Фанфик на "Князь Барбашин"

И находившийся в каком-то, удивившего его самого неистовстве, Андрей был готов отдать такой приказ. И плевать, что потом придётся отвечать за содеянное, отбрешется. Да и родичи заступятся. Но спасение дорожного хама пришло оттуда, откуда совсем не ждали. Из сгрудившейся в стороне толпы, с любопытством наблюдавшей за происходящим, вынырнул какой-то молодой парень в простых портах и рубахе, и, схватив барбашинского коня под уздцы, быстро заговорил, почти закричал:

— Не сотвори сего князь, негоже это, русским русскую же кровь проливать!

Как холодной водой окатил! Ярость если и не утихла, но спала. Посмотрел на рыжего. Тот весь скукожился, весь из себя бледный. Ну, прямо, побитая собака. Тьфу, даже саблю марать о такого не хочется.

— Ты, чьих будешь, отрок? — голос у Андрея звучал ровно, уже без гнева, и от этого мальчишка почувствовал себя уверенней.

— Фёдор я, Степанов сын Колычев.

Да чтоб тебя! Фамилия известная, и пусть не княжеская, но по влиянию и деньгам с иными княжескими родами поспорит. То-то малец вёл себя на дороге, как мажор на подаренном отцом новеньком "Майбахе". Оно и хорошо, что остановился, не стал убивать мальчишку. Колычевы против Шуйских, конечно, мелковаты будут, но по случаю подгадить могут. Так что лучше таких врагов за спиной не иметь. Одних Сабуровых более чем достаточно.

— Ну, что же ты Федя, отца своего позоришь, плетью бездельно машешь, добрых людей хлещешь?

— Бес попутал, княже, — лицо мальчишки, понявшего, что опасность миновала, стало обретать нормальный цвет. — Нижайше прощение за обиду, невольно мной учинённую прошу.

— Ну да бог с тобой, на первый раз прощаю, иди с миром. Да, вот его поблагодари! — и, махнув рукой, Андрей повернулся к еще стоявшему около его коня заступившегося за мальчишку детине. На вид лет двадцать, под рубахой видная крепкая мускулатура. Не такая, как у перекаченных и стероидных культуристов в его прошлом (или будущем, поди разберись, как правильно), а настоящая атлетическая фигура человека привыкшего к постоянным физическим нагрузкам, при этом нормально питающегося, и не только растительной пищей. Интересный экземпляр. Явно простолюдин, но на простого крестьянина не походил. Купеческий сын? Но почему тогда в простой крестьянской одежде? Купцы, не менее дворян, любят приодеться.

А рыжий, как ни странно, приятно удивил. И действительно выразил тому свою благодарность, после чего, вместе со своими дружками, поспешил удалиться. Наверное, не всё для него потеряно. Ну да ладно, теперь и его очередь.

— Ну, спасибо тебе добрый человек, что не дал грех кровопролития совершить. Как хоть звать тебя?

Детина пару раз недоумённо моргнул, не ожидая такой вежливости к себе от представителя высшей аристократии, но быстро взял себя в руки.

— Михайло меня назвали, по отцу Василием. Поморцы мы.

К его удивлению, князь на эти слова отреагировал как-то странно.

— Вот как? — неожиданно развеселился он. — А семья твоя не Ломоносовы случаем будут?

От изумления у Михайло чуть челюсть не отвисла. Отец с братьями кормщики в Холмогорах известные, но вот чтобы о них даже в Москве слышали!

— Не-а, Ломаным носом это только моего дядьку Игната зовут, ему лет десять назад в драке нос сломали, так и ходит с тех пор. А так, Мишаниными нас кличут.

— Твою же, дивизию! — Андрей чуть с коня не сверзился после этих слов. Вот уж совпадение, так совпадение. Хотя, в жизни чего только не бывает.

— А в Москве, что же ты забыл Михайло? От Холмогор она далече.

— Учиться я шёл, князь. Слышал, что в Москве открыл митрополит особую школу, вот и хотел туда на обучение податься.

О какой школе идёт речь, Андрей понял сразу, сам руку приложил к её появлению. Решил Варлаам после Собора создать при своём дворе своего рода "курсы повышения квалификации" для священников. На полноценную духовную школу она пока не тянула — не хватало грамотных учителей, о чём у митрополита постоянно болела голова. Даже к константинопольскому патриарху Феолепту I в прошлом году посланцев отправил вместе с великокняжеским послом к султану Третьяком Губиным, просить греков прислать "маистров", но пока ответа не получил. Впрочем, если "духовная" часть обучения и страдала неполнотой, то её "светская" часть действительно давала неплохие, разумеется, в сравнении с имеющимся ныне в мире уровнем, знания. В чём была немалая заслуга и князя Барбашина. Кто бы мог подумать, то, что в обыкновенной советской школе считалось всего лишь программой обучения начальных классов, тут часто представляет собой буквально откровения даже для взрослых и учёных людей. Достаточно вспомнить, как он буквально "на пальцах" объяснял школьному живописцу, решившемуся, с благословления митрополита, писать не в принятом на Руси иконописном стиле, а в новой "немецкой" манере, понятия перспективы и невозможных фигур. Так тот от такого чуть не впал в полукататоническое состояние. Жаль, только придётся этого парня всё же разочаровать.

— А грамоте ты хоть учён, Михайло Васильев сын?

— А как же! — парень даже, как показалось, обиделся за такой вопрос. — Два года у нашего попа отучился. Чтение, письмо, счёт знаю. Святое писание наизусть выучил, меня отец Досифей иногда вместо себя читать в церкви ставил, стар он уже, голос не тот. Ежели худо ему бывало, так поставит меня, листы предо мной положит и говорит, читай Мишка. А я-то, что, всё и по памяти помню.

— Надо же, а чего в священники не пошёл?

— Не лежит у меня к этому делу душа, князь, — выдохнул парень, — вот и пошёл в Москву, как про школу услыхал.

— Хм, боюсь огорчить тебя, школа такая и имеется, но берут в неё в науку только детей поповских, кои по окончании её, служению богу себя посвятить готовы.

Парень задумчиво почесал затылок, а потом махнул рукой.

— Не страшно, скажу, что попович. Кто проверит?

Стоявшие за спиной Андрея спутники аж прыснули от смеха, да и он сам с трудом удержался, чтобы не засмеяться от такой непосредственности нового знакомого. Но хватит лясы точить, уже скоро вечер, а ещё надо до своего подворья засветло добраться.

— Ну, бывай Михайло из Холмогор, удачи тебе.

— И тебе князь, скатертью дорога. Спасибо на добром слове, — и развернувшись, парень широкими шагами двинулся в сторону города.

Как не спешили, но до подворья добрались уже под самые сумерки. Самому рассёдлывать коня уже не было сил, и, кинув поводья подскочившему слуге, и на негнущихся ногах заковылял в сторону дома. Эх, сейчас бы в баню... Додумать мысль не получилось — дверь резко открылась, и из-за неё стрелой выскочила Варвара и Андрей восторженно закружил её, моментально забыв про боль в ногах.

— Отпусти, голова закружиться! — с притворным возмущением Варя заколотила по нему своими маленькими кулачками, но сияющие глаза говорили об обратном. Но опустить её на землю всё же пришлось — дверь снова скрипнула и на крыльцо вышла дородная женщина, ведущая по одну руку малыша полутора-двух лет, а по другую — девочку чуть постарше. Андрей остановился и жадно посмотрел на своих детей. Настя, увидев отца, радостно вспыхнула и подалась вперёд, а вот мальчуган, наоборот, смотрел на незнакомого ему мужчину насторожённым взглядом. Да и как иначе? Уехав весной позапрошлого года, Андрей только осенью получил письмо с нарочным о рождении у него в сентябре месяце того же года сына, коего крестили и поименовали Михаилом {поскольку автор умалчивает о своих планах на дальнейших детей ГГ, то вынужден ввести нового персонажа самостоятельно}, в честь архистратига Небесного воинства (ну и в честь старшего брата, чего уж там). Увы, за прошедшие с той поры два года, отец новорожденного, провёл, как поётся в песне, на дальнем пограничье, откуда, за всё это время так и ни разу не смог вырваться в Москву. Даже в прошлом году, когда весь измаялся в опасении за судьбу семьи — даром, что ещё при отъезде обязал жену на лето уехать с дочерью из Москвы в Тверь, где у него, по случаю, был куплен большой дом. И куда, насколько он помнил из истории, татары уж точно не дошли бы.

Подойдя к детям, Андрей погладил по голове Настёну, а потом повернулся к мальчику, внимательно того рассматривая.

— Ну, здравствуй, сынок!

* * *

*

Ах, баня, баня, баня, малиновый ты жар, — напевая под нос нехитрый куплет, чисто вымытый и распаренный, Андрей прошёл на кухню, где его уже ожидал накрытый стол и большая, немногим меньше литра, кружка пенного кваса. Присел на лавку, и хлебнул из кружки. Хорошо-то как! Лишь одно портило настроение — борода, будь она неладна! Ещё в своей прошлой жизни привыкнув ходить чисто выбритым, Андрей всё никак не мог, да и не хотел, привыкнуть к обязанности носить растительность на подбородке. Самое обидное, что в необходимости её носить уже тут, он не может винить никого более, кроме самого себя. Вопреки вынесенным из будущего представлениям, на Руси образца начала шестнадцатого века брадобритие было не таким уж и редким делом — принесённый греками обычай с трудом приживался на русской земле, где с древнейших времён предпочитали именно стричь бороду. Что, кстати, отличало русичей от заросших волосьями нурманов. Но, как говорится, вода камень точит, и за столетия насаждения христианской веры, греческие священники и их, уже русские ученики, насадили-таки обычай отращивания бород. Впрочем, до полной победы "ревнителям древнего благочестия" было пока далеко — только через тридцать лет, на Стоглавом соборе, они добьются законодательного запрета бритья бород и пострижения усов. И всё равно, даже после этого, люди продолжали упорно стричь бороды, не исключая и представителей высшей знати. Достаточно вспомнить безбородые изображения Бориса Годунова или Михаила Скопина-Шуйского, и сразу становится ясно, что с этим вопросом на Руси и тогда было не всё так просто, как будут представлять историки в будущем. А сейчас, тем более. Достаточно выйти на улицы Москвы, чтобы обнаружить, что куча народа щеголяет бритыми подбородками. Разумеется, представителям высшей знати гораздо сложнее в этом вопросе. К таким персонам, как они, внимание и требования особые. Поэтому, хочешь-не хочешь, а надо блюсти определённые нормы поведения. Хотя и тут не всё так строго. Даже среди молодых князей и бояричей сейчас есть мода брить бороду, пусть и в гораздо меньшей степени, чем среди простых дворян. Так что, в иной ситуации, Андрей, практически без ущерба для репутации, вполне мог спокойно бриться ещё несколько лет, не опасаясь косых взглядов. Но тут, он сам, как говорится, попал как кур во щи. Кто бы мог подумать, что Вассиан окажется таким ярым "брадофилом", и при каждой встрече будет "выедать мозг" князю Барбашину на тему того, что борода — непременный признак мужчины, а бритое, гладкое и лишенное всяких следов растительности лицо мужчины, мол, ничем не отличается от женского. Не помогли даже отсылки к тому, что святой равноапостольный князь Владимир Креститель, как и сын его, благоверный князь Ярослав, были безбородыми, и сие запечатлено на сохранившихся до сего времени деньгах этих властителей. Как об стенку горохом! И если отец Иоанн был всё же склонен к компромиссу, особенно когда ему лично были продемонстрированы те самые, как-то случайно попавшиеся Барбашину на глаза, старинные русские червонцы, то Вассиан неистовствовал и был непоколебим. А глядя на него и митрополит Варлаам старался быть если не "святее папы римского", то хотя бы не казаться оппортунистом. Поэтому, чтобы не конфликтовать со своими церковными покровителями, пришлось Андрею уступить в этом вопросе, и носить пусть и короткую, тщательно подстригаемую, но всё же бороду.

Но, как ни странно, кое-чего он своей борьбой за собственное брадобритие достиг, хотя не там, где намеревался изначально. Каким-то образом, история про монеты с безбородыми изображениями столь почитаемых русских князей обрела известность, а сами "златники" и "сребреники" великих князей Владимира Святославича и Ярослава Владимировича в это время существовали ещё не в единичных экземплярах, столетиями хранясь в кубышках знатных, а иногда и купеческих родов, благодаря чему сторонники сбривания бород получили ещё один, нехилый такой аргумент, в свою защиту. Андрей даже не брался предсказать, к чему приведёт новый виток споров вокруг этой темы, особенно после того, как через несколько лет сам великий князь Василий III Иванович сбреет свою бороду, дабы понравиться своей новой жене.

А пока приходится мучиться с этой растительностью на лице. Особенно, когда ешь или с женой милуешься. О-хо-хо, грехи наши тяжкие, от таких мыслей совсем как старый дед прокряхтел Андрей, отправляя в рот щедро покрытый сметаной вареник с сыром. Эх, картошечки бы сейчас, жаренной! Да с лучком и солёными огурчиками. М-м-м, аж слюнки потекли от воспоминаний. Вот только не завезли ещё картофель в Европу гишпанцы, что же они так медлят? Хоть сам экспедицию снаряжай, да иди к американским берегам на поиски "земляного яблока".

Мысли плавно перетекли на эту тему. Испанцы сейчас активно завоёвывают Американский континент. Всего три года назад Эрнан Кортес высадился в Мексике, где сейчас энергично сокрушает империю ацтеков, захваченные огромные сокровища которых поразят воображение европейцев. Но уже скоро даже они померкнут перед тем количеством золота, которое заполучит другой, не менее известный в будущем конкистадор, Франсиско Писсаро, после покорения государства инков в Южной Америке. Результатом станет яростная "золотая лихорадка" — испанцы толпами устремятся через океан, в поисках новых стран наполненных золотом, вроде мифического Эльдорадо. В Европу хлынет поток золота и серебра, примерно на столетие, обеспечив взлёт Испании, но в перспективе подготовив её падение. И в этой жажде наживы, ослеплённые блеском "жёлтого дьявола", испанцы проморгают самую настоящую россыпь драгоценностей, лежащую прямо у них под носом, а именно острова Карибского моря. Часто, даже те, освоение которых уже было начато, будут покинуты колонистами, которые побросав свои поселения, массово бросятся на материк в поисках золота. И понадобится ещё почти столетие, чтобы европейцы поняли свою ошибку, развернув за эти клочки территорий самые настоящие войны. Ибо, неожиданно выяснилось, что хотя на островах и нет в больших количествах желанных драгоценных металлов, зато их прекрасный тёплый климат, хорошие почвы и изобилие влаги позволяют в колоссальных количествах производить сахар, кофе, какао и табак, просто фантастически обогащая владеющие этими островами державы. Как-то даже прочитал, что в середине восемнадцатого века Франция из ста пятидесяти миллионов ливров годового дохода, за счёт собственно внутренних налогов получала всего пятьдесят миллионов ливров, а остальные сто миллионов ливров — результат эксплуатации колоний, прежде всего "сахарных островов" в Карибском море.

Следующий вареник завис в воздухе, а затем вернулся в тарелку. Планы организовать экспедицию в Америку, в район Канады и восточного побережья пока не существующих Соединённых Штатов Америки были уже давно, для чего Андрей и "подбивал клинья" к Сорену Норби — для такого дела нужны специалисты с большим опытом, чем хождение по Балтийскому морю. И если всё выйдет, как задумано, то через несколько лет совместная русско-датская экспедиция к Ньюфаундленду и устью реки Святого Лаврентия должна будет состояться. А вот идея о том, чтобы застолбить в Америке за Русским государством места гораздо южнее ему ранее если и приходила, то мельком, без детального обдумывания. Но сейчас, глядя на стоящие перед ним на столе кушанья, он глубоко задумался. В данный момент Россия обходится почти без сахара, какао и табак ещё не знают, а кофе пьют только отдельные гурманы, вроде него. Но то, что это временно, не приходится даже сомневаться. В том числе и его усилиями, страна активно входит в мировой рынок, а значит, не стоит удивляться, если в этом варианте истории, уже к середине этого же века, эти товары хлынут на внутренний рынок страны. И то, что население примет их на ура, можно не сомневаться. И тут перед государством встанет выбор — либо закупать их у других стран, расплачиваясь золотом и серебром, либо заполучить собственные источники поступления сахара, кофе и прочих "вкусностей". Так что, если он не хочет, чтобы из страны утекали деньги в обмен на так называемые колониальные товары, то и России было бы неплохо заиметь хотя бы пару-тройку тропических островов. Выгода обещает быть просто колоссальной. Ведь недаром же, в своё время, заполучить в своё распоряжение хотя бы небольшие кусочки территории в этом регионе изо всех сил стремились не только крупные и влиятельные державы, как Испания, Франция, Нидерланды или Англия, но и государства масштабом поменьше, вроде Шотландии, Швеции и Дании. Не остались в стороне даже такие карлики, как Бранденбург и Курляндия (не говоря уже о всякой экзотике, типа графства Ханау), которые не без успеха создавали свои колониальные мини-империи. Делала робкие попытки проникнуть туда и Россия. Так, ещё в середине семнадцатого века царь Алексей Михайлович предлагал герцогу Якобу Кеттлеру строить в Курляндии русские корабли, чтобы "обще с герцогскими кораблями ходить в Индию (Южную Америку) для промыслов". Однако в связи с военными и дипломатическими неудачами России в борьбе за Прибалтику эти планы вскоре были забыты. Вспомнили о них только вначале восемнадцатого века, когда русские вернули себе побережье Балтийского моря, но к этому времени регион Карибского моря был уже плотно освоен европейскими державами, втиснуться меж которыми было практически невозможно. Разве что, в начале девятнадцатого века, когда в американских колониях стали происходить одна за другой направленные против европейских метрополий революции, в Российской империи стали возрождаться планы установления русского владычества над теми или иными частями Нового Света. Вплоть до того, что совершенно серьёзно обсуждалась возможность захвата Калифорнии и Гаити. Но российское правительство, словно опасаясь активности своих купцов лишь немногим меньше чем вторжения иноземного неприятеля, не только не поддержало эти проекты, но и всячески вставляло палки в колёса деятельности Российско-Американской компании. В результате последний шанс закрепиться на Американском континенте был потерян, и России пришлось не только отказаться от новых захватов, но и продать уже находившиеся под её властью американские территории.