Нам известно, что т.н. "греческий огонь" изобрел маг Каллиник во второй половине 600х годов. (Маг — или как говорили греки "магос" — это, собственно тот, кто делает магию. Но для античных эллинов и их интеллектуальных восприемников, слово магия было не только синонимом всяких мумбо-юмбо, гаданий приворотов, бабко-ванг, битв экстрасенсов, и прочей дичи. Слово "магия" происходит от древнего общего прото-индоевропейского корня "магх", что значит — "имеющий возможность сделать". Этот корень "магх" сохранился в нашем русском языке в словах "могущий", и "могучий". Древние греки из этого корня вывели слово "магике", что опять же означало "искусство сделать что-то". Так называли, в частности, талантливых ученых и инженеров. (Ежели кто из читателей заглядывает в забавную литературную вселенную Ворхаммер 40000, и удивляется, почему там механики-технари носят титул "магос" — так вот именно поэтому...). Древние римляне позаимствовали это греческое слово "магике" в латынь. Они видели в этом корне созвучие со словом "магна" — что значит, "большая""великая". И со временем, у римлян слово "магия" стало ассоциироваться с чем-то большим, превосходящим понимание обычного человека. Например — с колдунством и мумбо-юмбо. Так мы и получили слово "магия", в нашем современном смысле. Интересно, что и в русском языке слова "чудо" и "кудесник", вовсе не означают изначально неких сверхъестественных сил. Чудкуд, это нечто непрямое, завитое, изогнутое, — то есть достижение результата не прямым, а каким-то хитрым обходным путем, нам непонятным. Ну и стоит вспомнить здесь "третий закон" писателя-фантаста Артура-Кларка: — "любая достаточно развитая технология неотличима от магии"(С).
О чем это мы? А, да. Маг-инженер Калиник. Значит, он изобрел греческий огонь, который представлял собой огнесмесь, видимо на основе "нафты" (нефти), которые Ромеи добывали на берегах черного моря. Смесь эта (видимо) выбрасывалась пневмоударом за счет давления созданного заранее накачиванием через меха. Состав смеси считался ужасным ромейским секретом, и был таков, что смесь эта липла ко всему на что попала, и даже не гасла на воде. Летела огнеструя таких сифонов примерно на три десятка метров. Греческий огонь помог римлянам ослабить морской натиск арабов, несколько раз поджарив их флот в барбекю. Пострадали от греческого огня и наши славные славянские предки, когда приезжали целым флотом пошуровать вокруг Царьграда.
Но в основном, греческий огонь несколько сот лет использовался со стационарных установок, на судах, и иногда на повозках. Лев IV же в своем трактате скромно подчеркивает, что именно он изобрел переносной вариант огнемета-пиросифона. Трудно сказать, что он имеет в виду под этим утверждением. Как император он мог просто "высказать идею", над которой потом потели инженеры и мастера. Но может быть, как интеллектуал, он даже сделал набросок чертежа.
В любом случае, применение подобных ручных огнеметов было довольно ограниченным. Смесь из такой машины выбрасывалась толчком ручного насоса, и потому, согласно современным реконструкциям, летела метра на три, (ну может на пять у неимоверно резкого и могучего насососжимателя-чемпиона). Да и сколько таких сифонов могли производить имперские мастерские при тогдашних технологиях?.. Как доставлялась централизованно изготовлявшаяся смесь в войска?.. Такая штука могла повергнуть в паническое бегство войско каких-то уж совсем невежественных варваров, чисто за счет психологического эффекта; но не более нескольких раз, — человек ко всему привыкает. Тем не менее, при грамотном применении подобное оружие могло оказывать реальную практическую пользу. Фукнуть из своего строя в строй врагов, и прорвать его, пока те пляшут, сбивая пламя со штанов и щитов... Быстро пожечь телегу "карагона", или деревянную осадную башню врага... Окатить парус и снасти вражеского корабля, который проходит вплотную с имперским дромоном... Хотя заполненный огнесмесью хрупкий горшок с фитилем, мог послужить зажигательным средством не менее эффективным, а может даже и более дальнобойным, чем ручной пиросифон, но император Лев явно порадовал и себя и современников тем, что римское войско использовало "каттин эдж текнолоджи", и было, так сказать, на самом острие технического прогресса. Все это оставило заметный след в сознании современников и потомков, и мы неоднократно видим изображения "ужасного греческого огня", в.т.ч и из ручных огнеметов. Ну а наш мир, благодаря Льву IV стал несколько богаче. Средневековые римские огнеметчики, — это круто, и по-хорошему рвет шаблон.
Рис. Рисунок из ватиканского кодекса, — "хиропиросифон" (в буквальном переводе "ручноогненасос"; греки как немцы, любят составить одно слово из 15-20ти), он же "пирекболос" (огнеброс), — ручной огнемет.
Перейдем к ромейской кавалерии.
Кавалеристы, так же как и пехота, разнятся по качеству снаряжения. Отборные бойцы носят панциры до лодыжек (вспомните рисунок африканского конника выше). Используются панцири-клинбанионы. Броня может быть металлической, роговой, кожаной, или из набитой ткани. Флажки на плечах присутствуют. Так же как пехота используются наручихиропселлы и поножиподопселлы, из железа или дерева. У более богатых всадников голову защищает "полный" шлем, а у тех что попроще шлем с кольчужной защитой шеи. Шлемы украшены султанами-туфионами. На каждой лошади должны быть футляры для перевозки брони в снятом виде, чтобы бойцы могли не утомляться в походе. Под броней на пехотинце одет более длинный чем у пехотинца (х)имматий, закрывающий колени. Верхние накидки должны свободно одеваться поверх доспехов и лука, чтобы защитить их от влаги, и скрывать до срока блеск доспеха от врагов.
Кони отборных бойцов защищаются налобниками и нагрудниками, и нашейниками из железа либо войлока. У наиболее богатых конь прикрыт не только с фронтальной проекции, но защищен и с боков седельными привесами. Так же как и в прошлое время на конской сбруе укреплены несколько султанов, на лбу, под подбородком, и пара сзади.
Вооружены кавалеристы спатионами "ромейского типа", а также более длинными "паромирионами" (буквально, — "прибедренниками", носимыми при бедре), которые представляют собой длинный однолезвийный палаш. Также всем конным стратиотам следует иметь двустороннюю тзикурию, одна сторона которой будет иметь вид удлиненного и заостренного спатиона. Тзикурия возится у седла в специальном футляре.
Каждый, кто умеет стрелять из лука возит с собой токсофаретру с 30-40 стрелами, и футляром для лука, куда тот помещается в натянутом виде. Новобранцы, еще не умеющие стрелять из лука должны быть вооружены копьем и полным щитом.
Копий у каждого кавалериста должно быть два, с ремнями для перевозки за спиной. Оба могут использоваться и как метательные. На древках их все также укрепляются флажки-фламулы, которые снимаются непосредственно перед сражением. При возможности коннику, еще неплохо иметь при себя два дротика-риктариона.
Так же среди экипировки, в обязательном порядке, присутствует аркан, хотя его сфера применения не описана. Из других ромейских свидетельств, и аналогии с другими народами, мы знаем, что аркан мог быть использован при индивидуальных поединках, чтобы свалить противника с коня, а потом добить его. Естественно, он использовался и при взятии противника живым, например, если нужно было "взять языка" (это выражение, так прижившееся в русском языке, мы как раз позаимствовали у восточных римлян). Арканом можно было поймать лошадь, или иного нужного живым зверя. Использовался ли аркан, чтобы выхватить вражеского бойца из строя? Может быть, такое и проворачивали отдельные удальцы. Но дело это чрезвычайно рискованное, где одиночка противостоит коллективу, где взятому в петлю, могут успеть прийти на помощь товарищи, и еще не ясно, кто кого перетянет... Аркан крепился к седлу, и просто сбросить его, если владельца аркана начинали перетягивать, при полностью распущенном, натянувшемся аркане — было уже нельзя; его можно было только отрезать, пока тебя вместе с конем не подтащили к себе гостеприимные вражеские воины... Вообще же, аркан уже долгие века был известен римской кавалерии. Упоминания о аркане вы встречаем еще в 6ом веке, когда историк Иоанн Малала (ок. 491-578) упоминает его как принадлежность готских всадников. Арканами велколепно владели и персы, с которыми римляне столкнулись еще раньше. Так что вопрос только в том, с какого момента сами римляне начали применять аркан массово.
Как видно из описания, (которое в подавляющей части скопировано из стратегикона Маврикия), римская кавалерия представляет собой любопытное зрелище. Несмотря на то, что уже больше пары сотен лет в римской армии существуют стремена, копье все еще является не только оружием таранного удара, но при случае и метательным оружием. Все вооружены разным тяжелым оружием ближнего боя. Длинный палаш, клевцы-чеканы, и тяжелая двусторонняя, — нам не вполне понятна её точная форма — "секира". Это позволяет эффективно драться с тяжелой конницей противника, и наводить ужас на пехоту. Акцент автора (и Маврикия, которого он копирует), что полными щитами вооружаются передовые бойцы, и новички, которые не умеют стрелять из лука, показывает, что прочие иногда используют меньшие щиты, или не используют их вообще.
Здесь конечно есть определенная хитрая зависимость, так как обычно отказ от большого щита возможен только при общем хорошем доспехе, эффективно защищающем тело. (То, что мы увидим впоследствии и рыцарей позднего средневековья, когда улучшение нательной брони сделает щит почти ненужным). Но в означенное время доспехи еще не достигли подобной степени совершенства. В сочинениях Льва Диакона — (жил несколько позже Льва-императора, активные годы жизни во второй половине десятого века), — мы читаем о том, как Никифор Фока, и патрикий Петр (евнух, кстати), ухватив копье двумя руками, на полном скаку пронзали защищенных кольчужными панцирями врагов насквозь. То есть среднестатистическая, распространенная тогда защита, от акцентированного копейного удара никак не спасала. Правда здесь начиналась игра в "камни-ножницы-бумага", когда взятие копья двумя руками давало тебе более длинный отрезок копья, выставленный перед собой и более мощный удар за счет плотного удержания, но одновременно лишало тебя возможности пользоваться большим щитом, что в свою очередь уменьшало твою собственную защиту. Судя по всему, ромеи, до некоторой степени, компенсировали несовершенство тогдашнего снаряжения дисциплиной и строем, когда первые ряды атаковали со щитами, а относительно защищенные ими последующие ряды могли взять копья двумя руками, увеличивая силу и досягаемость удара в промежутках между передовым "ярмом".
В одном из своих исторических экскурсов, в трактате, автор делает ремарку, что прежде, в прошлом, всадники-катафракты делились на два класса: "тхюрофорои" (щитоносцы) и "доратофорои" (копьеносцы). То есть одни вооружались большим щитом-тхюройтурой и одноручным копьем, а вторые более длинным и мощным копьем, которое они держали двумя руками, и которое здесь названо древним и общим названием копья "дору". (Судя по тому, что мы описали выше, подобное разделение, может быть, только, называемое другими терминами, сохранялось и с современной Льву кавалерии). В другом месте автор уточняет, что древние катафракты называли свои копья "лонхами", а сейчас такие копья зовут "менаулами".
Слово "лонха", мы встречаем в греческом с древности в видах "лонха" (логха), как довольно общее название копья, и "лонхарион", "лонхипис", как его уменьшительные. "МанаулионМенавлион" же, это криво перенятое греками латинское слово "венабулум", которое изначально означало охотничье копьедротик. (От латинского "вэнор" — охота, как уже описано выше). Слово венабулум, мы встречаем еще у Вегеция, как одно из название метательных дротиков римских легионеров. Но у грекоязычных ромеев, к 9-10му веку, венабулум-менаулион уже переосмыслялось, через охоту, не как легкий охотничий дротик, а видимо как тяжелая охотничья рогатина. Поэтому такое название получает тяжелое кавалерийское, а затем, позже, и пехотное, копье. (В смысле тяжелого двуручного пехотного копья для борьбы с кавалерией, термин менаулион начнет встречаться несколько позже, примерно в последней трети десятого века, как оружие специально выделенных бойцов-"антикавалеристов", называемых "манаулатои").
Теперь перейдем к описанной в тактике Льва штатной организации.
Низовой основной войска является уже упомянутая "акиа" (близостьродня). То есть сменивший прежней название лохос, — цепочка воинов в глубину строя. Автор несколько невнятно излагает о численности акии в разных местах трактата, в духе, что вообще её численность может быть от 4 до 16 человек, а в другом месте её средняя численность означена в 5-10 человек. Открывается ларчик просто, стоит нам вспомнить, что автор пишет обобщенно и о пехоте и о кавалерии. Дополним это тем, что уже многие века римские подразделения специально не делают единой численности, и мы понимаем границы такого разброса. Идеальной глубиной пехотного строя (и лохаакии соответственно), веками считались 16 человек, в то время как самых завалящих кавалеристов не ставили более 10, а если они хороши, и того меньше, 7-8ч. Максимальным для кавалерии Лев называет глубину строя в 10 человек; и то, это войско больше 12 тысяч, при меньшем общем числе — 5 человек. А потом, воспроизводя Маврикия, Лев пишет, что глубина кавалерийского строя более 4х конников бесполезна, с точки зрения их непосредственного участия в атаке. Таким образом, условно(!) 4-10 это численность акии кавалеристов, а 10-16 — пехотинцев.
При всех оговорках, на частные случаи, разница с прежним временем, похоже в том, что при Маврикии разброс в численности лоха был меньшим, и разность численности более высоких организационных единиц происходила из разного количества включенных в них лохов. При Льве же сами низовые лохи-аки начинают сильно болтаться в численности, видимо от фемы к феме, от подразделения к подразделению.
Акиа, как правило, составляла подразделение, которое все так же называется "декархиа" (дестятконачалиедесяток), — сколько бы реально солдат не было под этим условным названием. Командует её декархис. Он же "примос" (первый) и "протостатос" (первостоящий).
И как прежде "декархиа" делится на два "пентархии" (пятерконачалиипятерки). Одной командует сам декархис. Второй — "пентархис" (пятерконачальник).
Как и в прежнее время, дополнительным условным делением "декархии" является т.н. "контуверион" (со-палатка). То есть, если декархиа, реальной численностью в 16 человек, делится на две пентархии (по 8мь) — то каждая из этих пентархий составляет отдельный контуверион. каждый из которых, условно спал в своем походном шатре. Как мы понимаем, название контуверион тоже условно, так как палатки и шатры — все эти тенты и тубы, — могли быть разными, и не обязательно весь контуверион помещался в одном шатре, это просто происхождение названия. Однако, контуверион это действительно та единица, которая вместе ест, вместе спит, имеет общий кош на еду, и сплавляется общим бытом.
