Только три дня назад, когда вышел из госпиталя Пашутин, меня освободили от этой напряженной и утомительной обязанности. Вот и сейчас мне хотелось увидеть Светлану, если представиться такая возможность. Я знал, что у нее заболела младшая сестра, Лиза, и сейчас та старалась проводить все время у ее постели, поэтому шансы встретиться с ней были 50 на 50.
Дом и церковь выглядели довольно жалко. Пятна сырости на побелке, кривая дверь, пятна ржавчины на ограде, кирпичи, торчащие из-под штукатурки.... Впрочем, для меня это была привычная картина, только деньги, которые я приготовил для них, снова выпятили всю эту неприглядность в моем сознании.
"Ничего. Сделают ремонт — дом, как новенький будет".
Супругов я увидел сразу — они складывали под навес дрова в поленницу. Увидела меня первым Анастасия Никитична, на секунду замерла, а потом радостно и громко закричала, несмотря на то, что священник был в пяти метрах от нее: — Петенька! У нас гость!
Отец Елизарий, стоя ко мне спиной, и старательно укладывающий ряд на уровне своей груди, даже вздрогнул от громкого крика, затем резко с поленом в руке развернулся, но стоило ему увидеть меня, как он в свою очередь радостно воскликнул: — Гость в дом — Бог в дом!
— Здравствуйте, Петр Николаевич! Здравствуйте, Анастасия Никитична! Как жизнь?! Как здоровье?!
— Доброго вам дня, Сергей Александрович! Живем — не жалуемся! — быстро ответила матушка, тут же скосив глаза на объемистый пакет в моих руках. — А вы, как всегда, не с пустыми руками пришли!
По дороге я зашел в кафейню и прикупил сладкого к чаю, так как знал, что попадья безумно любила сладкую выпечку и пирожные.
— Здравствуйте, Сергей Александрович! В гости пожаловали или в общении с Богом душу облегчить хотите? — поинтересовался священник, все еще не терявший надежды приобщить меня к вере.
— Вы меня знаете. Только в гости. Примете?
Священник бросил на меня чуть растерянный взгляд, но я уже понял, в чем проблема. Сунул пакет его жене, потом взял полено у него из руки и спросил: — Поработаем?
Пока священник подбирал ответ, матушка, быстро среагировав, заявила: — Как закончите, приходите, — после чего направилась к дому. Мы с батюшкой переглянулись, потом рассмеялись и взялись за работу. Когда закончили, сели за стол. Матушка замялась, немного покраснела, а потом сказала, что щи у них сегодня без мяса, но тут же стала хвалиться: какие ароматные в этом году соленые грузди получились, да хрустящая квашеная капуста удалась. Ее излишнее многословие и набежавшая тень на лицо отца Елизария, что у четы что-то опять случилось. Спросив напрямик, что случилось, узнал от матушки, которая под укоризненные взгляды своего мужа, рассказала о том, как священник, выступив с обличительной речью на каком-то поповском сходе, получил порицание за свое выступление.
— Я ведь только сказал, что людям надо не только помогать найти дорогу к Богу, но и помочь делом. Продуктами и деньгами. Особенно в это тяжелое время. У многих семей даже простых припасов на зиму, вроде картошки и квашеной капусты, нет!
— И поэтому вы сидите без мяса? Все что могли, отдали голодным? Хм. Благородно, но не умно. Сколько по Питеру голодных? Тысячи! И что дальше?
Священник нахмурился и довольно резко ответил: — Пусть мы поможем нескольким семьям, но это значит, что на десять-пятнадцать человек нуждающихся людей будет меньше! Если так сделает каждый — голодных в нашем городе не будет!
— Значит, вы так и сказали на своем собрании? — и с ехидцей спросил я его. — И что услышали в ответ?
Священник отвел глаза, потом тихо, и явно нехотя, сказал: — Почти так же, как и вы сказали.
Глаза матушки повлажнели. Надо было срочно спасать положение, и я положил на стол деньги.
— Это что? — осторожно спросил меня священник
— Деньги. Пять тысяч рублей.
— Зачем? — уже с недоверием и немалой толикой удивления спросил меня отец Елизарий. Попадья с таким же, как и мужа, разлившимся по лицу недоумением посмотрела на меня.
— Вы же сами только что сказали, что надо помогать не только словом, но и делом! Вот я и воплощаю ваши слова в жизнь!
Какое-то время священник смотрел на деньги, а потом тихо спросил: — Вы хотите эти деньги пожертвовать во благо церкви?
— Нет! — после моих слов взгляды супругов снова скрестились на мне. — Я лично вам принес эти деньги. На жизнь.
Священник хотел что-то сказать, но видно сразу не нашел нужных слов и поэтому сделал вид, что у него запершило в горле, после чего громко закашлялся, зато на лице матушки после моих слов заиграла блаженно-счастливая улыбка. Она уже явно представила себе, как ходит по магазинам и покупает новые вещи. А купить было надо, глядя на застиранные занавески на окнах и такую же скатерть на столе. Про мебель и говорить не приходилось. На дрова и в печку!
— Мы не можем принять эти деньги, Сергей Александрович. Я понимаю ваше хорошее расположение к нам, но это против моей совести....
Он только начал говорить, как улыбка матушки исчезла, она сразу поскучнела и, опустив глаза, стала выводить пальцем какие-то узоры на ветхой, застиранной скатерти.
— Извините, Петр Николаевич, что перебиваю, — оборвал я священника, — но вы сначала выслушайте мои условия. Эти деньги я разделил на три части. Из них три тысячи рублей я дарю Анастасии Никитичне ко дню ангела, который будет через три дня.
При моих словах матушка сначала округлила от удивления глаза, а потом смущенно и радостно заулыбалась.
— Еще тысяча семьсот рублей даю на ремонт церкви, дома и школы. Эту сумму распределите сами. Триста рублей на учебники, тетрадки, дрова. Короче все, что нужно для работы школы. Оставшиеся сто рублей, так и быть, отдайте сирым и голодным, — затем пододвинул стопку денег к его жене, умышленно давая понять этим жестом, что их распорядителем я назначаю его жену, и церковь в лице отца Елизария на них пусть не рассчитывает.
Пока священник с явным удивлением смотрел на меня, словно видел впервые, матушка, взяв деньги, вскочила... и вдруг заметалась по дому. Некоторое время я с некоторым удивлением я смотрел за ее метаниями туда-сюда, пока она не заметила, что я за ней наблюдаю, и не остановилась. Снова покраснела, потом неуверенно сказала: — Вы не смотрите на меня так, Сергей Александрович. У меня отродясь не было таких денег. Вот я и боюсь. Спрятать их хочу, но не знаю куда.
Меня эта наивная прямота, честно говоря, сильно позабавила. Под моей ухмылкой и улыбкой своего мужа она покраснела еще больше и теперь стояла растерянная, чуть ли не плача.
— Чем прятать, Анастасия Никитична, вы лучше сначала отложите сумму на покупки. Ведь не выдержите, завтра и пойдете покупать. Не так ли?
Она кивнула головой, потом подошла и присела к столу и мечтательно начала перечислять: — Нам столько много надо купить. Коле пальто пошьем хорошее, с бобровым воротником. Мне шубу купим. Белье постельное. Перину. Занавески надо сменить. Да дверь входную. На честном слове держится. А щели в ней такие, что ладонь просунуть можно. Так же мастера надо пригласить, что бы печь подправил, да дымоход почистил. Еще я наволочки на подушки видела с цветочками....
— И одеяло пышное, купеческое. Возляжете вы, Анастасия Никитична, на новые простыни с мужем, укроетесь новым пышным одеялом....
Лицо матушки снова залилось красной краской.
"Ну и что я такого сказал!".
Отец Елизарий тоже, похоже, смутился, потому что сразу последовал вопрос, уводящий от постельной темы:
— Сергей Александрович, откуда, если не секрет, у вас такие большие деньги появились?
— За одно хорошее дело дали, вот и раздаю хорошим людям.
— Гм. А вам самому, что деньги уже не нужны?
— Нужны, конечно. Только к чему этот допрос, отец Елизарий? Деньги честные. Из банка получены. Могу бумаги показать, если хотите.
— Извините меня. Это я так, полюбопытствовал.
— Когда ремонт думаете начать?
— По весне и начнем, только сейчас дверь заменим. В этом моя супруга права.
— И печь тоже, Петенька, а то дыма у нас иной раз полная горница. Не продохнуть.
— Вот и славно. А на второе у вас что, Анастасия Никитична?
Попадья, словно очнувшись, посмотрела меня, ойкнула и снова, в третий раз, покраснела: — Извините меня, ради бога, я совсем из-за этих денег голову потеряла! Сейчас! Сейчас все принесу!
— Щедрой вы души человек вы человек, Сергей Александрович, но и хитрый. Вон как все повернули.
— А вы что думали? Это вы у нас без хитрости, поэтому щи пустые хлебаете.
— Нельзя меня этим попрекать! Как я буду людям в глаза смотреть....
— Извините, но давайте все же прервем наш спор, потому как он бесполезен.
— Не бесполезен он! Но в одном вы правы: слова пусты, когда в душе нет веры в человеческую душу, полную искренности, доброты и жалости к ближнему своему.
Тут матушка поставила на стол тарелки с жареной картошкой и тушеными овощами.
— Кушайте, Сергей Александрович, на здоровье!
Перед тем как начать есть, я поинтересовался у священника:
— Сегодня, как я вижу, занятий в школе нет?
— Светлана Михайловна предупредила меня, что до конца этой неделе ее не будет. Болезнь сестры ее младшей затянулась, и она решила побыть с ней. Так что вы ее дома ищите.
— Так и сделаю.
Возвращаясь, домой из гостей, я вдруг вспомнил лихорадочные метания матушки по дому и невольно усмехнулся, затем мысли неожиданно перескочили на еще одно подобное мероприятие по вручению подарка, произошедшее в прошлую субботу.
Рано утром, я, как обычно, пришел на тренировку. Мастер, уже начавший разминку, кинул на меня обычный для него недовольный взгляд, который обозначал только одно: — Ты пришел вовремя, но мог бы прийти и раньше", но когда увидел, что я не стал раздеваться, а вместо этого направился к нему, нахмурился. Я встал перед ним, и чуть наклонив голову, подал сверток на вытянутых руках.
— Мастер, примите этот подарок в качестве моего признания и уважения.
Он взял сверток в руки. Я поднял голову. Уже догадавшись, что ему поднесли, японец развернул сверток. Разорванная упаковка упала на мат. Стоило Окато взять меч, как сквозь его бесстрастность пробилось какое-то чувство, схожее с волнением.
— Откуда у вас этот меч?!
Вопрос прояснил значение его взгляда. Он видел этот меч не впервые и, скорее всего, знал когда-то его хозяина. Пришлось коротко рассказать ему все то, что мне удалось узнать от хозяина антикварного магазина об этом мече. Когда я закончил рассказывать историю этого меча, Окато какое-то время, молча, смотрел мимо меня неподвижным взглядом, а потом словно очнувшись, неуловимым движением выхватил клинок, пробежал глазами по лезвию, потом таким же быстрым и ловким движением вернул его в ножны.
— Не думал, что именно таким образом узнаю о смерти своего врага. Это определенно знак судьбы!
При этом в его словах и в тоне не было радости, а какая-то скрытая печаль. Внутренние чувства мастера за все время нашего знакомства мне так до конца и не удалось постичь, поэтому мысль, появившаяся у меня в голове, была самой простой: мастер сожалеет о том, что не сам убил этого гада. Естественно, комментировать его я слова не стал и ожидал продолжения. Окато склонил голову в коротком поклоне, затем сказал:
— Ценю и принимаю уважение, которое вы хотели выказать этим подарком, но не сам меч. Он будет отослан семье погибшего! — с этими словами он аккуратно положил оружие на край мата, после чего резко выпрямился и уже жестким, командным тоном приказал: — Начали разминку!
Наступил день вручения наград. Махрицкий, не раз ходивший за линию фронта, награжденный именным оружием за храбрость, волновался как мальчишка. Он никак не рассчитывал на появление государя, а когда узнал от меня, что тот с моей подачи прибудет в батальон на торжество, то высказался о моем мальчишеском легкомыслии в соответствующих словах. Немного и я волновался, так как это была моя прямая идея создать часть специальных сил. И сейчас она была близка к логическому завершению. Весть о том, что в батальон приезжает государь быстро распространилась среди личного состава, лихорадя от возбуждения не только награждаемых солдат, но и всех остальных. Большая часть солдат, молодых крепких парней, еще так и не поняли, в какой части им предстоит служить, именно поэтому подполковник решил устроить показательные выступления.
Царь неожиданно прибыл на праздник не только с сыном, но и двумя старшими дочерьми. Вначале были гимнастические упражнения, затем пошли поединки на ружьях со штыками и рубка на саблях. Казаки конвойной сотни, попросив разрешение императора, также приняли участие в выступлении, тем самым еще более подстегнули усердие солдат Махрицкого. Затем было продемонстрировано метание ножей и стрельба с завязанными глазами. Причем все это делалось на грани фола, без подстраховки. Молодые, здоровые, тренированные парни выкладывались в полную силу, чтобы только увидеть на лицах юных цариц одобрение, а на губах улыбку. А вот сын Николая II, в силу своего возраста, более живо и эмоционально реагировал на выступления солдат, чем его старшие сестры. Кроме этого была разыграна сцена: "снятие часового", которую довольно профессионально изобразили бывшие охотники, которых сумел перетянуть к себе их бывший командир, а в самом конце дали маленькое театрализованное представление под названием "русский часовой". Тут в главной роли выступил я. Сюжет был весьма прост: русский парень, часовой, стоит на посту, а к нему крадутся турки. Одетый в солдатскую форму, с винтовкой, я стоял и делал вид, что оглядываю окрестности. Спустя минуту, за моей спиной появились турки и, увидев часового, начали осторожно подкрадываться ко мне. Все в красных мундирах и черных фесках, с приклеенными черными бородами и кривыми саблями. Перед тем как напасть, главный турок, показал жестом, проводя несколько раз рукой по горлу, что они сейчас русского будут резать. При этом жесте его солдаты начинают злобно ухмыляться, после чего они навалились на меня всей толпой и отобрали винтовку, после чего двое из солдат схватили меня за руки, а главный турок достал саблю, чтобы отрубить голову. Но не тут-то было! В следующий миг русский богатырь сталкивает двух турок, вцепившихся в его руки, лбами и они с криками падают на землю. Турецкий офицер, изображая испуг, отпрыгивает в сторону, но уже в следующую секунду тычет в меня саблей, как бы приказывая своим подчиненным схватить меня. Те кидаются ко мне и тут же валятся на землю, сбитые мощными ударами. Когда последний турецкий солдат падает на землю, на меня с саблей кидается офицер. Поднырнув под удар, я перехватываю кисть и выкручиваю ее так, что турок поневоле становиться на колени, после чего обрушиваю ему на голову мощный удар. Всю последнюю неделю мы с полной отдачей тренировали этот бой и, судя по восторженным выкрикам и аплодисментам, наши тренировки не прошли даром. Потом я подобрал винтовку и повел побитых и унылых турок под конвоем в русский лагерь. Этим представлением мы закончили спортивную часть праздника, после чего перешли к торжественной его части. Медаль за отвагу, полученная из рук императора — это награда вдвойне! Впрочем, награда действительно оказалась двойной, причем она коснулась уже не отдельных солдат и офицеров, а всего батальона. Перед выстроенным личным составом государь еще раз поблагодарил людей за их ратный труд, после чего был зачитан указ, в котором говорилось, что батальон развертывается в полк, и получает официальное название: Первый ударный полк особого назначения. И сразу над плацем прокатился мощный троекратный русский победный клич: — Урра-а-а!!
