— У вас все шансы не только разбить отряд генерала Бебутова, но и сокрушить все могущество русских на Кавказе. Сейчас у них мало сил для обороны Закавказья и вряд ли русский царь сможет отправить дополнительный военный контингент в этом году. Как сообщают наши агенты из Петербурга, он ведет активные переговоры с персидским шахом, усиленно подбивая его напасть на земли Западной Армении и тем самым отвлечь на себя часть ваших сил. Пока между ними идет торг, вам надо успеть разбить Бебутова, ударить по Тифлису и, захватив его положить конец присутствию русских на Кавказе.
— Наверняка русские хорошо укрепили Тифлис и его можно успешно оборонять небольшими силами. К тому же, на его защиту встанет грузинская милиция и добровольцы — высказал опасение Ахмет-паша, но Слейтон быстро развеял его опасения.
— Не беспокойтесь, — снисходительно усмехнулся британец. — По моим сведениям, на Тифлис уже двинул свои многотысячные войска дагестанский горец Шамиль. Со дня на день он должен приблизиться к городку Закаталы и захватить его, после чего пойдет на Тифлис. Ударом с двух сторон грузинскую столицу будет легко захватить, в этом не стоит сомневаться.
Британские планы действительно имели в себе реальное зерно и имели все шансы на реализацию, но они вдребезги разбились об отвагу и смелость русских солдата генерала Бебутова. В сражении с Ахмет-пашой, они наголову разгромили своего противника и сорвали все его коварные планы.
И вновь, как в сражении под Ахалцых, все дело решила не многочасовая артиллерийская дуэль пушечных батарей, а стремительный штыковой удар русской пехоты. Не добившись успехов при обстреле позиций врага, Бебутов приказал атаковать правый фланг противника и добился серьезных успехом.
Попав под удар, турецкие солдаты заколебались и стали отступать. Окончательный разгром врага произошел после того как по турецкому флангу ударил драгунский дивизион, что привело к паническому бегству противника.
Пытаясь выровнять и спасти положение, Ахмет-паша бросил на правый фланг русских курдскую кавалерию, ставя ей задачу разгром солдат князя Чавчавадзе. В массе своей, эти всадники значительно превосходили русских, но это не дало им большого преимущества.
Построившись в каре, русские солдаты не только при помощи ружей и картечи, отразили все атаки противника, но и обратили в бегство все их войско. Победителям достался весь лагерь противника, вместе со всем снаряжением, припасами, пушками и амуницией.
Напуганные турки отступили и заперлись в Карсе, больше не помышляя о набегах на земли империи. Победы были полными, громкими и звучными, но они, ни в какой мере не могли сравниться с той, что Черноморский флот одержал над турецкими кораблями под Синопом.
С самого начала боевых действий, черноморцы под командованием Нахимова отличились тем, что смогли быстро и без потерь перебросить два полка из Крыма на кавказское побережье Черного моря для усиления Кавказской армии. Действия моряков были очень своевременны и прибывшие полки одним своим присутствием если не сорвали наступательные планы врага, то внесли в них существенные изменения.
Обеспокоенный тем, что высаженный турками десант с берегов Анатолии полностью уничтожил русский береговой пост Св.Николая, князь Меншиков отдал приказ о выходе кораблей Черноморского флота в море, для недопущения переброски турками нового десанта в район Поти и Сухуми.
Услышав повеление светлейшего князя, вице-адмирал Нахимов очень обрадовался. Возможность выхода в море флота он решил использовать не столько для срыва перевозок войск противника сколько для уничтожения вражеского флота. В этом была принципиальная разница между настоящим моряком и флотоводцем и человеком, который только числился начальником морского ведомства, но дальше своего кабинета флотской работы нисколько не знал, и знать не хотел.
Выведя в море все корабли Черноморского флота, Нахимов двинулся на поиски кораблей противника и в самом конце ноября нашел турецкий флот под командованием Осман-паши в бухте Синопа.
Общая численность кораблей противника составляла внушительную силу. Она равнялась семи фрегатам, трем корветам и двум пароходам, которые вызывали у Павла Степановича особую тревогу. Имея под своим командованием шесть линейных кораблей и два фрегата, Нахимов превосходил по огневой мощи не только вражеские корабли, но и береговые батареи Синопа. Однако маневренность пароходов, вооруженных двумя десятками пушек, открывала им большие перспективы в борьбе с крупными, малоповоротными линейными кораблями.
Командуй этими кораблями командир по духу и смелости подобный самому Нахимову или кому-нибудь из его капитанам, исход Синопского сражения мог бы быть иным, как по результату, так и по потерям. Однако самым главным пароходом турок командовал англичанин Слейтон, для которого интересы турецкого адмирала и его собственные были совершенно разными.
Увидев местоположение вражеского флота, Нахимов целый день провел в маневрах возле Синопа, ожидая подхода отряда контр-адмирала Новосильского. Когда же соединение флота состоялось, Нахимов отдал приказ об атаке кораблей противника.
Согласно диспозиции флотоводца, основной удар наносил его отряд в составе линейных кораблей 'Императрица Мария', 'Чесма' и 'Ростислав', чьи орудия были направлены на главные силы врага с флагманом турок 'Аунни-Аллах' под флагом Осман-паши.
Вторая колонна кораблей под командованием Новосильского 'Париж', 'Великий князь Константин', 'Три святителя' должны были вести борьбу с береговыми батареями противника. Фрегаты 'Кагул' и 'Кулевчи' получили от Нахимова специальное задание, заключающееся в борьбе исключительно с пароходами противника.
Следуя излюбленной тактике адмирала, ведения огня с близкой дистанции, русские корабли построились двумя колоннами и устремились прямо под дула пушек турецких кораблей и батарей, не производя ни единого выстрела.
Подобное поведение вызвало откровенное удивление, и даже суеверный ужас у турецких моряков.
— Аллах повредил разум у неверных, отдавая их полностью в наши руки! — радостно воскликнул турецкий адмирал и отдал приказ об открытии огня. Град ядер и бомб обрушились на русские корабли, упрямо шествовавшие к тому месту в Синопской бухте, что определил им в своей диспозиции адмирал Нахимов.
Главной целью вражеских канониров стал флагман 'Императрица Мария' идущий во главе первой колонны и на чьих шканцах стоял адмирал Нахимов. Стоял спокойно и величаво, демонстрируя всем офицером и матросам корабля бесстрашие и полную уверенность в грядущей победе.
— А стрелки у них скверные, — с легким осуждением говорил адмирал, констатируя результаты стрельбы турок. — Наши орлы канониры давно бы либо мачту сбили, либо пожар вызвали, а так только один такелаж и рангоут треплют.
— Побойтесь бога, Павел Степанович! — взмолились стоявшие рядом с адмиралом офицеры. Не ровен час прилетит ядро и ранит вас!
— От шальной пули и ядра никто не застрахован, а стрелять надо лучше — не согласился Нахимов и его слова быстро обрели свое подтверждение. Выйдя на свою излюбленную дистанцию боя, 'Императрица Мария' открыла огонь по 'Аунни-Аллах'. По русскому флагману в этот момент вели огонь не только орудия турецкого фрегата и береговых батарей, но и стоявшего рядом фрегата 'Фазли-Аллах'.
Все они изрыгали на 'Императрицу Марию' поток ядер, но ничто не могло помешать русскому линейному кораблю, одержать победу. Уже после его второго залпа на турецком флагмане начался пожар, а после четвертого была сбита грот-мачта. С громким грохотом обрушилась она на мостик фрегата, накрыв своими парусами находившегося там Осман-пашу и сопровождавших его офицеров.
Крик ужаса прокатился по кораблям турецкой эскадры. Никто не знал, жив турецкий адмирал или нет, но сам факт падения в морские волны его знамя, стал предвестником надвигающейся катастрофы. С этого момента каждый корабль вел самостоятельную борьбу с русским флотом. С этого момента каждый капитан был предоставлен самому себе и принимал решение исходя из собственной оценки обстановки.
Турецкий флот был потрясен несчастьем с 'Аунни-Аллах', чьи борта все сильнее и сильнее охватывали языки пламени разгорающегося пожара. Однако ни о какой панике в этот момент говорить не приходилось. Подобно хищнику, что был загнан в угол и прижат к стене, турецкие корабли оказывали яростное сопротивление, стремясь подороже продать врагу свои жизни.
Именно в этот момент одно из вражеских ядер угодило в деревянное ограждение на шканцах и пронеслось в нескольких сантиметрах от Нахимова, обдав русского адмирала градом щепок.
Угроза жизни адмирала была страшной, но он ничуть не изменился, заглянув в глаза смерти. Продолжая наблюдать за боем, он только недовольно стряхнул впившуюся в рукав щепку и произнес: — Однако! — вкладывая в это слово массу всевозможных оттенков.
— Молодцы на 'Константине!', как трепят 'Навек-Бахри', любо дорого смотреть! — адмирал в восторге ткнул трубой в сторону вражеского фрегата, который в этот момент взорвался, получив прямое попадание в пороховой погреб.
— Виват Истомин! А что наши канониры!? — Павел Степанович с азартом посмотрел на турецкий флагман, но тот продолжал упрямо цепляться за жизнь. Лишившись мачты, объятый пожаром, он покинул свое место в бою и выбросился на берег.
Едва только борт корабль врезался в песок, как его команда дружно обратилась в бегство. Вместе с матросами, флагман в спешке покинули и офицеры, бросив на произвол судьбы раненого Осман-пашу.
Словно пытаясь реабилитироваться перед любимым адмиралам, канониры 'Марии' обрушились на 'Фазли-Аллах', на котором уже после первого залпа были сбиты многие паруса и возник пожар.
— Да это наш бывший 'Рафаил'! — воскликнул Нахимов, указывая на 'Фазли-Аллах'. — Бейте его ребята изменника! Такие корабли в плен не брать! Нам трусы не нужны!
И выполняя наказ командира, пушкари флагмана за считанные минуты вычеркнули фрегат 'Фазли-Аллах' из состава турецкого флота. Объятый пламенем он погрузился на мелководье и к концу дня сгорел дотла.
Такая же участь постигла и другие корабли османского правителя. 'Великий князь Константин' и 'Париж' метким огнем уничтожили несколько фрегатов и корветов противника. Все они или погибли от взрывов пороховых погребов, или выбросились на берег, спасая свои драгоценные жизни.
Оставшиеся линейные корабли 'Чесма', 'Ростислав' и 'Три святителя' вели борьбу с береговыми батареями противника. Имея значительный орудийный перевес над противником, русские корабли медленно, но верно привели их к полному молчанию.
Когда к Синопской битве подошел отряд пароходофрегатов под командованием вице-адмирала Корнилова, сражение уже была выиграно. На их долю досталась лишь борьба с двумя береговыми батареями, которые они быстро уничтожили огнем своих орудий.
Не остались без дела и два фрегата 'Кагул' и 'Кулевчи', что на протяжении всего боя готовились отразить нападение турецких пароходов на корабли черноморцев. Несмотря на преимущество неприятеля в скорости, они были готовы закрыть собой путь врагу, но этого не понадобилось. Британских капитан 'Таифа' предпочел бежать с поля боя, чем попытаться нанести урон русским кораблям благодаря быстрому ходу своего судна.
Второй турецкий пароход 'Эркиле' попытался прорваться вслед за 'храбрым' Слейтоном, но был потоплен огнем русских фрегатов.
От многочисленных взрывов и пожаров, что возникли на борту турецких кораблей, вся Синопская бухта была объята пламенем и дымом. Языки огня были такими сильными и мощными, что дувший с моря ветер перекинул искры на берег и вскоре весь город запылал.
Для спасения Синопа от огня, Нахимов приказал отправить на берег матросов с кораблей и победители, пришли на помощь побежденным. Вместе с горожанами они весь день и всю ночь тушили пожары и оказывали помощь раненым и пострадавшим от обстрела.
В числе их оказался и турецкий адмирал, которого с горящего корабля сняли русские матросы. Превознемогая боль в раненой ноге, Осман-паша отдал Нахимову свою саблю и признал себя побежденным.
Синопская битва потрясла Европу, но англичане не были бы самими собой, если бы, не сумели извлечь выгоду из чужого горя. Уже на другой день после известия от русской победы, Лондон и Париж лицемерно заявили, что русский медведь не сегодня-завтра захватит беззащитный Стамбул, и громогласно объявили, что готовы защищать Турцию всеми своими силами.
После гибели флота турецкий султан был готов от страха целовать руки своим европейским 'спасителям', которые пользуясь моментом, ввели свои корабли сначала в Мраморное, а затем и в Черное море.
Появление военного флота третьей державы в Черном море противоречило всем договорам по проливам. Это вызвало бурный протест Петербурга, который ведущие страны Европы нагло проигнорировали. Англичане и французы по причине открытой 'русской угрозы' Босфору и Дарданеллам, а австрийцы, по причине введения русских войск в Дунайские княжества.
Приближался момент истины, который должен был назвать друзей и врагов Российской империи на континенте.
Глава IV. Сговор императоров.
Для канцлера Нессельроде, новый 1854 год, был самым черным годом в его длинном списке беспорочного служения государю императору. И дело было совсем не в том, что какой-то ловкий царедворец стал подкапываться под Карла Васильевича. За долгое время своей карьеры он извел всех потенциальных конкурентов за право шептать в ухо императору. Просто Нессельроде пожинал обильные плоды 'черной' неблагодарности, на ниве, которая была самой любимой русским канцлером, на которой он трудился не покладая рук, не зная усталость. И называлась эта нива — дипломатией, а если быть точным, дипломатические отношения с венским двором.
Не было в истории русских дипломатических отношений с Австрийской империей человека, который столько сделал для правителей Вены, чем Карл Васильевич Нессельроде. Денно и нощно, подобно рабу на галерах трудился канцлер по сближению Российской империи с Австрией и Пруссией. Этой навязчивой идеи было посвящено само существование Карла Васильевича, видевшего в союзе трех императоров залог и процветание русского государства.
Страсть по реализации этого проекта была столь поглощающая, что ради его осуществления Нессельроде был готов пожертвовать многим, в том числе и интересами государства, которое он представлял.
Когда в конце сороковых годов вспыхнули революционные события в Австрии и Пруссии, здравый смысл подсказывал, что Россия не должна вмешиваться в события в соседних государствах. Память о Венском конгрессе, на котором победительница Наполеона оказалась в полной изоляции вчерашних союзников, просто взывала к этому.
Господь Бог воздал по заслугам изменчивым австрийцам и пруссакам и русский император должен был приказать поставить кресло в ложе, из которой было бы удобно наблюдать за развалом соседей. И в нужный момент, когда все рухнет, объявить свои исконные права на Галицию, если повезет, то и на Восточную Пруссию и ввести на эту территорию свои войска.
