Коррекция

— Они предлагают взять себе одну из африканских стран? — спросил министр иностранных дел.

— Правильно поняли, Алексей Павлович, — кивнул Самохин. — Без этого можно обойтись, но если возьмёмся, можем в изобилии обеспечить всех овощами. Кроме того, поможем остаткам населения занятой страны наладить нормальную жизнь, да и нам не помешают продовольственные резервы. К этому времени уже можно использовать флот, а не только "Ковчеги". К задачам нового комитета я отнёс бы и отправку нескольких экспедиций в Штаты. Там тоже нужно осмотреться, а заодно выяснить, нуждаются ли в помощи кубинцы. Задача ясна? Персонально ответственность за создание нового комитета возложим на Василия Петровича. Кадров у него в КГБ достаточно, но можно привлечь и армейцев. Только учтите, что создание комитета на вас, а его руководство будет подчинено лично мне. Вопросов ко мне по этому делу нет? Тогда пойдём дальше. Как у нас дела с японцами, Игорь Юрьевич?

— Хорошо с ними обстоят дела, Алексей Николаевич, — ответил председатель Комитета по иммиграции Ханин. — Все бы так работали, мы бы горя не знали. Повезло в том, что у них оказались разрушены верхние ярусы, где было очень мало людей, поэтому потери составили около восьмидесяти тысяч человек. Хотя докапывались до них долго. Спасённых перевезли в Хабаровск и в Спасск-Дальний, перед этим оттуда пришлось убирать наших каторжников. На островах осталось всего двадцать тысяч японцев, которые готовят к отправке продовольствие и другие грузы, а мы доставляем в занятые ими города. Во Владивостоке и Хабаровске налажено производство БВК, а во всех трёх городах уже действуют птицефабрики и теплицы. Немного продовольствия мы им подбросили. Это в основном мороженая рыба. Скота дали совсем чуть, пусть разводят на будущее. Фактически им теперь не нужна наша помощь.

— Ну и прекрасно, — сказал Алексей. — Сделали доброе дело и при этом почти не потратились. Всегда бы так. Теперь поговорим о наших иммигрантах. Какие сводки за последние дни?

— По обоим пунктам приёма не больше тысячи человек в сутки, — ответил Ханин. — Отсеиваем примерно треть.

— Отправляйте-ка вы, Игорь Юрьевич, половину ваших сотрудников в отпуск, — сказал Алексей. — Нагрузка на пункты сейчас небольшая, а людям нужно отдохнуть от такой работы. Потом они вернутся, и отдохнут остальные. Я уже говорил Александру Ивановичу, говорю и вам. Приём беженцев нужно заканчивать. Возможности пока есть, но не стоит сильно разбавлять наш народ. Если будет возможность помочь кому-то ещё, не принимая к себе, мы это сделаем. А теперь рассмотрим заявки министерств на производство новых видов техники.

— Спасибо за оборудование, — поблагодарила Лида. — Мы используем его только для изучения языка. Обучение ускоряется раза в три. Когда дадите больше, попробуем и для других предметов.

— А как твоя реформа? — спросил Алексей. — Иммигранты не писают кипятком от счастья?

— Не знаю, я их об этом не спрашивала, — улыбнулась жена. — И ещё рано судить о результатах. В школах начнём учить по-новому с начала учебного года. Лёш, в сегодняшнем выпуске новостей была информация по Африке. Говорили, что там уцелело намного больше растительности и животных, даже крупных. Вы решили рассекретить часть информации комитета?

— Нет смысла такое засекречивать, — ответил Алексей, — а людям позитивная информация пойдёт на пользу. Боюсь только, что крупные животные не дотянут до тепла, всех съедят люди. Жителей осталось мало, но когда в Чёрной Африке были запасы продовольствия? Его там вечно не хватало.

— А может, занять одну небольшую страну и подкормить тех, кто остался? Глядишь, и животных спасём. Жалко!

— Я не понял, кого тебе жалко, животных или африканцев? — засмеялся муж. — Открою государственную тайну. Есть планы занять то, что раньше было республикой Замбия. Населения до взрыва было восемнадцать миллионов, а сейчас, насколько могли оценить со спутников, всего тысяч восемьсот.

— А почему так мало? — удивилась Лида. — Там же не было сильных холодов.

— После катастрофы власти быстро утратили контроль за ситуацией, а города, в которых жили шестьдесят процентов замбийцев, при отсутствии подвоза продовольствия и параличе коммунальных служб стали непригодными для проживания. Люди из них побежали в деревни, а у крестьян не было ни возможности, ни желания их кормить. К тому же население Замбии очень неоднородное в этническом отношении. Одним словом, крови пролилось много, да и соседи не остались в стороне. А среди них две трети были больны СПИДом. Лекарство от этой дряни стоят дорого, откуда у замбийцев такие деньги? Так что вымирали они быстро.

— И всё это вы узнали только сейчас с помощью спутников? — с сомнением спросила Лида. — Колись, сколько жителей этой несчастной страны вы к нам притащили?

— Комитет доставил несколько человек, — ответил Алексей. — Центральной власти по-прежнему не существует, так что договариваться не с кем, просто узнали, что у них творилось. Хотели забрать Замбию через пять лет для нужд сельского хозяйства, а теперь думаем с этим не тянуть, потому что через пять лет там почти никого не останется. Язык у них английский, так что договоримся без проблем. Всех вылечим и накормим и сохраним таким образом флору и фауну. Их соседей придётся малость припугнуть, а то они любят есть не меньше замбийцев, а какие там сейчас границы!

— Только в Замбию летали или ещё куда? — спросила Лида.

— Была экспедиция в Индию. Летали в штат Уттар-Прадеш, к Гималаям. Там сохранилось достаточно тел для работы наших биологов.

— Что замолчал? Что-нибудь узнали?

— Узнать-то узнали, но ничего не поняли. Китайцы и индийцы погибли из-за одной и той же болезни. Генный анализ бактерий показал их идентичность. Похоже, что кто-то пытался поставить запрет на три основные гаплогруппы китайцев, но не преуспел. Но тогда совершенно непонятно, почему пошли на такой самоубийственный шаг. Если хотели очистить Индию и избавиться от своих лишних ртов, зачем эта затея с обменом атомными ударами? Ведь наверняка была вакцина, и были выделенные для выживания люди, которые погибли, попав под ядерный удар. Китайцы очень умны и обычно тщательно продумывают свои действия, стараясь учесть все последствия, а в этой их войне я не вижу ничего, кроме глупости. И это настораживает. Конечно, они оказались в отчаянном положении, но это не повод для коллективного самоубийства.

— А наш покровитель не мог подправить эти микробы? — предположила Лида. — Я думаю, что его главная цель не в том, чтобы сохранить как можно больше людей, а в том, чтобы дать человечеству пинок для развития. А для этого его нужно объединить и не потерять при этом духовность. То человечество, которое было до взрыва, не смогло бы объединиться.

— Не хочется мне все странности приписывать действиям высших сил, — возразил Алексей. — Так можно вообще всё объяснить божьей волей. Видно же, что он сам по какой-то причине ни во что не вмешивается, а действует только через людей.

— Конечно, — согласилась Лида. — В этом случае он всё сделал руками китайских генетиков. В нашей реальности нормальных китайцев вообще не осталось. Не считать же нормальными тех мутантов, которые жрали каторжан. А об индийцах мы ничего не знали. Но если они сохранились, то совсем мало. Уж слишком много их было, к тому же треть — это мусульмане. Без кровавой междоусобицы не обошлось бы, а если правительству при этом не удалось сохранить контроль, то вообще тушите свет! Так что эти микробы немногое поменяли, разве что нам не пришлось отваживать от своих границ миллионов сто китайских беженцев. С точки зрения любого человека, это мерзость, но он-то не человек! Не убедила? Ладно, рассказывай, куда ещё наведывались.

— Пока больше никуда. Автоматы посылаем, а люди полетят только в Штаты. Ну и завернут на Кубу. Мы обмениваемся сообщениями, но будет нелишним посмотреть самим.

— А что сейчас делать в Америке? — спросила Лида. — Там же всё засыпано пеплом, а сверху ещё снег.

— Не всё там засыпано пеплом, — возразил Алексей. — На юге Техаса его почти не было. Там и сделаем базу, не сейчас, а года через три. Но меня больше интересуют некоторые города. Трясло их сильно и не один раз, но многое должно было уцелеть. Пепел мог разрушить только крыши и верхние этажи, а подземные могут сохраниться в неприкосновенности.

— Хотите пограбить?

— Грабят, когда у кого-то отнимают насильно. Мы приняли одиннадцать миллионов американцев, у большинства из которых с собой вообще ничего не было. Считай, что это их наследство.

— Тебя интересует золото?

— Зачем нам сейчас золото? — удивился Алексей. — Его тоже как-нибудь заберём, и не столько вам на украшения, сколько для технических нужд. Но это не горит, пусть пока лежит там. Меня интересует другое, например, завод микроэлектроники в городе Чандлер штата Аризона. Информацию мы у них скачали, но сами долго провозимся. А если позаимствуем хотя бы часть оборудования, уменьшим время на производство новых процессоров в разы. А они у американцев лучше наших. Ну и ещё кое-что в этом же духе.

— Через месяц уже вторая годовщина извержения, — грустно сказала Лида. — Небо сероватое, но солнце светит вовсю, а я не вижу у людей радости. И вряд ли дело только в затянувшейся зиме. И наши такие же, хотя не потеряли близких. На всём теперешнем поколении словно лежит печать Йеллоустона. Может быть, их дети это в себе изживут.

— Излишне драматизируешь, — не согласился муж. — Вернётся тепло, и мы снимем все ограничения. Понемногу люди оттают. Хотя нам ещё лет тридцать чистить мир и возрождать его к жизни, так что, может, ты кое в чём и права.

— Лёш, а беженцев точно больше не будет? Эта бойня, которую устроили немцы... Мы не имеем к ней отношения?

— Косвенно мы в ней виноваты, потому что прекратили приём беженцев и всем об этом заявили. Многие поверили и решили умирать дома, а тем, кто не поверил и наплевал на предупреждения, помогли умереть немцы.

— Восточные или западные?

— Там были солдаты западных, хотя вряд ли сами немцы сейчас придают значения идейным разногласиям. Их объединила общая беда. А стреляли потому, что беженцы пошли в их города. Фактически они выполнили за нас всю грязную работу. Мы не можем строить стену на границе или её минировать. И что остаётся? Стрелять? Вот дали тебе автомат и приказали стрелять в толпу людей, вся вина которых в том, что они хотят жизни для себя и своих детей. Стала бы ты это делать? А тебе сто тридцать лет, даже больше. А у нас в армии мальчишки. Мы ведь перекрыли границу с Финляндией, не используя солдат. Точнее, перекрываем сейчас. Граница тянется на тысячу триста километров, но тысячу можно не учитывать. На север никто не попрётся, особенно сейчас.

— Если не солдаты, то что?

— На расстоянии ста метров одна от другой устанавливаем стационарные лазерные установки. Наводятся и стреляют на движение взрослого человека. Ребёнок пройдёт, если будет идти один. Всех постоянно предупреждаем по радио и передали письменно в Хельсинки. Они пока соблюдают договор и к нам не идут, вот только надолго ли их хватит?

— Три тысячи установок! Когда закончите?

— Через два месяца.

— Что-то мне расхотелось с тобой разговаривать, — встала с дивана Лида. — Когда-нибудь люди обо всём узнают. Понять они смогут, простят ли?

— Мораль и действия правителя и обычного человека сильно отличаются! — сказал муж и тоже поднялся с дивана. — Разница в мере ответственности и цене ошибки. Они несоизмеримо разные, поэтому и руководствуемся мы совершенно разными мотивами. Мне не всё равно, что обо мне скажут или подумают люди и какая останется память. Но я просто не вижу, как можно спасти народ, который я считаю своим, не пожертвовав при этом чужими. И я не рвался на эту работу.

Он ушёл к себе в кабинет, включил лампу на столе и сел в кресло. На душе было гадостно и тоскливо. Жена сейчас выплакалась бы, у него это не получалось. Алексея давил гнёт ответственности, и сознание того, что он спас сотни миллионов жизней, не снимало вины за то, что приходилось делать. Рассудком он понимал, что прав, что ничем не обязан тем людям, которые проклинали его, падая от немецких пуль под Мюнхеном в красный от крови снег, но душу жёг стыд. И он ненавидел того, кто дал ему долгую жизнь и заставил нести этот крест. Нельзя столько взваливать на одни плечи! До сих пор жена поддерживала во всём, сегодня он впервые почувствовал её отчуждение. Она всё понимала, но это было рассудочное понимание, сердце такого не принимало. И от этого было ещё больней. Он знал многих, которые не хуже выполнили бы его работу, не испытывая при этом больших терзаний. Тогда почему он? Ладно, последуем совету древних и не станем терзаться там, где от этого нет никакого толку... По крайней мере, попробуем. Он мысленно дал себе ещё пятнадцать лет. Надо их как-то вынести, а если его не освободят и после этого, он освободится сам.

— Третья воронка, — сказал Пётр, — и полно бронетехники. Чья это, арабов или Израиля?

— Арабская, — ответил Олег. — Притормози разведчика.

Летевший в двухстах метрах над землёй "Невидимка" резко сбросил скорость. На большом панорамном экране проплывала покрытая снегом земля, на которой виднелись воронки и сгоревшие танки и бронемашины. Повсюду лежали припорошенные снегом тела.

— Неплохо поработала авиация Израиля, — сказал Пётр. — Уже двадцать километров одно и то же. Смотри, обломки самолёта. Это точно израильский. Ещё один, а здесь сразу два.

— Это их сняли электромагнитной пушкой. Небольшой шарик на трёх километрах в секунду прошьёт самолёт насквозь, а когда их тысяча, хрен увернёшься. Мама моя!

"Невидимка" перелетел гряду холмов, и их глазам открылась долина, забитая боевой техникой.

— Не меньше тысячи единиц, — оценил на глаз Пётр. — А это уже израильские танки. У них намного длиннее стволы. Сколько же здесь всего! Странно, многие машины не имеют заметных повреждений. У них же была защита от химии?

— Этот тип танка герметизирован, — ответил Олег. — Газы ему по фиг. Здесь было что-то другое. Слушай, а у арабов были нейтронные заряды? Уровень радиации опять скакнул.

— Думаешь, взорвали над ними? Может быть, надо потом проанализировать характер излучения. А фон всё время скачет. Израильтяне взорвали три десятка бомб в Сирии и Египте, да и арабы постарались. Вряд ли Израиль бомбил себя ядерными зарядами. Сбрось скорость, сейчас будет столица. Вот она. С виду целая.

— Толку-то. Тел на улице мало, но они есть. Раз не убрали, значит, это некому делать. Наверное, когда закончилось пища, остались в домах. Морем из-за припая не уплывёшь, и авиация вся погибла, да и куда им лететь или плыть?

— Если не считать Ирана, весь регион вымер, — подвёл итог Пётр. — Давай покружим над городом, может, остались живые.

Два "Ковчега" поднялись с аэродрома Гаваны и, набирая скорость, полетели в сторону Техаса. Один из них должен был забрать тела погибших американцев для захоронения у подножья монумента памяти. Девяностометровая, облицованная гранитом игла монумента была уже готова, а до второй годовщины извержения оставалось пять дней. У экипажа второго экранолёта, на котором летел Джед Уолш, было другое задание. Надо было посетить завод, производивший микропроцессоры, и оценить степень сохранности его оборудования. От Гаваны до нужного им Чандлера было четыре часа полёта, и Виктор Сивцов, которого дали в напарники, уже спал. Посмотрев на русского инженера, Джед решил последовать его примеру. Их обоих разбудил один из десантников.