— Не нравится мне что-то это благолепие, Андрей Дмитриевич, ох не нравится! Чувствуете, какая атмосфера душная установилась? — он пошевелил пальцами в воздухе, подыскивая подходящее определение. — Будто перед грозой. Как бы не подкинули вороги нам в топку сырых дровишек! — он витиевато выругался, правда, беззлобно. Как успел убедиться за эти дни Новиков, "геолог" был удивительно миролюбивой личностью, никому и никогда не выказывавший своего отрицательного отношения. Даже если и резал при этом оппоненту горло ножом. Как говорится, ничего личного. Работа у мужика такая.
Тем временем Сидоров залез в карман брюк, извлёк оттуда небольшую плоскую стальную фляжку, споро скрутил с неё колпачок и, запрокинув голову, щедро плеснул себе в рот прозрачной жидкости. Скривился, будто ему всадили раскалённый кол в глотку, и шумно выдохнул воздух из груди. После чего протянул фляжку Новикову:
— Будете, Андрей Дмитриевич?
Новиков подозрительно принюхался, но фляжку принял. Деловито осведомился: — Водка?
— Ни в коем разе Андрей Дмитриевич! — и со значением приподнял указательный палец: — Спирт! Чистейший медицинский. Универсальное средство: тут тебе и лекарство, и выпивка — всё в одном флаконе!
— Ну, разве что чисто для здоровья! — сказал Андрей и решительно приложился к фляжке. Горло обожгло огнём, который стремительно ухнул вниз, в желудок. Язык моментально свернулся в трубочку, дыхание спёрло, а скулы мигом обрели каменную твёрдость. Новиков помотал головой и хрипло выдохнул:
— Сейчас бы чем-либо закусить...
— Травиночкой, Андрей Дмитриевич! — жизнерадостно откликнулся Сидоров. Похоже, выпитое прибавило ему энергии и уверенности в себе. Хотя, вообще-то, на — отсутствие и того, и другого "геолог" никогда не жаловался. — Но закусывать будем дома, а сейчас думать надо, как из этого дерьма выкарабкиваться... "Рыжий"! — окликнул он радиста. — Что в твоём секторе?
— Чисто, командир! — тут же отозвался тот. — Я бы сказал — подозрительно чисто.
— Думаешь, ушли?
— А бес его знает! Не видно никого.
— А у тебя, "Гром"? — крикнул Иван Иванович своему второму помощнику, засевшему слева. — У меня тоже! — буркнул парень.
— Сеньор Джелли?
— У сеньора Джелли — горизонт чистый! — бодрым голосом возгласил итальянец — удивительно, но несмотря на возраст и опасную для жизни ситуацию, в которой он сейчас пребывал, магистр держался молодцом. Андрею даже показалось, что сеньор Джелли помолодел — вон как держится, что твой юнец! Может, правы некоторые учёные, что утверждают будто старость — явление не физиологические, это всё вторично, а психологическое! Когда жизнь теряет смысл, становится пресной и размеренной, из неё уходит риск, адреналин и приключения — вот тогда-то нормальный человек и превращается в развалину.
— Командир! — вдруг подал голос "Рыжий". — У меня — парламентёр!
— Что? — Сидоров быстро цапнул автомат и метнулся к радисту. Упал в траву рядом с ним, осторожно приподнял голову. Любопытствуя, слегка приподнялся и Андрей. Но так, чтобы краем глаза при этом продолжать контролировать и свой участок обороны. Кто там его знает, может их сейчас специально таким образом отвлекают, чтобы затем совершить обходной манёвр и нанести удар с той стороны, с какой его никто не ожидает?
Но тревога оказалась ложной, во всяком случае, никаких таких подлых уловок противник в ход пускать не стал и отправил к обороняющимся действительно самого обычного парламентёра.
Раздвигая высокую траву ногами, не торопясь, но и не слишком медленно, он вышел из леса и направился к холму. В левой руке парламентёр держал перед собой белый платок.
— Он у меня на контроле, — сообщил "Гром", аккуратно выцеливая из снайперской винтовки нежданного посланца. — Могу работать.
— Подожди пока, — остановил его Иван Иванович и поднёс бинокль к глазам. Линзы услужливо увеличили фигуру приближающегося парламентёра, сделали её чёткой и ясно различимой, словно тот стоял рядом с Сидоровым, а не находился от него на расстоянии почти в треть километра. — Так, обычный мужик. Кстати, европеец — уж больно бледный, здесь таких и не встретишь. Лет примерно сорок-пятьдесят, рост — около метра восьмидесяти, неплохо сложен. Видимо, или бывший спортсмен, или просто держит себя в хорошей физической форме. Не солдат, хотя двигается умело и пластика, как у бывалых людей...
— Ну прям-таки Шерлок Холмс с его дедуктивным методом! — не утерпев, съехидничал магистр. Прибавил ехидно: — Хочу отметить, что ваши слова вполне можно отнести и к рыболовам, и к охотникам. Они ведь тоже народ достаточно тренированный, тоже умеют правильно двигаться!
Иван Иванович, на мгновение оторвался от бинокля и кинул в сторону магистра ироничный взгляд. Но вслух на его подколку реагировать не стал. Посчитал себя выше этого. И, в общем-то, поступил правильно.
Парламентёр приблизился к подножию холма, остановился и задрал голову. Поморщился — солнце било ему прямо в глаза, сунул руку в нагрудный карман зелёной куртки, вынул оттуда чёрные очки и водрузил себе на переносицу. После чего махнул пару раз белым платком и громко крикнул — к удивлению Андрея, почему-то по-английски:
— Господа! Не стреляйте! Я пришёл к вам с весьма выгодным для вас предложением...
— Конкретнее! — чуть помедлив, потребовал Иван Иванович, благоразумно не показываясь парламентёру на глаза. Не хватало ещё пулю от его "коллег" словить, с них станется!
— Вы не могли бы спуститься ко мне? — вежливо попросил его гость. — А то не слишком удобно разговаривать получается!
И улыбнулся, но какой-то деревянной, натянутой улыбкой. Андрей навострил уши — ему голос парламентёра показался смутно знакомым. Определённо, он его где-то слышал. И не столь давно! Но вот где? "Это жу-жу-жу неспроста!" — возникла и тут же пропала мысль. Ладно, разберёмся...
Иван Иванович посопел, но навстречу гостю не пошёл. А выдвинул встречное условие: — Уж лучше вы к нам, милейший, устали мы, а вы вон какие ю
бодрые!
— Ну, к вам, так к вам, — пожал плечами парламентёр и двинулся наверх.
Парламентёр поднялся на вершину холма и, не доходя до позиции обороняющихся метра три, предусмотрительно остановился. И только тогда Сидоров привстал и приглашающе кивнул ему на траву: — Присаживайтесь, мистер, у нас тут по-простому. Не стоит маячить на открытом пространстве.
Незваный гость коротко кивнул Сидорову, словно благодаря того за приглашение, и аккуратно опустился на землю. Свернул платок и убрал в карман. Потом снял очки и пригладил волосы ладонью. Сидоров с лёгкой усмешкой следил за этими манипуляциями, но первый разговора не начинал, как бы по умолчанию уступая это право парламентёру. Тем временем тот, по-удобнее устраиваясь на земле, повернулся вполоборота к Новикову — и Андрей едва сдержал готовое сорваться с губ удивлённое восклицание: так вот отчего голос парламентёра показался ему знакомым! Ну, конечно же, он уже встречался с этим человеком. Прошу любить и жаловать — Говард Грин, третий баронет Квинси! Он-то что потерял здесь?
— Господа, — заговорил англичанин сухим, немного занудливым менторским тоном, который у любого нормального человека ещё со школьной скамьи вызывает стойкую антипатию и идиосинкразию; при этом он как будто бы обращался ко всем обороняющимся, но смотрел исключительно на одного Сидорова, — хочу вам сказать, что мы не хотим напрасного кровопролития, это, во-первых, и не имеем к вам абсолютно никаких претензий — это, во-вторых. И более того, мы готовы вообще отпустить вас. Но при условии, что мы договоримся. Это, в-третьих.
Он замолчал и слегка откинулся назад, опёршись о правую руку.
Иван Иванович ответил не сразу:
— И о чём вы предлагаете нам договориться, мистер?
— Я скажу об этом одному из ваших спутников, — заявил парламентёр. — Но только наедине.
— Вот как? — хмыкнул Сидоров. — Интересные вы вещи говорите, уважаемый! — если Иван Иванович и удивился, то внешне он никак этого не показал. — И кто же этот человек?
Грин огляделся по сторонам, нашёл взглядом Андрея и ткнул в него пальцем: — Вот с ним. Это ведь мистер Новиков, я не ошибаюсь?
Иван Иванович тут же развернулся к Андрею и несколько секунд внимательно его разглядывал — и этот взгляд "геолога" очень Новикову не понравился. Так обычно смотрит прозектор, приготовившийся к вскрытию очередного тела, который ему только что доставили.
— Андрей Дмитрич, — позвал Новикова Сидоров. — Тут с вами прямо-таки жаждут поговорить. Давайте-ка, перебирайтесь к нам. Как говорится, посидим рядком, поговорим ладком!
Андрей подобрался поближе к переговорщикам. Положил рядом с собой "М-16", с независимым видом уставился на Грина:
— Слушаю вас.
Баронет вздохнул и выразительно повёл взглядом в сторону "геолога". На что Андрей лишь усмехнулся и виновато развёл руками: мол, не я тут главный!
Тогда Грин повернулся к Сидорову и твёрдо сказал: — Извините, но не могли бы вы на некоторое время оставить нас одних? Вы же обещали нам это...
Иван Иванович улыбнулся и отрицательно покачал головой:
— Я? Ну что вы, мистер, это вы что-то перепутали! Ничего подобного я вам не обещал. Да и, знаете ли, в компании больше двух говорят вслух! Не стесняйтесь, излагайте с чем пришли!
Грин беспомощно оглянулся на Андрея (тот сочувственно скорчил физиономию), немного поколебался и, видимо, решившись, махнул рукой, сразу же, что называется, беря быка за рога:
Ладно, так и быть! Мистер Новиков, вы помните наш разговор в Манагуа?
— На склероз не жалуюсь.
Рад, что вы не потеряли чувство юмора! Итак, я повторю своё предложение: вы отдаёте мне браслет; я, в свою очередь, выплачиваю за него хорошие деньги и даже больше, чем предлагал тогда вам в Манагуа. Плюс, ко всему прочему, предоставляю возможность вам и вашим товарищам покинуть это место и убыть туда, куда вы захотите. По-моему, вполне приемлемые условия!
Он замолчал и выжидательно посмотрел на Андрея. С не меньшим интересом глянул на журналиста и Иван Иванович. Кривая улыбка тронула губы Андрея. Он покачал головой и честно признался: — Знаете, баронет, я ведь — не фанатик, и в ситуациях типа той, в которой сейчас очутились я и мои спутники, с радостью бы отдал любую вещь, только бы выбраться отсюда целым и невредимым. И товарищей своих живыми вытащить! Но...
— Но? — с нажимом переспросил Грин.
— Но у меня нет никакого браслета! Серьёзно. Я даже не понимаю вообще: о чём, собственно, идёт речь?
Англичанин — по нему видно было, расстроился.
— Зачем вы мне лжёте, мистер Новиков? Вам ведь эта вещь не нужна совсем. А я — коллекционер и готов выложить за неё весьма приличные деньги.
Внимательно слушавший этот малопонятный с точки зрения посторонних людей разговор Сидоров счёл, что настала пора вмешаться в беседу и ему.
— Андрей Дмитриевич, я всё понимаю, конечно, но может наш парламентёр прав? Отдайте ему то, что он просит — и сваливаем отсюда, пока нам дают такую возможность. А уж дома я вам любую цацку достану, зуб даю, хоть в золоте, хоть в бриллиантах!
И наклонившись к уху журналиста, доверительно шепнул: — За те приборчики, что мы сняли с американского самолёта, Москва нам ничего не пожалеет! На мой взгляд — равноценный обмен. Ну же, соглашайтесь?!!
Андрей чуть не застонал от бессилия что-либо объяснить этим людям. Ему не то, чтобы не верили. Его попросту НЕ ХОТЕЛИ СЛЫШАТЬ! Априори считая, что неведомый браслет действительно находится у него. Вот уж воистину: положение хуже губернаторского.
Ладно, попробуем ещё раз!
Андрей глубоко вздохнул и, глядя в упор на Сидорова, медленно и с расстановкой произнёс, про себя в глубине души очень надеясь, что вот может быть сейчас его аргументы собеседники воспримут, как должное, и наконец-то поверят в то, что он — не лжец:
— Иван Иванович! Прошу вас меня ещё раз понять: я действительно. Не имею. Никакого. Слышите меня? Никакого! Представления. Ни о каком. Браслете.
Сидоров в раздумье пожевал губами и неожиданно легко согласился — по глазам его было не понять: то ли он воспринял всё сказанное всерьёз, а то ли так и не поверил Андрею, но из вежливости или ещё по какой-то своей причине, которую он не захотел афишировать, сделал вид, что не сомневается в словах журналиста.
А вот баронет неожиданно сорвался — с нервами у него, видимо, было плоховато, и куда только подевалась хвалёная британская невозмутимость? Вырождается нация...
— Слушайте, вы! Не прикидывайтесь идиотом! Отдайте мне браслет и убирайтесь ко всем чертям! В противном случае никто отсюда живым не уйдёт, а я всё равно возьму то, что мне надо...
— Но-но! — тут же осадил гостя Сидоров и в глазах "геолога" зажглись недобрые огоньки. — А вот пугать нас — не надо. Пуганые. Тебе, — он перешёл на "ты" и это в устах Иван Ивановича применительно к данной обстановке прозвучало угрожающе, хотя говорил он вроде бы самым обычным тоном, — сказали ведь, что никакого браслета у нас нет? Сказали. Ну и... гуляйте.
Баронет в бешенстве вскочил на ноги, яростно прошипел Сидорову: — Я предупреждал вас! — и быстро ссыпался вниз с холма. Видать, опасался, как бы его собеседники не удержались от искушения, да не влепили бы в спину горячего свинца...
— Ну вот и всё, — сказал Иван Иванович, провожая удаляющуюся фигуру парламентёра насмешливым взглядом. — Как говорится, душевно пообщались, но к общему знаменателю так и не пришли, — он повернулся к Новикову и усмехнувшись, вдруг с выражением процитировал:
— "Граф, в сущности, совсем не мерзок:
Он сед и строен.
Я был с ним по-российски дерзок,
Он был расстроен."
Это было так неожиданно, что у Андрея чуть было челюсть не отвалилась от изумления. Всего он мог ожидать от "геолога", даже стихи в его исполнении и то бы не так поразили журналиста. Но стихи Бродского! Ох, непрост был Иван Иванович, далеко не прост...
А "геолог", довольный произведённым на Андрея впечатлением, ободряюще подмигнул ему: — Ничего, Дмитрич, не вибрируй, прорвёмся! И не из таких переделок выбирались...
— Эй, парни! — возвысил он голос. — Не расслабляемся, и бдим, бдим — чую, сейчас на нас снова пойдут...
Он, как всегда, не ошибся — не прошло и минуты, как на холм, выкашивая кустарник и пробивая насквозь стволы редких здесь деревьев, обрушился шквальный автоматно-пулемётный огонь, а следом раздался нарастающий ор — другого слова и не подберёшь, бросившихся в атаку мискитос.
Казалось, этому бою не будет и конца — индейцы пёрли на холм, как обкурившиеся наркоты басмачи, тупой, не размышляющей и беспорядочной толпой, не обращая внимания ни на плотный огонь противника, ни на то, что рядом валятся их убитые и раненые соплеменники, Андрей уже выключился от нормального восприятия происходящего, он словно раздвоился сейчас на две самостоятельные личности — одну, ту, что лежала на своей позиции и яростно лупила из верной "М-16" по приближавшемуся врагу, ни о чём не думая и ни на что постороннее не отвлекаясь, и на вторую, высокомерно-невозмутимую, отстранённо наблюдавшую за картиной боя и хладнокровно подсчитывавшую шансы на спасение. Наверное, нечто подобное испытывал и Джелли — мельком глянув в его сторону, Андрей номер два отметил, с каким азартом палит из своего Фролова великий магистр, не забывая менять позиции, дабы не попасть под раздачу противника.
