Глава 10
— Что-нибудь получается? — спросил Алексей, которому надоело позировать.
— Уже устал? — спросила жена. — Можешь отдохнуть, но ко мне не заглядывай. Слышишь, приехали машины? Это, наверное, гости. Не хочешь посмотреть в окно? Отсюда должно быть видно, а они тебя не заметят.
— Что на них смотреть! — ответил он. — Их всех нужно быстрее убирать. Хорошо, что Сталин мне поверил, и не пришлось врать. Был заговор или его не было, но я постарался бы подвести его к этой мысли.
— Давай больше не будем о них говорить? — попросила Лида. — В самом деле, сколько можно! Как представлю всю эту огромную пирамиду полуграмотных партийных чиновников, озабоченных только личным благополучием и готовых из-за него лить кровь...
— Бог с тобой, малыш! Откуда ты это взяла? Если бы всё было так, как ты сказала, проще было пойти и повеситься! Какие тогда, к чёрту, реформы! В партии очень много порядочных людей, в том числе и на руководящих должностях. Конечно, они не ангелы, но и не дерьмо. Дерьмо по известному правилу всплывает на самый верх. Я не знаю, сколько сейчас членов в ЦК, но вряд ли больше сотни. И основная борьба после ликвидации верхушки разгорится там! Если удастся взять под контроль ЦК, никто из остальных и не пикнет! Можно заблокировать созыв съезда и постепенно разбираться со всеми секретарями обкомов и крайкомов, часть из которых заседает в том же Центральном Комитете.
— Всё, я неправа и молчу. Тебе видней, но давай на этом закончим. Ты вроде завтра должен был ехать в министерство?
— Поеду, если Старостин ничего не переиграет.
— Меня волнует твоя поездка. Ты что-нибудь знаешь о министре?
— Об Абакумове? Кое-что проходили в училище. Во время войны он возглавлял "СМЕРШ". Это военная контрразведка. В министерстве государственной безопасности практиковал пытки, а потом его самого арестовали, но сколько ни допрашивали, так и не выбили признания вины. Это всё, что вспоминается.
— Как ты думаешь, о чём будет разговор?
— А тут и думать нечего, ясно, что он попытается выяснить, кто я такой и откуда взялся. И я могу его понять. Если по моей вине что-нибудь случится с вождём, ему не поможет то, что на моём назначении настоял Сталин. Приказ был передан через Старостина и подтверждён Сталиным по телефону. Не осталось ни одной бумаги, всё было только на словах. И формально он мог не подчиниться.
— Что будешь отвечать?
— Хочу попросить Сталина написать ему записку и датировать её двумя днями раньше. Пусть письменно подтвердит свою просьбу и как-нибудь обоснует свой запрет на мою болтовню. Ему это нетрудно, а у министра появляется соломка, подстелить под задницу. Он и на меня не станет сильно давить. Если эти нахлебники долго не задержатся, сегодня же скажу Старостину.
"Нахлебники" уехали в девять вечера. Самохины поужинали и сидели на веранде, не включая свет, который легко было заметить от ворот даже со шторами, когда послышались голоса, смех и шум моторов нескольких машин.
— Пойдёшь? — спросила Лида. — Не поздно?
— Для него это не время, — ответил Алексей, поднимаясь с кресла, — а вот Старостин может уйти. Уже уехали, так что можешь включать свет.
Он вышел из гостиной и спустился по лестнице в коридор.
— А я к тебе, — сказал ему вышедший в коридор Старостин. — Он хочет тебя видеть.
— Это кстати, — отозвался Алексей, — а то я уже хотел обратиться к вам. Теперь скажу сам. Кто дежурит?
— Григорий Пушкарёв. Ты с ним ещё не встречался, так что я провожу. Пойдём, хозяин не в кабинете, а в рабочей комнате.
Пушкарёв — высокий, широкоплечий парень — дежурил в прихожей.
— Никуда не вышел? — спросил Старостин о Сталине. — Тогда заходим.
Сталин сидел за столом и что-то писал.
— Присядьте, — кивнул он на стулья. — Сейчас закончу.
Дописав, вложил бумагу в конверт и отдал Старостину.
— Оформи и отправь Поскрёбышеву. Теперь разберёмся с тобой. Просьбы ко мне есть?
— Есть, Иосиф Виссарионович, — ответил Алексей. — Мы с Михаилом Гавриловичем хотим завтра посетить Абакумова. Его заинтересовал такой мутный тип, как я. Мало того что я оказался в опасной близости от вас, так ещё нужно присвоить звание старшего офицера ГБ. Я и подумал, что неплохо было бы успокоить его вашей запиской. Всё-таки хоть какой-то документ. Телефонный звонок к делу не подошьёшь. Заодно в ней можно приписать, что вы запрещаете мне распространяться о себе. Наверняка он попытался навести справки, получил в результате дырку от бублика и теперь будет на меня давить. И о моей жене он уже знает и гадает, с чего это ей такая честь.
— Что-то уже придумал? — спросил Сталин.
— Лида хороший художник. Вот фотография портрета её матери.
— Работа мастера, — оценил Сталин, возвращая фото. — Хочет нарисовать меня?
— Я знаю, что вы не любите позировать, — сказал Алексей, — но это не потребует много времени. Она лишь сделает эскизы, а работать будет по ним. И это не к спеху, сейчас она взялась за мой портрет. Нужно вспомнить технику и потренироваться. А для Абакумова хоть и хилое, но объяснение.
— Это не объяснение, а так... — Сталин недовольно нахмурился, достал и раскурил трубку. — О вас скоро многие узнают, поэтому нужно придумать что-нибудь получше, а пока пусть будет портрет. И вот ещё что... От твоего устройства для чтения плёнок устают глаза. Мне сделают все книги, а тебе нужно написать свои объяснения, не дожидаясь, пока у меня появятся вопросы. Я не один буду их читать. Задача ясна? Завтра к вечеру должен подъехать один человек, и я вас познакомлю. А с Абакумовым будь осторожен. Когда оформят все документы?
— Завтра заберём форму, а послезавтра — документы, — ответил Старостин. — Это если ничего не помешает. Послезавтра же включим в работу. Думаю пока с его помощью потренировать ребят.
— Сможешь совмещать с записями? — спросил Сталин. — Ну раз сможешь, потренируй охрану. Это всё? Тогда я вас не держу.
— У руководства работа начинается в девять тридцать, — сказал Старостин, когда они вышли в прихожую. — Утром у Абакумова совещание, потом он с час работает в своём кабинете, а вот, когда закончит, мы и подойдём. Ехать здесь всего ничего, поэтому будь готов к одиннадцати. Шофёра брать не будем, поведу сам. Заодно и поговорим.
— Сказал? — спросила жена, когда он вошёл в гостиную.
— Сказал. Записку он напишет. Я предложил объяснить твоё пребывание на даче рисованием портрета, так он посмотрел на меня как на дурачка. Сказал, что придумает что-нибудь более жизненное. Плохо, что я почти ничего не знаю по этому времени и не узнаю, если буду сидеть на этой даче. Насколько всё было бы проще, если бы нас перенесли лет на двадцать позже.
— Толку об этом сокрушаться! Ты показывал ему фотографию? Тогда возвращай обратно. Когда едете?
— В одиннадцать нужно быть готовым.
— Позавтракаем, я поглажу брюки, и поедешь. Паспорт сейчас положу в пиджак. Когда поедем за одеждой?
— Не терпится натянуть брюки и посмотреть, как на тебя сделает стойку мужская часть населения дачи? Вынужден огорчить: ты завтра не поедешь. После министерства всё заберём. Это классное ателье: они шьют без повторных примерок, и никто не жалуется.
На следующий день Старостин появился чуть раньше.
— Броский костюм, — сказал он, осмотрев Алексея, — ну да ладно. Раз уже готов, выедем чуть раньше. Заскочим в Кремль кое-что отдать, а потом поедем в министерство.
— И меня туда пустят только по паспорту? — удивился Алексей.
— Конечно, нет. Постоишь на площади, а я обернусь за пять минут. Пошли к машине.
Машиной оказался уже старый ЗИС — 101.
— Удивлён? — усмехнулся Старостин. — Это разъездная машина для поездок вроде нашей. Хозяин и "девятка" ездят на бронированных сто пятнадцатых. В гараже их пять штук. "Девятка" — это у нас выездная группа охраны.
— А почему вы зовёте его Хозяином? — спросил Алексей, садясь на переднее сидение рядом с подполковником. — Он об этом знает?
— Это для посторонних. Между собой наши ребята зовут его Дедом. Тебе тоже не возбраняется, когда станешь для них своим.
Старостин завёл мотор и после проверки выехал за ворота.
— Хочу с тобой поговорить, — сказал он Алексею. — К тебе теперь многие будут присматриваться, а кое-кто попробует сблизиться. В глазах всех ты новый любимчик Сталина. Вынырнул неизвестно откуда, был обласкан и приближен, даже поселён на даче вместе с женой в комнаты для почётных гостей. Ты знаешь, что там жили Мао Дзэдун, Броз Тито и Черчилль? А теперь живёте вы. Почти наверняка об этом знают уже и Абакумов, и Берия. У них есть здесь свои люди. Не из телохранителей или "девятки", а их тех, кто сидит на воротах и патрулирует территорию. Буду удивлён, если никто не стучит Маленкову. О твоём геройстве в комнате отдыха тоже доложат. Я думаю, что Берия не утерпит и примчится на вас посмотреть.
— Как вы к нему относитесь?
— Нормально я к нему отношусь. И он относится к нашим парням так же. Частенько заходит поиграть в бильярд или сыграть в козла. Не веришь? Ну и зря. За проигрыш он даже лазил под стол. И давай на ты. А то я тебе тыкаю, а ты мне в ответ показываешь своё воспитание. Мы не сильно разнимся по возрасту и званию.
— Ты просто держал дистанцию, поэтому и такое обращение.
— Ладно, с этим закончили. Держи свою бумагу для Абакумова. Сталин вчера написал. Думаю, что она его удовлетворит. Если со Сталиным из-за тебя что-то случится, погоны он потеряет, но может сохранить голову. Войди в его положение и не обижайся: проверять тебя будут в любом случае. И на Власика будут давить, чтобы он держал тебя подальше от Сталина. Николай в данном случае ничего не решает, но Абакумов и здесь прикроется. Он принял меры, а если начальник Главного управления охраны не отреагировал должным образом, его и наказывайте. Так, теперь я остановлю машину, а ты выйдешь и немного подождёшь. Мне нужно передать пакет Поскрёбышеву, а он предупреждён и ждёт, так что я быстро обернусь.
Через пятнадцать минут Старостин вернулся, забрал Алексея и погнал машину на Лубянку. Приехали вовремя. Пропуск на Самохина был готов, поэтому быстро прошли проверку и поднялись на третий этаж. По засланному красной ковровой дорожкой коридору дошли до приёмной министра. Абакумов был у себя и сразу же их принял.
— Здравствуйте, Виктор Семёнович, — поздоровался Алексей. — Я пока не в штатах и в цивильном, поэтому не буду щёлкать каблуками.
— Здравствуй, — отозвался министр, с любопытством осматривая Самохина. — Не обижаешься, что на ты? Ну и прекрасно. Ты ещё не в штатах, а у меня из-за тебя уже прибавилось седых волос. Я не могу отказывать Иосифу Виссарионовичу в его просьбе, а выполнять не имею права! Извини, но ты очень подозрительная личность. У вас с женой ни документов, ни биографии. Вы, случайно, не с неба свалились? И такому человеку я должен присвоить звание майора и ввести в охрану Сталина!
— Я всё понимаю, товарищ генерал-лейтенант, но ничем не могу помочь, — сказал Алексей. — Мне запрещено говорить о своей семье. Прошу вас взять эту бумагу и ознакомиться.
— Ладно, к этому разговору мы ещё вернёмся, — сказал Абакумов, прочитав записку Сталина.
Он хорошо владел собой, но Алексей заметил мелькнувшее на лице удовлетворение. Они перебросились несколькими фразами, и Абакумов их отпустил.
— Завтра придётся приехать в отдел кадров, — сказал Алексею Старостин, — а сейчас едем за одеждой.
От министерства до ателье оказалось недалеко, а одежда была готова и оплачена, поэтому много времени не потратили.
— Тебе идёт форма, — сказала жена, после того как он по её просьбе надел на себя один комплект обмундирования. — Но я не могу смотреть без улыбки на эти галифе, хотя пошито качественно. Давай теперь я примерю.
— Начни с офицерской формы, — попросил он. — Ты, кажется, что-то меняла?
— Попросила больше приталить, и не делать такую широкую юбку. Постой здесь, а я переоденусь в спальне.
Она ушла в спальню и отсутствовала минут десять.
— Хотел тебя выругать из-за того, что слишком долго одеваешься, — признался Алексей, когда она вошла в гостиную и крутанулась на месте, показывая себя со всех сторон, — но сейчас не поворачивается язык. Я слышал, что для многих женщин мужчина в военной форме выглядит привлекательней. Так вот, хочу сказать, что эта форма и тебе добавила прелести. Так и хочется её с тебя...
— Тогда пойду в ней на обед! — решила Лида. — Посмотрю, один ты падкий на девчонок в форме или это у вас общий бзик. Жаль, в тапочках совсем не тот вид, но не надевать же туфли на моих каблуках. И пойдём быстрей, а то уже три часа, и я проголодалась. Костюм потом померю.
Увидевший их Пушкарёв на мгновение замер, а потом показал Самохину поднятый вверх большой палец.
— Ты ему понравилась, — сказал Алексей.
— Грише? Да, я заметила. Пошли быстрее, всё равно мужчин больше не будет.
Она ошиблась: когда они уже поели, отнесли на кухню подносы с грязной посудой и возвращались к себе, из кабинета вышел Сталин.
— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! — поздоровалась Лида.
— Здравствуй, — ответил он. — Постой на месте, посмотрю. Да, так лучше.
— Что он хотел этим сказать? — спросила жена, когда Сталин ушёл.
— Наверное, понравились твои усовершенствования формы, — предположил Алексей. — Теперь все будут щеголять в такой же, и ты сразу потеряешь половину своей привлекательности.
— Ничего, надену брючный костюм, в нём больше этой привлекательности!
— Может не надо? Вдруг я не выдержу, а на полный желудок...
— Слушай, Лёш, — она остановилась перед лестницей и прижалась к мужу. — Как ты думаешь, может у нас уже появиться ребёнок? Ты ведь много успел сделать...
— Тебе так не терпится стать матерью? — спросил он. — Мы сейчас в подвешенном состоянии, случиться может всё что угодно. Куда спешить?
— Было бы мне лет двадцать, я никуда не спешила бы!
— Ты знаешь, малыш, — задумчиво сказал Алексей, — мне кажется, что ты стала выглядеть заметно моложе.
— Ты знаешь, мне тоже! И почему-то это не радует, а пугает. И у тебя исчезли морщинки возле глаз.
— Надеюсь, это не зайдёт слишком далеко. Помолодеть, конечно, здорово, но если это станет очень заметно... Ладно, что мы застряли на лестнице, пошли в комнаты. Сегодня у меня последний нерабочий день, давай хоть его остаток посвятим друг другу.
На следующий день в министерство опять поехали вдвоём на той же машине. После проверки прошли в кадры, где пришлось расписаться в нескольких журналах, после чего выдали удостоверение и сказали, чтобы зашёл к начальнику.
— А Свинелупову что от тебя нужно? — удивился Старостин. — Тоже взыграло любопытство? Так вроде не тот человек. Ладно, давай быстрее, нам ещё нужно зайти в финансовый отдел за подъёмными.
Худой генерал-майор с невыразительным лицом не задержал, задал несколько ничего не значащих вопросов и отпустил. Наверное, ему действительно было интересно посмотреть на Самохина. На получение денег ушло минут десять, после чего они покинули министерство и направились к своей машине.
