейший Сергей Александрович: ваша искренняя благодарность, ваше восхищение, намного превышает цену этой изящной безделушки.
Выйдя из магазина, я подумал, что полдела сделано и теперь осталось как-то пережить этот праздник в компании полудюжины матрон и их дочерей.
"Вот именно пережить. Господи, сделай так, чтобы мой поход в гости сорвался".
В этот момент я не знал, что мое пожелание окажется пророческим. Как не знал, что почти в это самое время на квартире капитан-лейтенанта Штапеля собрались офицеры. Их было двенадцать человек. Трое из них сидели на тахте, а остальные расселись на стульях и табуретках, собранных по всей квартире. Шестеро были одеты в офицерскую форму, другие — в гражданской одежде, но, несмотря на пиджаки, жилеты и стоячие воротнички под ними легко угадывались военная выправка, как у поручиков и капитанов, которые сидели рядом с ними. Лица напряжены, в глазах — тревога, волнение и отрешенность.
"Как у истинно русских людей, которые отринули все мирское, готовясь пойти на славный подвиг ради отчизны. Это хорошо. Это правильно. И страха нет, — так думал, глядя на них, капитан первого ранга, стоя спиной к окну и лицом к присутствующим.
Валентин Владимирович Сикорский, был один из основателей тайного офицерского движения "Честь и родина". После потери двух сыновей на войне, его желание видеть Германию поверженной — стало навязчивой мечтой. И вдруг выходит царский манифест.
"Нет. Такой царь нам не нужен, — решил он и стал искать единомышленников. Вскоре они нашлись, как и деньги. Тайное общество за несколько месяцев пополнилось десятками приверженцев войны до победного конца. Потом был организован штаб, который принял жесткий план, в основе которого лежал захват в качестве царя и его семейства в заложники. Это был первый и основной этап заговора. Затем в зависимости от переговоров с Романовым было разработано несколько вариантов развития ситуации. Сегодня был последний контрольный сбор командиров отрядов перед началом военного переворота. Правда, сам Сикорский считал свержение царя восстановлением исторической справедливости.
— Господа офицеры, я собрал вас для того, чтобы сообщить: план нашим штабом утвержден окончательно. Мы выступим в это воскресение. В восемь часов утра. Значит, на подготовку у нас два дня. Вчера вечером получено очередное подтверждение, что в расписании семьи Романовых нет никаких изменений. У кого-то есть вопросы или возражения?
Глаза морского офицера пробежали по лицам присутствующих. Взгляды, в которых нет и тени сомнения. Уверенные лица.
— Хорошо. Александр Казимирович!
Со своего места вскочил и вытянулся коренастый, плотно сбитый, мужчина в сером пиджаке.
— Вы вместе с капитан-лейтенантом Степанчиковым и лейтенантом Фоминым поведете отряд матросов к арсеналу, затем к дворцу. Кстати. Все, вы и матросы, должны быть в парадной форме. Это не должно привлечь внимание полиции и жандармов. Идти в строю. Не допускать никаких вольностей. Что делать конкретно, вы прекрасно знаете. Вопросы есть?
— Есть, господин капитан первого ранга! Наша задача ясна. Захватить оружие, ворваться во дворец и арестовать семейство Романовых, а потом держаться изо всех сил до подхода подкрепления. Но что за подкрепление и когда оно подойдет?
— Сразу после захвата дворца к вам на помощь подойдет ударный офицерский отряд. В количестве шестидесяти-семидесяти человек. Это все, что на данный момент я могу вам твердо пообещать. Но не это главное, капитан третьего ранга, вы должны осознавать, что ваша сила не в количестве штыков, а в заложниках!
— Да. Вы правы! Вопросов больше нет.
— Садитесь! Василий Степанович! — когда вскочил и вытянулся поручик — пехотинец, моряк продолжил. — Ваш полк в нашем плане самое слабое место. Насколько мне известно: среди офицеров Екатерининского полка у нас нет приверженцев. Или что-то изменилось за эту неделю?
— Никак нет, господин капитан первого ранга! Все мои попытки оказались бесполезны. Эти господа, в отличие от меня всю войну грели свои задницы в тылу, и понятие, что такое офицерская честь знают только понаслышке! Поэтому сейчас могу сказать только одно: жизни своей не пожалею, но постараюсь сделать все, чтобы оружие оказалось в наших руках!
