— Извините меня, Сергей Александрович. Вы с отцом пока поговорите, а я позже приду.
— Хорошо, Светлана Михайловна. Буду вас ждать.
Она развернулась и пошла, слегка покачивая бедрами с чисто женским изяществом, заложенным самой природой.
"И дети у нее будут такие же красивые, как их мама, — глядя ей вслед, подумал я и вдруг почувствовал нечто похожее на смущение, чувство, которое у меня уже давно атрофировалось. По крайней мере, я так считал до этой секунды.
ГЛАВА 22
Порядок наших отношений с императором не претерпел никаких изменений, оставаясь на полуофициальном уровне. Это устраивало нас обоих. Когда государю было что-то нужно, он вызывал меня во дворец и спрашивал мое мнение по тому или иному вопросу. Причем необязательно, что он следовал моим советам, по большей части его интересовал, как он однажды выразился "мой взгляд со стороны". Действительно, я смотрел на некоторые вещи иначе, что давало императору более полно рассмотреть вопрос или проблему, но такое бывало редко, так как в вопросах внешней политики, сельского хозяйства, ведения военных действий и прочих высших материях я не разбирался, о чем честно и прямо говорил. Все мои предложения так же не принимались царем безоговорочно, а только после внимательного и детального рассмотрения. Правда, после Кронштадтского мятежа император решил, что мне нужен хотя бы полуофициальный статус, благодаря чему вышел указ, предписывающий канцелярии Его величества, а так же городским и военным властям столицы оказывать в случае необходимости любую помощь в моих действиях на благо государства. Помимо этого, уже без моего согласия, была увеличена моя охрана. Теперь, насколько я мог судить, за мной ходило не менее четырех человек. Это мне очень не понравилось, но, несмотря на мои просьбы ее снять, царь отвечал категорическим отказом.
Вот и сегодня зазвонил телефон. Вечерний телефонный звонок стал уже привычным атрибутом моей жизни. Он мог означать только одно — завтра мне надо быть у государя. Я поднял трубку и выслушал предложение прибыть завтра в 16:00 во дворец. Дав свое согласие, повесил трубку на рычаг и вернулся снова к чаю с лимоном и газетам. Раньше я мало уделял времени международной политике, а теперь мне приходилось штудировать, причем самым внимательным образом, статьи журналистов-международников, военные обзоры, чтобы быть в курсе основных вопросов.
Из сегодняшних газет я уже знал, что германские войска за месяц сумели оккупировать почти три четверти Франции, отбросив объединенные армии союзников к побережью. Я уже научился читать между строк, поэтому, судя по паре заметок, смог увидеть намеки на то, что германцы собираются сформировать и посадить в Париже новое правительство под своим протекторатом. Австро-Венгрия, пытается выйти из войны с Россией путем переговоров, но безуспешно, так как Николай II, отдав Прибалтику и Польшу, собрался заставить Франца Иосифа расплатиться за свои потери. И тот прекрасно это понимал. Временно военные действия не велись, но австрийские генералы прекрасно знали, что как только дивизии, некогда стоявшие на Восточном фронте, будут переформированы и оснащены, положение на фронте в один миг может измениться. Пробегая глазами по военным обзорам, с удовлетворением отметил строчку, в которой говорилось: около семисот тысяч солдат были уже демобилизованы и возвращаются домой. Такую статистику сейчас печатали постоянно, для подтверждения слов государя об окончании войны и всеобщей демобилизации, сказанные им в свое время на крестьянском съезде.
Россия сейчас выглядела, как человек, который долго болел, но сильный организм сумел преодолеть болезнь, и сейчас он шел на поправку. В России прочно встала на ноги монархическая власть. Знать, промышленники, военная элита уже поняли, что время безвластия кончилось. Все крупные контракты, военные или гражданские, теперь шли не на откуп отдельным лицам за взятки, а открыто, через конкурсы, на которых соискатель должен был предложить наиболее выгодные условия. Раньше этим нередко пользовалась царская родня, отдавая крупные заказы за хороший куш, то теперь это стало невозможно.
К тому же продолжали действовать контрольные комиссии по проверке закупок для нужд армии. Моя идея сейчас уже обрела официальный статус и продолжала работать в качестве специального департамента. Скользнув глазами по разделу светских новостей, я бросил беглый взгляд на колонку криминальной хроники и уже собирался перевернуть лист, как взгляд зацепился за небольшую статью. В ней писали о завершении судебного процесса по делу военно-промышленного комитета. К этому делу я тоже приложил руку. Пробежал глазами вскользь по строчкам.
"Такое дело завалили! Только треть его членов сели в тюрьму за хищения и взятки. А остальные? Ага! Кто сбежал за границу, кто сумел отделаться штрафами. Эх, российское правосудие! Какое же ты вороватое и неповоротливое!"
Впрочем, недовольство проявлял только я, зная историю этого дела, а люди, читавшие это, радовались от души, считая это царской справедливостью. Если раньше они без особой надежды говорили: бог их накажет, то теперь уверенно уверяли друг друга, что царь им всем пропишет ижицу — будут знать, как воровать.
Разговор в кабинете государя зашел о начавшихся переговорах с Австро-Венгрией. Это было несколько странно, так как до сих пор император не обращался ко мне по этому вопросу.
— Сергей Александрович, как вы думаете, Франц Иосиф....
— Он умрет 21 ноября 1916 года! — резко оборвал я его.
Странная штука память, особенно ее особенности запоминать совершенные никчемные события и факты, а затем складывать их в темном уголке мозга, чтобы потом, словно фокусник, который вытаскивает из цилиндра кролика, вытащить их на свет божий и поразить не толпу людей, а самого себя фактом подобного знания. Во время своей болезни читал я много и без всякой системы, так что, скорее всего, обладал более обширной информацией по этой эпохе, и не только в плане первой мировой войны. Как я вспомнил о смерти Франца Иосифа, и почему эта дата пролежала у меня в голове столько времени, не подавая о себе вестей, стало для меня настоящей загадкой.
— Как вы узнали?! — удивленно воскликнул Николай II.
— Честное слово! Даже не знаю, как это получилось!
В моем голосе было столько откровенного удивления, что император мне сразу поверил. Он задумался на какое-то время, а потом попытался внести свой вклад в объяснение этого факта:
— Гм! Может, ваш дар по-новому себя так проявляет?
Я пожал плечами. Это было прямое неуважение к государю Российской империи, но мы оба этого не заметили, так как были крайне озадачены. Я до сих пор не мог понять, откуда в моей голове взялась эта дата, а он как видно считал это новым проявлением моего дара.
— Осталось три недели до его смерти. Надо этим воспользоваться... — задумчиво произнес император.
— А наследники у него есть, ваше императорское величество?
— Прямых нет, так что думаю, им станет эрцгерцог Карл.
— Если его умыкнуть на время, то наступит безвластие и страна сама по себе развалиться как карточный домик.
— Сергей Александрович, мне уже давно известно, что у вас нет уважения к родовитости и титулам! Но всему есть предел! В жилах эрцгерцога течет кровь Габсбургов! А вы.... — он ожег меня гневным взглядом, но уже в следующий миг резко оборвал себя. Видимо моя каменная физиономия, напомнила, что говорить мне о таких вещах бесполезно. Достал папиросу, закурил, после чего продолжил. — Больше не хочу от вас ничего подобного слышать. Слышите: никогда! У вас что-нибудь есть ко мне?
— Вы начали говорить об императоре Австро-Венгрии, а затем прервались, ваше императорское величество.
— Ах, да! — по лицу императора скользнула тень недовольства. — Не будем сейчас об этом. Тут надо подумать, а пока у меня к вам есть другой вопрос. Мне подало прошение,... скажем так,... торговое сообщество на разрешение вести торговлю с Германией. Как вы на это смотрите, Сергей Александрович?
— Вы опять, ваше императорское величество, мучаетесь совестью по отношению к бывшим союзникам? Если так, то я скажу прямо: Англия на протяжении всей истории всегда была врагом России, и она ею осталась. Насчет Франции так не скажу, но в данном случае мы с ней противники, поэтому будем исходить из того, что есть.
— Вы как всегда резки в своих суждениях! Рубите с плеча, забывая о том,.... Впрочем, вам это свойственно, просто никак не привыкну к вашей манере. Хорошо. Значит, вы считаете непредосудительными подобные отношения?
— Нет. Насколько я могу судить, это не военные, а продовольственные поставки. Да?
— Они хотят зерно, фураж, металл.
— В таком случае пусть дают нам вагоны, поезда, станки.... Знаете, я вспомнил еще кое-что! Скажите, а мы не могли бы, каким-нибудь образом, попросить переехать в Россию некоторых немецких инженеров?
— Сергей Александрович, вы меня временами просто поражаете! А германцы нам зачем?
— Скажу прямо. В будущем они станут ведущими военными инженерами аэропланов и оружия в Германии.
— Исходя из ваших слов, я должен понять, что вы продолжаете прозревать будущее?
— Нет. Просто некоторые старые видения мне стали понятны только сейчас.
Император испытующе посмотрел на меня. Он верил мне и в тоже время не верил. Я знал, что ему до жути хочется просто взять и спросить: кто ты, поручик Богуславский?! Даже не знаю, что его сдерживало. Именно поэтому после длинной паузы он задал мне совершенно другой вопрос: — Вы знаете их фамилии?
— Вилли Мессершмидтт, Ху́го Ю́нкерс, Луис Штанге и Генрих Фольмер.
— Если мы сумеем их перетянуть на нашу сторону, то они создадут свое оружие у нас?
— Да, ваше императорское величество. У них потом найдутся новые талантливые конструкторы оружия, но в любом случае России от этого будет только польза.
Император на мои слова только утвердительно кивнул головой, после чего нажал кнопку электрического звонка. На пороге вырос дежурный адъютант.
— Запишите фамилии, которые сейчас вам продиктует Сергей Александрович.
После того, как офицер сделал записи в блокноте, император приказал: — Все выяснить про этих людей через наших агентов в Германии. Тайно. Пусть пока они осторожно уточнят насколько есть вероятность переезда этих людей в Россию. Идите.
Когда дверь за адъютантом закрылась, император поднял на меня глаза и сказал:
— К разговору об авиационных инженерах. Вчера я беседовал с Сашей...гм... с Александром Михайловичем, а заодно поговорили о воздухоплавании. Он нашел двоих из вашего списка. Полика́рпов и Ильюшин. Еще он сказал, что университет вашим будущим авиаконструкторам выделил помещение. Как видите, дело пошло на лад. Вы рады?
— Очень. Если бы денег еще под это дело выделить.
— Сергей Александрович, вы сами должны прекрасно понимать, какое сейчас положение. Министр экономики говорит, что нужно, по крайней мере, три года, чтобы вернуть промышленность в прежнее русло. То, что вы предлагаете, будет нужно в будущем, а восстанавливать промышленность и поднимать сельское хозяйство надо прямо сейчас. Да и война продолжается. Вы об этом не думали?
— Как, ваше императорское величество, смотрит на то, чтобы вернуть государству торговлю водкой?
Император бросил на меня хитрый взгляд, смысл которого стал сразу ясен, сразу после вопроса:
— Это ваше личное мнение или вы просите по чьей-либо просьбе?
— Из вашего вопроса становиться понятным, что просители у вас уже были. Нет, я ни за кого не прошу, просто считаю, что продажа государственной водки это наиболее простой и в то же время действенный способ наполнить казну.
— Министр экономики тоже так думает. И, похоже, не он один. Что-нибудь еще?
— В батальоне Махрицкого по случаю награждения собираются устроить маленькое торжество,... — я умышленно затянул паузу, надеясь, что император продолжит ее.
Тот хитро посмотрел на меня, потом фыркнул в пушистые усы, дескать, все понятно и сказал: — Да-да. Помню наш разговор. И ценю то, что они сделали для меня и моей семьи! Вы правы, Сергей Александрович, они заслуживают большего! Я буду на награждении!
— Подполковник собирался сделать из награждения праздник, — я и припустил некую таинственность в голос и сразу увидел явную заинтересованность в глазах императора, после чего продолжил. — Махрицкий уже сейчас подбирает к себе людей, каких набирал в охотники. Сам видел, как один из его солдат метает ножи. На расстоянии 6 метров может пробить яблоко, которое лежит на голове другого человека. Несколько человек мастерски стреляют на звук с завязанными глазами. А один так метает с помощью пращи свинцовые шары, что за двадцать метров....
— А что вы можете показать? — неожиданно перебил меня император
— Я? — удивился неожиданному вопросу я, так как себя в подобном представлении никак не видел.
— Вы! Ведь, насколько мне известно, вы отлично стреляете, а так же вы обладаете смертоносными приемами какой-то японской борьбы. Говорят, толстые доски разбиваете ударами кулака. Это так?
— Так, ваше императорское величество.
— Так может, вы продемонстрируете эту ваши способности? Я приеду с сыном.
Этими словами он как бы заявил, что возражения не принимаются — будь готов выступить и потешить сына царского.
"Не все же уступать ему, надо и мне чем-то поступиться".
— Постараюсь что-нибудь придумать, ваше императорское величество.
— Вот и отлично, Сергей Александрович. Есть у вас еще что-нибудь?
— Разрешите идти, ваше императорское величество?
— Идите, Сергей Александрович.
Выйдя из дворца, я нашел извозчика и отправился навестить отца Елизария, что уже давно собирался сделать, да руки не доходили. Нес я им подарок — пять тысяч рублей, правда, в каком изложении мне его надо будет вручить, до сих пор еще не придумал. Священник с принципами и запросто может отказаться от денег. Впрочем, одна идея у меня была, но опять же, как на нее батюшка посмотрит. Хоть убей, но понять характер некоторых его поступков я был просто не в силах. Его попытки быть добрым и справедливым для всего мира мне казались легким помешательством. Думаю, что и в отношении меня у него была такая же проблема, впрочем, все это не мешало нам оставаться в хороших, приятельских отношениях. В их дом я всегда приходил с удовольствием, потому что знал, что меня там примут искренне, с теплотой, по-домашнему. К тому же хотелось переброситься несколькими словами со Светланой. После того неясного полупризнания мы встретились несколько раз и то урывками из-за Кронштадтских событий.
После мятежа у императора случилось нечто похожее на приступ маниакальной подозрительности, правда, тщательно скрываемый ото всех, но только не от меня. Он сам признался мне в этом и попросил, чтобы я некоторое время неотлучно был при нем. Мне пришлось на время ранения принять командование над телохранителями Пашутина, принимать ежедневные доклады о том, как ведется следствие у Мартынова и в какой-то мере командовать охраной царского дворца, которая была доверена солдатам подполковника Махрицкого. Император отменил все выезды. Работал только первую половину дня. Принимал людей, просматривал и подписывал бумаги, а все остальное время проводил с семьей. Прошла неделя и все постепенно вернулось в прежнее русло. На посты вернулись гвардейцы, и опять начались общие совещания по вопросам политики и войны. Только меня не коснулись все эти изменения, я все так же продолжал нести службу во главе отряда личных телохранителей государя, практически все время, находясь рядом с императором. Да и сам царь изменился. В нем поубавилось мягкости и деликатности, зато прибавилось жесткости и решительности, но, даже видя в нем эти изменения, я никак не ожидал, что он настолько жестоко расправиться с заговорщиками и их семьями. Виселицы для офицеров, бессрочная каторга для матросов, лишение всех прав и высылка семей на самые дальние окраины России. Следствие, суд и исполнение приговора, на все ушло две недели. И что самое непонятное: со мной на эту тему не то, что не советовался, даже не намекнул. Когда я узнал об этом, чисто случайно, то сразу подумал: — Не мое это дело. Бог ему судья". Правда, проскользнула мысль, что как бы государь не ударился в другую крайность, в подозрительность, а ведь там недалеко до создания НКВД или гестапо, только местного разлива. Вот этого мне однозначно не хотелось, потому что если подобное случиться, то ответственность за перерождение царя ляжет на меня.
