Примерно около восьми часов вечера осадные батареи союзников прекратил обстрел русских позиций, но наступление ночи не гарантировало русским спокойной жизни. Ровно в одиннадцать часов вечера из английской траншеи напротив 4 бастиона неожиданно вылетело три белых ракеты, и раздались громкие крики и заливистая барабанная дробь, какая обычно бывает при начале штурма. Напрасно встревоженные часовые пытливо вглядывались в сторону вражеской передовой, пытаясь определить, покинули британцы свои траншеи или нет. Ночная мгла была надежным щитом коварному противнику, который сидя в траншеях, лишь только громким криком имитировал атаку.
Измученные и утомленные за день севастопольцы стали торопливо выходить на банкеты, готовясь к отражению нападения врага, а генерал-лейтенант Хрущев в очередной раз двинул к передовому краю обороны резервы. Все ждали штурма, но Пелесье вновь поймал русских на фальшивой атаке. Едва только пехотные батальоны приблизились к бастиону, как на них обрушился сильнейший артиллерийский огонь.
В ночной тьме союзники били исключительно по площадям, но их огонь был очень результативен. За два часа бомбардировки русские потеряли свыше девятьсот человек убитыми и ранеными. Было убито и ранено много офицеров, которые самоотверженно стояли вместе со своими солдатами, выказывая полное презрение к свистящей вокруг них смерти. Осколком бомбы в голову был убит генерал-майор Голев находившийся в это время на 4 бастионе. Штуцерной пулей в ногу был ранен Александр Петрович Хрущев, терпеливо ожидавший со своими батальонами вражеского штурма.
Вместе с ними получил серьезное ранение генерал-майор Тотлебен, выехавший на позиции для осмотра нанесенного врагом ущерба и утверждения расположения новых оборонительных позиций. Еще раньше герой Севастополя был ранен в руку, но, несмотря на все протесты медиков, остался в строю. Теперь же ранение оказалось куда опаснее. Генерал получил сильнейшую контузию грудной клетки ядром и как не порывался Тотлебен остаться в Севастополе, на этот раз врачи были неумолимы. На скрипучей телеге он был отправлен на излечение в Симферополь.
Так город лишился своего последнего защитника, покинувшего свой боевой пост вслед за Нахимовым. Перед отъездом он оставил инженер-полковнику Геннериху план создания новой линии батарей и параллелей, которые должны были надежно преградить путь врагу в случае его прорыва главных позиций обороны.
Третий день бомбардировки мало, чем отличался от двух предыдущих. Враг в течение многих часов вел непрерывный обстрел русских позиций, стремясь разрушить до оснований брустверы, завалить ров, выбить пушечную прислугу. И снова от бомб и ядер продолжали гибнуть солдаты резервных частей, придвинутых к переднему краю по приказу Остен-Сакена, так и не сделавшего нужно вывода за два предыдущих дня.
Единственно положительным моментом этого дня было то, что пытливые умы русских артиллеристов нашли довольно эффективный способ борьбы с вражескими мортирами. Так как количество собственных мортир у русских пушкарей было небольшим, они приспособили для навесной стрельбы орудия, имевшие различные повреждения не позволявшие использовать их по прямому назначению.
С этой целью на батареях выкапывались ямы, куда под большим углом возвышения опускались пушечные стволы. Такие своеобразные мортиры могли вести навесной огонь по вражеским позициям, выбрасывая за один выстрел по десять-пятнадцать гранат.
Поздно вечером 19 августа в Севастополь приехал князь Горчаков в сопровождении графа Ардатова. Михаил Павлович был очень занят своими делами в Бахчисарае, но едва поступили тревожные сведения из Севастополя, оставил их и приехал в осажденный город.
Дмитрий Ерофеич встретил гостей в сильно подавленном состоянии. Столь мощной и разрушительной бомбардировки крепость еще ни разу не подвергался. Остен-Сакен стал торопливо докладывать о многочисленных разрушениях на батареях и бастионах, которые гарнизоны не успевают исправлять.
— Ещё несколько дней такой бомбежки и наши укрепления превратятся в руины! — с напускной дрожью в голосе докладывал генерал высокому начальству. Горчаков собирался понимающе кивнуть в ответ, но Ардатов опередил его.
— Вести огонь такой интенсивности еще несколько дней у Пелесье просто не хватит пороху. Запасы противника не безграничны, будьте реалистичны генерал. Эта бомбардировка может продлиться ещё день, от силы два.
Ерофеич хотел огрызнуться о легкости рассуждения людей, находившихся вдалеке от передовой, однако собеседник не был тем штабным деятелем, к которым подобные упреки были уместны. Потому, проглотив обиду, Остен-Сакен стал докладывать о многочисленных потерях в гарнизоне.
— В ожидании возможного штурма мы вынуждены постоянно держать свои резервы вблизи передовой, в результате чего несем большие потери. От вражеских снарядов и пуль наши потери исчисляются тысячью человек в день. Таким образом, ещё не вступив бой, наши резервы тают на глазах, и я боюсь, что в нужный момент мне не чем будет оказать помощь гарнизонам передовой линии.
— Степан Александрович Хрулев уже подробно информировал меня о коварной уловке генерала Пелесье. Скажите, как долго вы собираетесь попадаться на эту удочку? Сдается мне, что вся эта бомбардировка затеяна Пелесье только с одной целью, обескровить ваш гарнизон перед главным штурмом крепости — спросил Ардатов Ерофеича.
— А что ваше превосходительство предлагает делать!? Что конкретно!? — полыхнул праведным гневом генерал.
— Да, Михаил Павлович, что ты хочешь предложить сейчас, когда враг непрестанно громит нашу оборону и вот-вот начнется новый штурм? Как нам сохранить и без того истерзанный гарнизон крепости, которая по всему уже на ладан дышит? Критиковать, знаешь, легче всего. Ты дело говори — заступился за своего выдвиженца генерал-адъютант.
— Рано ты, Михаил Дмитриевич, Севастополь хоронишь. Противник только третий день ведет бомбардировку города, а ты уже считаешь, что мы не сможем удержать город.
— У меня подобного и в мыслях не было, Михаил Павлович! — резко насупился Горчаков — Однако постоянно посылать солдат на убой под вражеские бомбы я не намерен. Мои резервы не безграничны, ты это отлично знаешь.
— Знаю, и тем ни менее Севастополь надо держать до последней возможности. Таково повеление нашего государя, и тут двух мнений быть не может. Что же касается конкретных предложений по сохранению гарнизона Севастополя, то здесь я вынужден согласиться с планом создания временного моста между двумя сторонами города. Хоть адмирал Нахимов и считал, что его сооружение ослабит дух защитников города, но ради сохранения численности гарнизона я готов его поддержать.
Тень удивления скользнула по лицу Горчакова. Ранее Ардатов всегда резко выступал против сооружения временного моста через севастопольскую бухту, чем полностью связывал руки командующему крымской армии.
— Дмитрий Ерофеич, с завтрашнего же дня приступайте к сооружению переправы — быстро сказал генерал-адъютант, стремясь на деле закрепить согласие строптивого посланника царя. Сам Ардатов, казалось, совершенно не обратил внимания на откровенную радость в голосе Горчакова. Случайно брошенный взгляд на лист календаря породил в его голове идею, которую Михаил Павлович лихорадочно обдумывал.
— Мне кажется, господа, что я примерно знаю, на какое число генерал Пелесье назначил штурм Севастополя.
— Когда!? — в один голос воскликнули все присутствующие.
— В очередную годовщину Бородинского сражения, — торжественно изрек Ардатов и, видя скепсис и недоумение на лицах собеседников, поспешил пояснить свою догадку.
— Нынешний император Наполеон при всем своем величии большой позер. И потому всячески стремится добиться большого успеха именно в тот день, в который одержал громкую победу его знаменитый предшественник. Вспомните, к какой дате был приурочен предыдущий штурм города? К сражению при Ватерлоо. Вот и нынешний штурм будет приурочен к Бородинской битве.
— Рад бы поверить в это, Михаил Павлович, да боязно, — честно признался Горчаков — хотя бы еще какое подтверждение к этому было бы.
— Подтверждение? Да сам противник наглядно подтверждает это, Михаил Дмитриевич! — воскликнул Ардатов — чем он все это время занимается? Роет новые параллели и закладывает новые батареи. Одновременно уменьшая расстояние до наших позиций. И пока он их не сведет к разумному минимуму новому штурму не бывать. За это я ручаюсь.
— Я могу сослаться на твое мнение в письме государю? — спросил Горчаков.
— Можете, ваше превосходительство, — холодно бросил Ардатов, прекрасно понимая, куда клонит командующий. — Более того, я готов остаться в городе, чтобы доказать правоту своих слов.
— Вот и прекрасно. Дмитрий Ерофеич, приказываю больше резервы к переднему краю не подводить, дабы сберечь наших солдат от вражеского огня. Завтра я собираюсь лично посетить передовые позиции для поддержания духа наших воинов. Михаил Павлович, ты со мной?
— Конечно.
— Тогда, все свободны, господа. А ты, Михаил Павлович, задержись, — сказал генерал-адъютант, и все генералы, приглашенные на встречу с командующим, быстро покинули комнату.
— Зря ты на меня обижаешься, Михаил, — миролюбивым тоном начал командующий, едва только они остались наедине. — За потерю Севастополя государь в первую очередь спросит с меня, а не с тебя.
— Я, по-моему, никогда не подавал повода считать себя сторонним наблюдателем, ваше превосходительство. И всегда был готов разделить ответственность за судьбу города. Сейчас, когда в Севастополе нет Корнилова, Истомина, Нахимова и Тотлебена, я считаю своим святым долгом приложить все усилия для его защиты.
— И потому ты так откровенно топчешь Ерофеича.
— Я ничего не имею против него как человека, но вот тот пост, который он занимает, однозначно не для него. Мне было бы куда спокойнее, если бы Севастополем командовал Хрулев.
— Своего знакомого выдвигаешь? — хитро спросил командующий, явно намекая, что Ардатов и Хрулев принимали участие в походе на Ак-Мечеть.
— Да, хоть бы и так. Степан Александрович куда ответственен и инициативен, чем Остен-Сакен.
— Полностью согласен с тобой, Михаил Павлович, — произнес Горчаков, а затем с печальным вздохом добавил, — если бы ты только знал, сколько писунов подобно Жабокритскому или князю Васильчикову пишут на тебя государю императору. Твое счастье, что он полностью верит тебе, да и воинская фортуна благоволит твоим начинаниям. Но ведь когда-нибудь и она может отвернуться от тебя. А вместе с тобой и от меня грешного.
— Я так тебя понимаю, Михаил Дмитриевич, что ты не хочешь снимать Ерофеича с должности командующего гарнизоном. Правильно? — Горчаков дипломатически промолчал и Ардатов продолжил свою мысль.
— Давай сделаем так, чтобы и овцы были целы и волки сыты — многозначительно произнес граф — пусть остается, но только оборона Городской и Корабельной стороны будет, полностью находится в руках генералов Хрущева и Хрулева. И препятствий он им чинить никаких не будет.
По лицу Горчакова было видно, что он очень доволен достигнутым решением, и ободренной неожиданной сговорчивостью императорского посланника, генерал-адъютант решил заговорить о главном. Эта тема давно беспокоила командующего крымской армии, и он ходил вокруг неё как кот возле сметаны, боявшийся тяжелой хозяйской палки.
— Договорились, но я, однако, имел ввиду несколько другое. Государь в каждом письме меня торопит с проведением нового сражения с Пелесье, дабы облегчить положение Севастополя. Ты сам видишь, что француз вцепился в него точно клещ и отступать, не намерен. Сможет ли крепость продержаться хотя бы до октября. Тогда по числу штыков мы бы не только сравнялись с союзниками, но и даже превосходили бы их.
— Боюсь, Михаил Дмитриевич, что до октября месяца силами одного гарнизона мы не удержим город. Имея значительное превосходство в силах, Пелесье будет штурмовать город до тех пор, пока хотя бы не займет Корабельную сторону и не уничтожит стоящие в гавани наши корабли. В этом я полностью уверен — с горечью в душе признался собеседнику Ардатов.
Горчаков понимающе кивнул головой, помолчал, а затем, глядя в сторону, сокрушительно произнес.
— Государь торопит с принятием решения. Может, стоит ударить по врагу сейчас? Большой победы не одержим, но хоть чем-то Севастополю поможем. Заставим Пелесье штурм перенести, а там с Божьей помощью и до октября дотянем.
— Бить надо кулаком, а не растопыренными пальцами, Михаил Дмитриевич. Да так, чтобы у противника за раз половина зубов повылетало. Чтобы он паразит кровью плевал, и сопли по щекам размазывал. Так меня мой батюшка учил, и так я своим внукам наказывал.
Горчаков вновь кивнул головой и, не глядя собеседнику в глаза, констатирующие спросил.
— Значит, ты против?
— Сейчас, против. Не готовы еще мои стрелки с врагом тягаться.
— Что написать государю? — осторожно поинтересовался Горчаков.
— Так и напиши, что граф Ардатов категорически против нынешнего наступления на неприятеля. Только напрасно людей погубим, и никакой пользы для Севастополя не будет.
— Когда же ты полагаешь, нам следует наступать?
— Примерно через месяц, никак не раньше — убежденно молвил граф, глядя прямо в глаза командующему. Тот не выдержал упрямого взгляда Ардатова, отвел глаза в сторону, но продолжал активно зондировать почву.
— А выдержит ли Севастополь новый штурм до начало нашего наступления?
— Выдержит. Если им вовремя подбросить курское ополчение и Смоленский полк. А так же, если успеем возвести новую линию обороны, которую наметил генерал Тотлебен, перед своей вынужденной отставкой.
— Тебе и это известно, — усмехнулся Горчаков, дивясь осведомленности царского посланника.
— Мне многое, что известно, Михаил Дмитриевич. Служба, понимаешь, такая. Хлеб государев стараюсь не зря есть, — сказал Ардатов, помолчал, а затем, желая поскорее расставить все спорные точки, произнес.
— Так что же мы решим относительно начала наступления?
— Я полностью доверяю твоему мнению и опыту, Михаил Павлович, но, — Горчаков замолчал, выдерживая паузу.
— Значит договорились. Наступать будем, когда будут готовы мои стрелки, а все руководство будет под тобой, — подытожил Ардатов, предложив Горчакову формулу действий, когда вся ответственность за неудачный исход полностью ложилась на его плечи. По радостному блеску глаз собеседника понял, что именно эти слова генерал и хотел от него услышать. Командующий был очень рад столь удачному разрешению вопроса о наступлении, но все же не преминул сказать графу.
— Ты бы отписал государю про наши планы, Михаил Павлович.
— Он и так в курсе событий, — коротко отрезал Ардатов, и Горчаков больше не стал возвращаться к этой теме.
Ранним утром следующего дня, противник возобновил свой обстрел русских позиций. Ночью французы провели фальшивую атаку напротив Малахова кургана, но на этот раз все потуги врага поймать русских на обмане, были напрасны. Как того потребовал Ардатов, русские резервы больше не подводились к ближнему краю обороны и вражеские ядра падали впустую, густо усеивая собой, пустую севастопольскую землю.
