-Вы ведь все знали! Я сама в университете училась, в Ленинградском, и знаю, что такое скрыть невозможно! И про кружок Линника, чему там по-настоящему учат. И красные гвоздики к памятнику носили — не одни ведь кружковцы? Но чем открыто сказать, вот с этим мы не согласны, и вот почему — хотели все тишком да тайком? И доигрались — сначала Голубева убили, затем Якубсона, ваши же кружковские, или вам не сказали, что Горьковский, кто Мишу Якубсона убивал, в ваш кружок ходил? Что-то вам непонятно, с чем несогласны — так спрашивайте, Партия выслушает и ответит. Себя подпольщиками вообразили — так мы-то не фашисты? Теперь вот в милиции сказали, еще один ваш студент пропал, Ваня Кармалюк — и что характерно, тоже кружковец. И как по-вашему, Советская Власть должна на такое смотреть?

-А стипендии? — раздался голос — за что нас без денег?

-А раньше вы где были? — спросила Аня — неужели закона не знали? Но тоже думали втихую, что не разберется никто, лишку и получим? Вот и возвращайте теперь — могу посоветовать, кто нуждается, хотя бы временно не русскоязычный поток перейти. Поскольку украинский — это лишь местным учителям, врачам нужен, а как вы с ним даже в Киеве, где на мове почти и не говорят, ну а если еще в Москве, или Саратове с Ростовом? Вы дипломы хотите получать, с которыми после можно работать по всему СССР, или на одной лишь Галичине? Я это за вас решать не буду — вам выбирать. И поймите, что Советская Власть, это ваша — а коль вы с ней как с чужой, то и она с вами по-чужому. А если вы к ней, как к своей, она вас всегда выслушает и поймет. Как я вас слушаю и с вами говорю.

-А нас под арест, как Якубсона?

-А как ваши кружковцы поступали с теми, кто не согласен? — зло усмехнулась Аня — а если бы они сами властью стали, что тогда? При том что наша, Советская Власть, свою критику позволяет, и даже одобряет. Но — открытую, а не подметные листки по ночам. И обоснованную, а не "вы фашисты, если по-моему не хотите", как гражданин Линник сказал. У кого есть что по делу — выслушаем, и если полезное, реализуем.

А я стою, и прикидываю — если Аню станут убивать, то успею "стечкин" выхватить, и очередь по толпе, веером. И Мазур, Кот, Репей, Дед — ребята бывалые, вбито в них напрочь, делай как командир, рефлексировать будем после, если живы останемся. Положим человек с полсотни, остальные разбегутся — а мне после, точно трибунал! И плевать, я ж обещал, что с Аней ничего не случится, а за прочее отвечу. Ну а Марии лишь позади нас держаться — хотя и у нее пистолетик в сумочке есть, сама мне показывала раньше. Но расступились — все ж не бандеровцы, не враги, а наши, советские студенты. Дали нам дорогу до дверей, и к машинам.

Ане что, страшно не бывает совсем? Вот уж кого "железной леди" называть, а не какую-то англичанку! Хотя если Анна Петровна свет Лазарева успела и "штирлицем" побывать, и партизанкой-снайпером, на фашистские зверства на оккупированной территории насмотрелась — что перед ней какая-то Маргарет Тэчер, которая сейчас пока что химиком работает, но уже подумывает об адвокатской, а затем и политической карьере. Ну а дальше, если Пономаренко и впрямь после Сталина будет Вождем — даже страшно представить, куда Аня взлетит! Хотя, из женщин у нас на высоких постах, я одну Фурцеву вспомнить могу? И если Аня (не дай бог) не ошибется по-крупному, не проиграет — ведь сейчас по сути, ва-банк она шла, да я и сейчас не уверен до конца, какую окончательную оценку товарищ Сталин даст всему спектаклю, вполне возможно, что будет как мне, за китайскую эпопею.

А Мария, когда мы наедине остались, тихо спросила:

-Валя, а ты и в самом деле готов был там всех поубивать?

Смешной вопрос — ну не толстовец я совершенно! У Ефремова в "Часе быка" у меня эпизод, где высокомудрые земляне дают себя убить толпе мрази, вызывал ну просто отторжение. При нападении, ликвидируй угрозу — а разбираться будем уже потом.

-А я бы не могла — сказала Мария — думала бы, вот не все же там такие, как Линник, кто-то по дури и за компанию, кто-то просто случайно оказался. И как тогда после с этим жить? Наверное, не гожусь я в "смоленцевки", чтоб бороться за благо СССР, как нас учат. Или я просто, слабовольная трусиха?

И вдруг расплакалась, мне в плечо уткнувшись лицом. Я ее обнимаю, и даже тут первая мысль в голове:

-Интересно, а Аня наедине со своим Адмиралом, позволяет себе такой же слабой быть?

Лючия Смоленцева.

О, мадонна, я такое зрелище пропустила! Всегда Анна меня с собой брала — Люся, смотри, учись, запоминай! Но в этот день было завершение съемок — ничто нас больше не держит здесь, прочее на "Мосфильме" сделаем.

Наш будущий Великий Режиссер (без кавычек, мне очень понравились его фильмы, что я на ноуте смотрела) конечно, догадывался, что "Анна Шевченко" не просто администратор киностудии. Но когда наконец узнал точно (тоже присутствуя на разоблачении Линника), то лишь спросил:

-Анна Петровна, так значит, мы лишь для декорации работали? И не будет никакого кино?

-Почему вы так решили, Леонид Иович? — искренне удивилась Аня — разве одно другому мешает? Будет фильм, и на мой взгляд, хороший и полезный, особенно для юношества. И эпизоды комедии к месту — как дед Щукарь у Шолохова. Я свою работу до конца привыкла делать — ну а Люся категорически не потерпит, если такая ее роль, даже две, и не увидит никто.

Но все же не пойму, зачем надо было мою героиню убивать? Вот уходит панское войско, свернув лагерь. А со стены города на это смотрят наши герои, вместе со всеми жителями Дрогобыча. И тут сам Крамер в бешенстве, выхватывает у солдата арбалет и стрелят. И падает пани Анна, со стрелой в груди.

Валентин этот эпизод раскритиковал в пыль. Конечно, пуля (или стрела) дура, и случайно попасть может, но лагерь явно не под стенами был — а на какую дальность арбалет бьет, даже со стальной пружиной? Прицельно, метров на сто, ну а навесом, по цели вроде строя пехоты, триста-четыреста максимум. А по тому, как вы сняли, там расстояние на глаз, не меньше километра. Пусть уж тогда Крамер из ружья стреляет — народ, что смотреть будет, дальнобойность старинных ручниц не оценит, зато знает, что мосинка на километр вполне достает (другое дело, что без оптики хрен попадешь, если ты только не снайпер класса Петра Егорыча Пилютина, кто с нами ходил Гитлера брать). Но тут уже Режиссер уперся — недраматично будет. Как в фильме "Чапаев" вот ему не нравилось, как там старый пулеметчик падает в эпизоде психической атаки, "помираю, Анка, патроны" — а раны нигде не видно. Другое дело — стрела из тела торчит.

-Не бывает такого? Так и путешествий во времени тоже не бывает, и что?

Знал бы ты, что с самыми настоящими пришельцами из иных времен говоришь. Но успела я усвоить железное правило — список посвященных утверждает лично товарищ Сталин. И Валентин тогда лишь хмыкнул, рукой махнул, и отошел — ваш фильм, вы и снимайте. А я при своем мнении останусь!

Так зачем все-таки убивать бедную пани Анну, товарищ режиссер? Этого ведь даже не было в первоначальном сценарии! Что значит, "чтобы показать, что ничего даром не достается"? По-вашему, Чародей не имеет право на свое простое земное счастье? Или напротив, чтобы его разозлить? Так герой не тот — вот был бы вроде нашего Валечки, взбесился бы, и что в итоге, даже представить страшно.

А рядом Стругацкий стоит, слушает. Так, признавайтесь, кто решил мою героиню убить? Что значит — всего лишь одну? А партизанка Таня тут при чем? Что значит, "вам двоим в картине тесно"? По сюжету, нет ничего между Таней и Чародеем — или вы уже "без меня меня замуж выдать успели"?

-Люда, да не нервничайте вы так! Оба варианта отсняты, в Москве еще выберем, какой окончательный.

Ну если только так! И надеюсь, что Валентин, когда дойдет до обсуждения, поддержит меня! Со своей точки зрения, что "так не бывает"!

И скорее уже в Москву. Где меня мой рыцарь ждет. А то, вот взгляну на Анну с ее мужем, и зависть берет — без всякой злобы, мы же подруги. А просто, хочется остро, чтобы и у меня так же.

Завтра, 2 сентября, наш самолет. И я уже всеми мыслями, дома, с мужем и детьми!

Валентин Кунцевич.

Убивать хочу! Но уже не поможет.

Последний был день наш в городе Львове. Дела завершили, врага победили, все упаковали уже и готовимся отправлять. Часть киногруппы с имуществом (те, кто не посвящен) вообще поездом едут.

Аня с нашим Отцом-Адмиралом уединились в номере, сказав, до полудня не беспокоить, дайте отдохнуть. Счастливые люди. Лючия вместе со Стругацким в номере у Режиссера, расспрашивает о секретах кинотворчества и даже что-то в блокнотик записывает. Дед и Кот на этаже бдят, где наши номера. А свободные от вахты, с девчатами-"лючиями", кто где. Ну и Мария тоже захотела, не в гостинице сидеть безвылазно — а как мы в Севастополе прогулялись по Приморскому бульвару, перед самым отлетом в Москву. Погода прекрасная, обстановка спокойная. Как "жандарм" товарищ Кириллов объявил гарнизону и прочим провоохранительным органам, повышенную готовность, так до нашего отбытия продлиться и должно. Тем более, я с оперативной ситуацией успел ознакомиться — тут не только бандер, серьезной боевой организации нет, с ними еще и уголовные под зачистки попали. Ночью по окраинам всякое бывает — но днем и в центре, безопаснее чем в Москве. Особенно сейчас, когда патрулей, военных и милиции, на каждом шагу полно.

Так что, идем с Марией, под ручку, никуда не спеша. От гостиницы по улице Ватутина (прим.авт.— совр.название, ул. Князя Романа, основатель Галицкого княжества, XII век), свернули на Ивана Франко. Маша по сторонам оглядывалась, затем меня спросила:

-Валь, а все говорят, что Львов старинный город, старше Ленинграда и Москвы...

-Питер, да, моложе — отвечаю я — а насчет Москвы, неправда. Считается, что Львов князь Даниил Галицкий основал, то есть век тринадцатый, время татарского нашествия. А Москва была уже в 1147 году, по самой ранней из летописей, дошедших до нас — а сколько до того стояла, ученые спорят. Так Новгород еще старше — "новый город". Кто же был "старым" по отношению к нему — историки считают, что Ладога, но это одна из версий.

-Валь, ты умный такой! Но я спросить хотела, а отчего здесь старины не видно? Даже здесь, в "старой" части, центре — дома, как в Москве, дореволюционные. А я думала, будет древность, узкие улочки, каменные стены. Ну как в кино пытались показать!

-А как было там жить, не показали — усмехаюсь я — например, по улицам даже в сухую погоду, тебе в туфельках ходить было бы, ну очень неудобно. Чтоб не вляпаться в дерьмо, и конское, и человечье — поскольку канализация отсутствовала как класс, все из окон на мостовые выливали. Кстати, у нас в России такого не было — не скажешь, почему?

Маша пытается вспомнить. После долгого молчания, произносит:

-Наверное, был какой-то царский указ? За нарушение — кара. А тут, индивидуализм, каждый имеет право...

-География! — смеюсь я — европейские города за стенами зажаты, отсюда и узкие улочки и несколько этажей, уже в те времена. А у нас, таким обычно был лишь кремль в центре, где "госконторы", ну а вокруг, подворья, участок где дом, сараи с конюшнями, и огороды. А огородам удобрение требовалось, ну не было тогда другого, кроме как навоз, и то, что из нужников при очистке. Не прямо, конечно — сначала в кучу, пока не перегниет. Но на улицах было чище, и просторнее. Осенью грязь, но хоть не воняло. А в Европе — ну какие в городе огороды? Слышал я, что широкополые шляпы, как у королевских мушкетеров Дюма, придумали, чтоб на улице содержимое чьего-то ночного горшка за широворот не получить. У Лючии спроси, она у нас спец по моде. А вот как благородные дамы передвигались, чтоб подолы не замарать, это вопрос — наверное, исключительно в каретах. Или совсем из дома не выходили без нужды.

-Валя, ну что ты за человек! Смотри, какая красота вокруг, о возвышенном хочется думать. А не о канализации.

Мы на улицу Дзержинского (прим.авт. — сегодня, ул.Витковского. Сподвижник Шухевича, один из организаторов "сечевых стрельцов", погиб в 1919) свернули, сейчас по парку идем. Зелень, птички щебечут — ну а я,привычным глазом, оцениваю, где бы я тут засаду устроил, сектора обстрела и пути отхода.

-Маша, ну ты прости. Нечасто такое выпадает, чтоб расслабиться. И не думать о том, что тебя кто-то хочет убить — ну а ты должен успеть первым.

Патруль навстречу, документы не спросил, старший только козырнул. Я в форме, погоны полковничьи пехотные — штатского не ношу, в костюме здесь чувствую себя как ряженым, а вот "полувоенное" предпочитаю. Но когда обстановка такая, лучше обозначиться как "свой", для тех же патрулей. Хотя странно, в первые дни здесь у меня документы проверяли куда чаще. А ведь я ксиву киногруппы показывал, корочки ГБ, не говоря уже об "инквизиторских", лишь Там Где Надо светил! А эти — армейцы, комендачи. Хотя знаю, есть такая практика (у нас в Молотовске-Северодвинске была), когда патрульным фото показывали "лиц, подлежащих особой охране", и там у нас, "воронежцев", могли неделями документы не проверять, а так же козыряли, мимо проходя. Могу и тут такое предположить — зная, какую накачку Кириллов местным устроил.

Вот и подтверждение. Следующий патруль — и старший, козырнув, к нам подошел, и тихо спросил. У Маши, не у меня:

-Не будет ли каких распоряжений, товарищ Ольховская?

Мария лишь головой покачала, и сказала "нет". Патрульный отошел, мы продолжили путь. Через парк, затем по улице Коперника, до проспекта Ленина (прим.авт — сегодня, часть пр.Свободы).

-Я действительно, так на нее похожа, Валя?

Могла бы и не спрашивать. Поскольку не дура — догадалась еще в Москве. И чисто по-женски, нашла решение — тебе нравятся такие, как она, ну значит я буду стараться быть на нее похожей! А "смоленцевок" наших обучают, среди прочего, и начаткам актерского мастерства, как например пластике, тут еще и школа физподготовки заметна, у тебя, Ани, Лючии, одна и та же. А в этих плащах (даже цвет тот же, что у Ани, темно-вишневый), и широких шляпках с вуалью (вот ведь, вошел в обиход у женщин здесь, этот дореволюционный атрибут), вас вообще можно спутать. Тем более, что Аня и Лючия, это сейчас эталон для советских женщин (одну товарищ Сталин прилюдно за внешний вид похвалил, после чего жены ответственных товарищей и женский персонал учреждений стали подражать, другая на обложках журналов блистает и в домах моды Москвы и Питера высший авторитет), так что быть на них похожими, вовсе не зазорно. Да и согласен я с Юрой Смоленцевым (и слышал, что Адмирал того же мнения), в резко отрицательном отношении к женскому стилю "унисекс" — девушкам платья гораздо больше джинс идут.

На улицу Коперника свернули. Идем мимо Научной Библиотеки — красивое здание, с куполом и полукруглыми арками перед входом. Ну вот тебе, Маша, и старина — бывший монастырь кармелиток с костелом, семнадцатый век, библиотекой в 1817 году стал, уже в пушкинские времена. Из-за нее поляки на нас в обиде — так как она со своего основания и до тридцать девятого года принадлежала Оссолинеуму, "обществу польских исследований" в области истории и культуры. Немцы успели часть фондов разграбить и вывезти в свое Бреслау, наши после вернули. Так поляки требовали, чтоб мы все эти ценности, включая уникальную коллекцию гравюр Дюрера, передали им, как "исторически принадлежащую". На что товарищ Сталин ответил, "может вам тогда и Львов вернуть"? (прим. авт. — в нашей истории, параллельно с "обменом" населением, Польше было в 1947 году было возвращено около 30 процентов фондов библиотеки, 217 тыс. единиц). И правильно — если Львов наши освобождали, ну а что с бою взято, то наше, свято!