— Если эта сволочь выживет, будем судить и расстреляем! — сказал Алексей жене о польском президенте. — Такое нельзя прощать. Я считаю, что нужны две меры наказания за совершённые преступления: для правителей и для всех остальных. И первая должна быть гораздо суровее. К сожалению, сплошь и рядом бывает наоборот.
— Как отметим Новый год? — спросила Лида. — Панихидой или всё-таки отпразднуем? Ах, отпразднуем! Тогда к празднику нужно готовиться. Ты запас конфеты?
— Из сладкого, кроме сахара, в больших объёмах запасли шоколад, халву, изюм и финики, ну и сгущённое молоко. Может быть, есть что-то ещё, надо сделать запрос.
— Вот и сделай, а заодно подумай, что можно раскупорить из наших загашников к праздничному столу. Подарки детям — это хорошо, но нужно чем-то порадовать и взрослых. Ёлку в Кремле будем делать?
— Нужно сделать и ёлку, и праздничный концерт, — подумав, ответил Алексей. — Сегодня же озадачу этим кого следует. За оставшиеся десять дней должны успеть. Всё, что нужно, можно найти на складах. Вы не питались после катастрофы конфетами и шампанским. На один раз наскребём и на подарки, и на столы. На складах должны быть даже елочные игрушки, так что раздадим тем, у кого их нет. И ёлки можно рубить без ограничения, всё равно мелочь не выживет. Хочешь взяться за организацию праздника?
— За десять дней? Без чрезвычайных полномочий не возьмусь! — засмеялась Лида. — Иначе завалю!
— Уже можно входить? — спросил девушек Сергей. — Долго вы будете не пускать больного человека?
— Заходи, больной! — сказала сестра. — У нас всё готово! Как она тебе?
— Здорово! — искренне сказал он, осматривая небольшую, украшенную игрушками и дождиком елку. — Вы молодцы.
— А то! — подбоченившись, сказала Ольга. — Мы с Джейн самые лучшие!
— Кто бы спорил, — засмеялся он. — А это презент для самых лучших. Три праздничных пайка! Это наша Вечная выжала из Комитета по продовольствию. Живём?
— Ух ты! — Ольга с восхищением перебирала высыпанные братом на стол консервы. — Лосось, шпроты, печёнка! Лидия молодец, не зря её все любят. А это что?
— А это, девочки, шампанское! — торжественно сказал Сергей, водружая на стол бутылку. — На работе обещали выдать по паре огурцов и зеленый лук! А тебе, как несовершеннолетней, положены сладости. Только ты не увидишь их раньше праздника.
— А Джейн?
— Джейн уже семнадцать и она закончила школу, поэтому её заявление удовлетворили. Иди сюда, поцелую в щёчку. Теперь ты совершеннолетняя!
Девушка подошла к Сергею, обвила его шею руками и поцеловала в губы.
— Так его, сестрёнка! — одобрила Ольга. — А то от него самого не дождёшься. Когда свадьба-то?
— Я готова хоть завтра! — сказала Джейн, которая уже довольно чисто говорила по-русски. — Только я пока не получила от него предложения. Может, предложить самой? Как думаешь? Или откажет?
— Такой откажешь! — смущённо сказал Сергей. — Американки все такие?
— Я такая одна! — засмеялась Джейн. — А для тебя одна-единственная. И я тоже тебя люблю! А из-за твоей скромности вынуждена проявлять настойчивость. Ты меня спас? Теперь женись!
— Ладно, вы здесь договаривайтесь, а я пока схожу к себе, — сказала Ольга и тактично вышла, оставив приоткрытой дверь в свою комнату.
— Ты действительно хочешь стать моей женой? — спросил Сергей. — Не пошутила?
— Разве этим шутят? — обиделась девушка. — Может, ты меня не любишь?
— Я тебя люблю! — ответил он. — Просто ты выглядишь такой молодой, что до тебя страшно дотронуться. Ты такая маленькая, а я...
— Ничего, — обрадованно сказала Джейн, — я знаю, как это лечится. И подруги рассказывали, и в сети кое-что смотрела. Если боишься меня тронуть, придётся и в этом проявлять инициативу. И я не буду ждать свадьбы, это всё условности! Подумаешь, отметка в чипе! Главное, что мы любим друг друга! И таблетки мне принимать не нужно. Так что сегодня я к тебе приду, у тебя кровать побольше моей. И хватит смущаться, я уже совершеннолетняя!
— Да я не против, если ты сама этого хочешь, — сказал он, обняв девушку. — Брак можно зарегистрировать в любом терминале хоть сейчас. Ты права, это формальность. Но свадьбу мы с тобой сыграем. И учти, совершеннолетняя, что теперь ты обязана выбрать себе работу. После праздника я узнаю, что есть для такой малышки. Кажется, были места в ясли нашего дома. Хочешь возиться с малышами?
— Я хочу возиться со своим малышом! — прошептала она, прижимаясь к Сергею. — От тебя! А пока его нет, пусть будут чужие.
— Я не вижу смысла в вашем дальнейшем пребывании в Центре, — сказал генералу Александеру куратор. — Вы сносно говорите по-русски, поэтому прощайтесь с друзьями, забирайте свои вещи, и я отправлю вас на аэродром.
— Вы разбросаете нас по разным местам? — спросил он.
— Вам уже говорили, — напомнил куратор. — Не будет никаких землячеств. Вас распределят по нескольким городам и расселят в дома для иммигрантов.
— И чем они отличаются от остальных?
— Меньшей комфортностью проживания. Мы не в силах сразу дать иммигрантам полноценные, с нашей точки зрения, квартиры. Со временем вас будут переселять. Дома расположены не изолированно, а рядом с обычными, и селят вас в них так, чтобы жили ближе к будущему месту работы. Вам дали право не работать, но я советую не замыкаться в своём горе! У большинства иммигрантов погибли родные и близкие, сейчас горечь потерь — это обыденное явление. В работе и общении с людьми намного легче всё пережить и начать жизнь сначала.
— В них живут американцы?
— И американцы, и европейцы, и кубинцы, и наши граждане, которых вывезли с Дальнего Востока. Там сейчас очень неприятно жить из-за ветров и морозов, так что пусть уж лучше терпят некоторые неудобства здесь. Вам дадут однокомнатную квартиру, а двухкомнатную — только в случае женитьбы. Не нужно так горько улыбаться. Вы не старик, женщин у нас больше, чем мужчин, а время не только отнимает у нас годы, оно ещё и лечит боль потерь.
— И куда меня повезут?
— Куйбышев. Есть такой большой город на Волге.
Зака отвезли в аэропорт и посадили в уменьшенную копию тех монстров, которыми их эвакуировали из Колорадо. Полёт занял час. После приземления его встретил работник иммиграционной службы, который отвёз в город и показал большой шестиэтажный дом.
— Здесь вы и будете жить. Это центральная часть города. В доме есть лифты, но у вас второй этаж, так что проще пользоваться лестницей. Пойдёмте, поселю в квартиру, познакомлю с заведующей этажом и покажу столовую и всё остальное.
Квартира понравилась. После рассказа куратора он ожидал увидеть что-то убогое, а не просторную комнату, полностью обставленную приличной мебелью. Была ещё небольшая кухня, но Зак не собирался ею пользоваться. Совмещённый санузел имел всё необходимое, а освещение было ярче того, к какому он привык. На нём вообще не экономили ни в помещениях, ни на улицах. Весь город был так ярко освещён, что в любом месте можно было читать мелкий текст. Понятно, что этим пытались хоть как-то компенсировать отсутствие солнца.
Зак убрал в ящик стола ненужный фонарь, разложил свои немногочисленные пожитки и, как советовал принимающий, сделал заказ на бытовую технику. Делать было нечего, и он сходил за постельным бельём к молодой девушке, которая заведовала этажом и носила до боли знакомое имя — Мария. К счастью, внешне она не походила на его старшую дочь. Ужин в столовой показал, что кормят здесь так же, как в Центре: вкусно, достаточно, но не очень разнообразно. Одно время он занимался войсковым снабжением, в том числе и продовольствием, и хорошо представлял, какое чудовищное количество продуктов нужно запасти для того, чтобы так кормить четыреста миллионов человек целых пятнадцать лет. Пусть даже половину продовольствия производят сейчас, всё равно получалось, что СССР тратил на закупку еды заметную часть своих валютных доходов в течение десятков лет. Да и собственное продовольствие не всё попадало на столы, многое должны были прятать. Такое можно было объяснить только тем, что они знали и готовились, и никому ничего не сказали. У Зака не было ни ненависти, ни благодарности. На месте Вечного он сделал бы то же самое. Только круглый идиот возьмётся спасать своих врагов, тем более что их спасение нарушит собственные планы и безопасность. А благодарность... Он слишком много отдал за своё спасение, так что оно не было благотворительностью. Вот спасение десяти миллионов американцев — это благородно, хотя тоже когда-нибудь окупится. И территорию США они заберут себе. Ему об этом прямо сказал прилетевший полковник. Ну и ладно, пусть забирают себе хоть весь мир, если оказались такими предусмотрительными. Уже находясь здесь, он узнал и о детях, и о помощи другим странам. Очень умные ходы. И другим помогли, и соблюли свои интересы. С приходом тепла они начнут строить свой мир, в котором будет только одна сила. Жаль, что это не получилось у Америки, пусть теперь пробуют эти.
До Нового года оставалось всего четыре дня, а позавчера было Рождество. В прошлой жизни Зак встречал его в своём доме в Денвере, и всегда на этот праздник к нему съезжались дети со своими семьями. Жена умерла два года назад, и с тех пор он не любил подолгу оставаться дома, уйдя с головой в дела службы. Только в Рождество его дом оживал и становился желанным. Он и в Шайенне задержался из-за того, что впереди были выходные, которые не хотелось проводить одному. И эта задержка его спасла.
Неожиданно в дверь постучали. Он не запирал, поэтому крикнул, чтобы заходили. Вошли двое. Один был крепким мужчиной лет тридцати, с открытым лицом и коротко стрижеными волосами, а второй — темнокожим парнем лет на пять моложе.
— Извините, сэр, что мы без приглашения, — улыбнулся белый. — Мария сказала, что вселился соотечественник. Мы здесь уже несколько месяцев, может быть, нужно чем-то помочь? Да, забыл представиться. Я Ник Сандерс, а это мой друг Мартин Бейкер.
— Рад знакомству, — искренне сказал он. — Зак Александер. Вы служили, Ник?
— Так точно, сер! — шутливо вытянулся Ник. — Уорент-офицер Ник Сандерс, сэр!
— Вольно, Ник, — улыбнулся Зак. — Вы не во флоте, а я уже не генерал.
— Вы были генералом, Зак? — спросил Ник. — Откуда же вы сюда попали? Я сам с Седьмого флота, а Мартин с семьёй приехал с другими беженцами из Англии.
— Не вы одни сдались Советам, Ник, — вздохнул Зак. — Я тоже сдал им все оставшиеся стратегические силы.
— Ну и правильно сделали, — одобрил Ник. — Вы ведь здесь недавно? Я так и понял. Поживёте подольше, тогда поймёте, что в нашей вражде к Союзу не было никакого смысла. Точнее, он был у тех, кому его наличие мешало устанавливать в мире свои порядки. И не нужно так на меня смотреть, Зак! Никто не прополаскивал мне мозги. Поживёте здесь с моё, познакомитесь с самыми разными людьми и сами поймёте. Сейчас вам бесполезно что-то говорить. Я сам попал сюда таким. Всё ждал, когда меня возьмут в оборот и начнут обращать в свою веру. Знаете, я в этом смысле оказался никому не нужен. Только в самом начале прочитали основы устройства государства и прошлись по законам — и всё! Остальное за них сделала жизнь. Наверное, не всем нашим ребятам здесь понравилось так, как мне, но что многим — это точно.
— Поживём — увидим, — пожал плечами Зак.
— Скоро Новый год, — вступил в разговор до того молчавший Мартин. — Здесь мало тех, кто отмечает Рождество, а вот Новый год — это всенародный праздник. В столовых будут кормить по-праздничному, а тем, кто захочет, дадут набор продуктов домой. Повсюду будут празднично украшенные ёлки. Наши семьи собираются в моей квартире, приглашаем вас присоединиться. Сейчас у многих горе, и мы тоже потеряли близких. Но человек не должен жить своим горем и не должен быть один, особенно когда все веселятся. Вы придёте?
— Если выдадут этот набор и не отмените приглашение, то приду. Не обещаю, что смогу веселиться, но постараюсь не испортить вам праздник. Перед вашим приходом в коридоре засмеялась девочка. Это не ваша?
— Это моя племянница Сью, — сказал Мартин. — Ей пять лет.
— Тогда точно приду. Жаль, что не смогу сыграть Санта-Клауса, потому что нечего подарить.
— Не беспокойтесь, Зак, — сказал Ник. — В этой стране каждый ребёнок получит подарок. И вообще, ни к чему ждать Нового года, чтобы познакомиться с нашими семьями. Сейчас все в квартире Мартина, поэтому запирайте дверь и идёмте с нами. Человеку плохо одному не только в праздник.
Глава 30
Альфред Педерсен не любил русских и пришёл в ярость, когда старший сын Ингер сказал, что забирает жену и дочь и попытается спастись в СССР.
— Можешь уезжать куда хочешь! — заявил он сыну. — Только у нас не получишь даже хлебной корки!
Сын выслушал разбушевавшегося отца, плюнул на пол, а на следующий день уехал, не попрощавшись. Увидев, что продуктов в погребе стало заметно меньше, Альфред пошёл разбираться к жене, у которой был второй ключ.
— Угомонись! — сказала Жордис опешившему мужу. — Ингер имеет право взять часть того, что он тебе принёс! И если ты из-за своей бессмысленной злобы готов нас погубить, пусть спасётся хоть кто-то из семьи! И они взяли совсем немного, остальным теперь больше останется.
— Небо уже светлеет, — буркнул он, — а скоро придёт тепло! Меньше нужно верить столичным умникам. А мы продержимся на своих запасах и год.
Год они не продержались. Прошла неделя с отъезда Ингера, когда к ним приехал чиновник из Тондера.
— Добрый день, херр Педерсен! — поздоровался он, пройдя в дом мимо посторонившегося хозяина. — Правительство приняло решение переселить всех жителей из частных домов в государственные учреждения и на ещё работающие предприятия. У вас ведь есть машина? Вот и хорошо! Только у нас в Тондере негде вас селить, поэтому нужно самим добираться в Силькеборг. Понятно, что вы должны забрать с собой всё продовольствие. Его нужно сдать в общественный фонд, потому что там вас будут кормить.
— С какой стати я буду уезжать из собственного дома, да ещё с кем-то делиться продовольствием? — упёрся Альфред. — Не пошли бы вы, уважаемый Николас...
— Я пойду, — перебил уже привыкший к подобной реакции чиновник, — только через месяц от всех частных домов отключат электричество. В трубопроводе упало давление газа, и пришлось остановить три электростанции, а скоро остановят ещё две. Останутся только реакторы в Хернинге и Копенгагене, поэтому электроэнергию придётся экономить. Не угостите чаем? Ладно, давайте кипяток. Уж больно холодно, даже машина промёрзла.
— Вы как хотите, а я забираю своих и еду вслед за Ингером! — заявил младший сын. — И сестру заберу. Если уедем в Силькеборг, лишимся машин и продовольствия. Оттуда нас отпустят только с пустыми руками своим ходом! А оставаться здесь — это верная гибель.
— Возьми и меня, — сказала сыну Жордис. — Оставим отцу больше продовольствия. Всё равно русские его не возьмут.
— Это почему они меня не возьмут? — рассердился Альфред.
— Несколько дней назад слушала радио восточных немцев, — сказала жена. — Передавали, что тем, кто не любит Союз, лучше туда не ехать: они не пройдут тесты.
